22.10.2015 00:05
    Поделиться

    Дмитрий Шеваров: Симонов был бы с теми, кто в окопах, а не в тылу

    1979 год. Уральская деревня Подгорная. Жара. Мы, студенты-первокурсники журфака, идем с лукового поля на обед. Сухой ветер несет пыль, а вместе с ней - потрепанную газету. Я жадно хватаю ее, ведь уже несколько дней мы живем в полной изоляции: ни телевизора, ни радио. Даже писем из дома еще нет. В газете - черная рамка. Так с опозданием на неделю я узнал, что умер Симонов.

    Прошло 36 лет, и вновь сухой ветер в лицо. Я на шоссе под Могилевом, на пути к Буйничскому полю, где по завещанию Константина Михайловича развеян его прах.

    Позвали меня в эту дорогу Симоновы. И в первых же строчках этого очерка я кланяюсь им: старшему сыну писателя Алексею Кирилловичу Симонову и его жене Гале. Дочери Екатерине Кирилловне Симоновой-Гудзенко. Внучке Ларисе Симоновой.

    Сворачиваем с шоссе на поле, проходим несколько шагов по стерне и садимся на каком-то бугорке. Здесь были позиции бойцов полковника Кутепова.

    В "Живых и мертвых" это место описано так: "Передний край батальона огибал молодую дубовую рощицу; дальше расстилалось ржаное поле, а за ним начинался густой сосновый лес - там сидели немцы. Впереди окопов, на ржаном поле, виднелись окопчики боевого охранения, к ним тянулись ходы сообщения..."

    В Могилеве никто не знал о нашем приезде. И это - по-симоновски. Он сам, когда приезжал сюда, старался никого не беспокоить. После войны Константин Михайлович не меньше пяти раз приезжал на поле - то с детьми, то один. Бродил по окрестностям или сидел, как мы, у дороги.

    Алексей Симонов:

    - Когда в 1979 году мы приехали сюда с урной, прекратился дождь, который лил весь день. И вот над той лесной полосой небо было алым. И ветер. Тут всегда ветер, в любое время года. А топография места не изменилась с войны: вот шоссе, вот поле, там железная дорога...

    Екатерина Кирилловна и Лариса - с астрами, купленными утром на рынке у могилевских старушек, - уходят от нас по полю. Они идут как сеятели и бросают астры. Ветер не дает цветам упасть сразу, а немного относит их в сторону, бережно укладывает на землю.

    Буйничское поле и сегодня, как в 1941-м - хлебное. Спасибо белорусам: не застроили поле коттеджами (а ведь деревня Буйничи почти в черте города).

    На другом краю поля продолжается уборка. Я пытаюсь представить, как оттуда, где сейчас мирно снуют два трактора, ползли танки Гудериана.

    "Я не знаю ваших личностей..."

    45-й немецкий механизированный корпус группы армий "Центр" вышел к деревне Буйничи 6 июля. На рубеже Бобруйского и Быховского шоссе фашистов остановили 388-й стрелковый полк полковника Семена Федоровича Кутепова, 340й артиллерийский полк полковника Ивана Сергеевича Мазалова, 174-й отдельный истребительный противотанковый дивизион и несколько батальонов народного ополчения.

    У наших было дня три-четыре, чтобы подготовиться к обороне. Зарывались в землю грамотно, по всем правилам фортификации, понимая, какой удар им придется выдержать: мимо по шоссе днем и ночью тянулись в тыл сотни, тысячи окруженцев.

    Внештатный военный корреспондент газеты "Известия" 25-летний Константин Симонов и 33-летний фотокорреспондент Павел Трошкин прибыли в расположение кутеповского полка во втором часу ночи 13 июля. Их чуть было не приняли за диверсантов: задержали и под конвоем повели в штаб.

    Вот как этот момент вспоминал Симонов: "Из окопа поднялся очень высокий человек и спросил, кто мы такие...

    - Какие корреспонденты? - закричал он. - Какие корреспонденты могут быть здесь в два часа ночи?.. Вот я вас сейчас положу на землю, и будете лежать до рассвета. Я не знаю ваших личностей..."

    Кутепову было не до корреспондентов. Накануне его бойцы при поддержке артиллеристов, но почти без всякого прикрытия с воздуха сдержали мощный натиск рвавшихся к Могилеву немцев. Бились четырнадцать часов, понеся тяжелые потери, но подбили 39 гитлеровских танков и бронемашин. Сейчас находятся "эксперты", которые называют эту цифру завышенной. Говорят: на снимках Трошкина подбитой бронетехники меньше. Как будто танки могли собраться в одном месте, чтобы попозировать для газеты.

    13 июля отборные части вермахта вновь двинулись в атаку. 388-й полк стоял насмерть, но возникла угроза окружения. Кутепов приказал корреспондентам уходить в тыл.

