Ей уснастил путь двадцатый век, одержимый прекрасными мечтами и чудовищными приступами ненависти...
Родилась - на перекрестке Реальности и... Искусства (скажем так для краткости, хотя прятались там и Гармония, и Мечта, и Традиция).
Реальность предъявлена в судьбе отца, Михаила Плисецкого, крупного советского хозяйственника. Искусство прирождается со стороны матери, Рахили Мессерер, актрисы немого кино.
У эпохи, однако, свое кино: отца назначают генконсулом, начальником угольных рудников в Арктической сфере. И детство Майи проходит на острове Шпицберген, откуда ее ощущение мировых просторов. Но затем власть ставит отца к стенке, перед тем протащив через ГУЛАГ. И упекает за решетку мать - двенадцатилетняя девочка становится дочерью "врага народа" и сиротой.
Искусство спасло: Суламифь Мессерер, сестра репрессированной Рахили, взяла племянницу на воспитание и... дальше начинаются чудеса непредсказуемой эпохи: солистка балета, она устроила ее студенткой в Московское хореографические училище. В разгар войны вместо смертельных колдобин лагерной зоны - сценический паркет! После чего вступает в дело уже природная (наследственная) одаренность: выпускница училища принята солисткой в Большой театр и стремительно становится там ведущей балериной...
Звание Заслуженной артистки РСФСР получено в 1951 году, то есть в разгар сталинской диктатуры. Звание Народной артистки республики - в 1956м, то есть в разгар хрущевских антисталинских разоблачений. Еще через три года - Народная артистка СССР. Эпоха безумствует, а талант ведет вверх и вперед!
Вверх и вперед - значит к планетарной славе. Но не только персональной. По мере того как великую танцовщицу узнавали и признавали в мире, слава ее в сознании зрителей проецировалась на советскую культуру, на советскую державу. И это хорошо понимали функционеры таких разных эпох, осыпавшие ее званиями и наградами...
У меня даже был соблазн поднять из архивов их имена, чтобы воздать должное... но понял, что это бессмысленно: кто теперь помнит тех, кто эти указы подписывал!
Вот такая слава и остается в памяти людей. Она перелетает границы, когда-то запертые на замок. "Термы Каракалло" - Рим. "Театро лирико-националь" - Мадрид. "Гибель Розы" - Марсель, "Балет ХХ века" - Брюссель, "Федра" - Нанси, "Одеон" - Париж, "Эль Ренидеро" - Буэнос-Айрес...
Может показаться, что эта тяга за рубеж - от обиды на Россию за давнее сиротство.
Но нет! Не это вело великую танцовщицу по зарубежным сценам, а врожденное, наследственное ощущение мирового масштаба культуры. Знаменитую балерину охотно снимали в кино: стоило ей, ведя на поводу пару дорогущих псов, пройтись по "фону", - экран озарялся ощущением изящества, благородства, достоинства.
Мы, зрители, видели это из глубины зрительного зала. Те, кто знал ее близко, собрали воспоминания.
Дени Ганьо, премьер Марсельского балета Ролана Пети (1974-1985)
- Мой трепет отступал перед ее спокойствием: ее беззаботная легкость передавалась партнеру. Случалось, она забывала хореографический текст
и начинала импровизировать. Мне оставалось только следовать за ней, и это было так увлекательно! Она все понимала и все чувствовала без слов...
Сергей Радченко, солист Большого театра (1964-1987)
- Очень умная женщина и очень остроумная - не дай бог ей попасться на язык.
У нас с начала репетиции хохот стоял: она как начнет рассказывать истории из балетной жизни, насытит нас ими, а потом говорит: "Ну, пойдем работать!" А уж четверть репетиции пролетело. Но нам оставшегося времени хватало с лихвой. Это одна из ее гениальностей - умение работать с людьми.
Виктор Барыкин, премьер Большого театра (1974-1991)
- Она обожала на сцене что-то выкинуть, даже схулиганить, поставить в тупик. Надо было очень быстро реагировать...
Так ведет себя только счастливый человек. Только одаренный человек, чувствующий, для чего он одарен небом.
Один звонок Майи Плисецкой
Фотохудожник Валерий Арутюнов, много лет работавший в "Родине", вспоминает незабываемую съемку на репетиции
Майя Михайловна встретила на проходной, провела в класс, представила Мессереру (Асаф Михайлович Мессерер, выдающийся балетный педагог. - Прим. ред.) и растворилась в брызгах пота, слетавших с вращающихся танцовщиков. Мелькали перевязанные бинтами руки и ноги. Потерять из виду Плисецкую было невозможно: единственная женщина в чисто мужском классе.
Майя Михайловна подошла и сказала:
- Вы неправильно меня снимаете!
- Как вы это определили? - самолюбие мое было уязвлено.
- Я слышу щелчки вашего фотоаппарата, они не попадают, не фиксируют позиций танца.
- А я и не снимаю танец.
- Так зачем же вы пришли?
- Хотелось ближе вас рассмотреть.
- Конкретнее: что вы хотите увидеть?
- Ну, радость, печаль, усталость, задумчивость... - пробормотал я.
- Пожалуйста!
Она облокотилась на станок, расслабилась, приняла очень естественную позу. Я сделал несколько снимков.
- Все? Вы довольны? - спросила она.
Меня это не устраивало, и я вежливо попросил разрешения продолжить съемку занятий.
Теперь обижаться наступила ее очередь.
В останкинской студии звучал Равель, "Болеро".
На красном круглом столе Плисецкая отдавалась равелевскому ритму та-та-та-та, та-та-та-та-та-та-та-та-та. И вдруг откуда-то вмешался совсем не в такт - дум-дум-дум, дум-дум-дум, - грохот, и звукорежиссер остановил съемку: мешал посторонний шум. Все забегали, засуетились. Найти источник не могли. Наконец нашли: с внешней стороны студии рабочий отбойным молотком долбил бетонную стену. На все уговоры отвечал: "У вас своя работа, у меня своя".
Побежали искать прораба - не нашли; начальство выше - тоже (попробуй в останкинских коридорах найти кого-нибудь). Время шло. Люди бегали. Майя Михайловна нервничала. Балерине остывать нельзя. А тот все долбил и долбил.
Выключить его так и не смогли. Терпение у великой балерины лопнуло, и, хлопнув дверью, она куда-то удалилась.
Вскоре шум прекратился.
Вошла не успевшая остыть прима.
Режиссер закричал: "Мотор!".
...Если бы мне пришлось еще раз встретиться с Плисецкой, я обязательно спросил бы: правда ли, что она позвонила тогда председателю Совета министров СССР Алексею Николаевичу Косыгину и спросила у него: "Неужели в этой стране нет человека, способного выключить этого дятла?" Но я так и не узнал, кому звонила Майя Михайловна.
В публикации использованы фотографии из альбома Валерия Арутюнова "А был ли это сон..." Москва, 2015 г.