    Симонов и Трошкин пробыли в полку Кутепова неполные сутки. По меркам долгой войны - мгновенье. Но именно это мгновенье определило всю дальнейшую жизнь Симонова. "Я не был солдатом, был всего-навсего корреспондентом, но у меня есть кусок земли, который мне век не забыть - поле под Могилевом..."

    Алексей Симонов:

    - Кутепов прогнал их отсюда, потому что знал: еще несколько часов -и кольцо замкнется. Отец с Трошкиным в последнюю минуту выскочили из котла.

    Город "Д."

    11 июля начальник германского генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер фиксирует в дневнике: "Командование противника действует энергично и умело. Противник сражается ожесточенно и фанатически..."

    Кутепов воевал не "фанатически", а умно и расчетливо. При этом он умел беречь не только каждый снаряд, но и каждого бойца.

    С Екатериной Кирилловной и Ларисой мы идем по аллее защитников города Могилева.

    Молодые дубы шелестят на осеннем ветру мужским, грубоватым шелестом. Под каждым дубком - стальная табличка с названием подразделения. Читаю их одну за другой и понимаю: на рубежах обороны была не только армия, но и весь город. Каждый, кто мог держать в руках оружие. И даже те, кому оружия не хватило.

    "20-й механизированный корпус (без матчасти), генерал-майор Н.Д. Веденеев",

    "61-й стрелковый корпус, генерал-майор Ф.А. Бакунин",

    "172-я стрелковая дивизия, генерал-майор М.Т. Романов",

    "26-я танковая дивизия, генерал-майор В.Т. Обухов",

    "Могилевский 1-й коммунистический истребительный батальон",

    "Батальон народного ополчения фабрики искусственного волокна, А.В. Щербаков",

    "355-й легкоартиллерийский полк, майор Ф.С. Кочерук",

    "Батальон народного ополчения кожевенного з-да",

    "Батальон милиции, капитан К.Г. Владимиров",

    "Батальон народного ополчения Могилевского ж/д узла, Н.Т. Горбачев",

    "388-й стрелковый полк, полковник С.Ф. Кутепов"

    Вернувшись домой, я набрал в поисковой строке Яндекса: Буйничи. Выскочил сайт туристической фирмы с описанием места и отзывами. Последний отзыв помечен 18 сентября этого года: "Большая парковка через дорогу, к мемориалу идти по подземному переходу. Смотреть здесь особо не на что..."

    Воскрешение Кутепова

    В "Живых и мертвых" Симонов задним числом приказывает себе остаться в окопах под Могилевом. Фронтовой корреспондент Иван Синцов (симоновский романный alter ego) становится адъютантом Серпилина, а вскоре и комбатом.

    А в жизни было так. Симонову с Трошкиным удалось добраться до Москвы. 20 июля в "Известиях" на третьей странице с пометкой "Действующая армия" вышел очерк "Горячий день" с фотографией подбитых на Буйничском поле немецких танков. По соображениям секретности Могилев был обозначен в публикации как "город Д.".

    Где и при каких обстоятельствах погиб Семен Федорович Кутепов - об этом до сих пор неизвестно. Много лет Симонов искал в военных архивах хоть какие-то сведения о погибшей дивизии. В "Журнале боевых действий войск Западного фронта" он нашел последнее о ней упоминание (запись от 26 июля 1941 года): "172-я стрелковая дивизия предположительно ведет бой в Могилеве".

    Капитан Гаврюшин, которого Симонов встретил после войны, рассказал "как полковника Кутепова, раненного в обе ноги, вытащили из окружения из самого Могилева, но потом, уже где-то в лесу там же, под Могилевом, он умер от потери крови..."

    Симонов сохранил эту деталь в романе: Серпилин тоже ранен в обе ноги, его так же тащат на шинели солдаты. Но вопреки тому, что было на самом деле, в книге командира спасают, и в 1944 году Серпилин освобождает Могилев!

    Симонов воскрешает Кутепова как Лев Толстой в "Детстве" воскрешает свою рано умершую мать. Он так и не смирился с его гибелью. Ведь если бы полковнику удалось прорваться из окружения, то он бы стал комдивом, а там и фронтом бы командовал, и скольких ребят бы сберег...

    Из письма Гавриила Ивановича Сухова - К.М. Симонову: "Кутепов собрал оставшийся состав полка (это было примерно 25-26 июля) и сказал: "Братцы, нам предстоит тяжелый путь сегодня ночью. Мы должны подойти к линии обороны противника, обрушиться на его позиции и прорваться к своим". Пройти к своим не удалось. Противник обнаружил нас, и из ночи был сделан белый день. Вот в этом бою, как я полагаю, и погибли наш командир полка Кутепов и начальник штаба Плотников..."

    Алексей Симонов:

    -Почему отец завещал развеять на этом поле свой прах? Здесь он впервые увидел часть, которая не бежала, не паниковала, а воевала. Причем воевала согласно уставу. Кутепов задержал немцев почти на две недели. В условиях июля 1941 года это было чудом. Поэтому Могилев давным-давно достоин звания города-героя. Здесь погибло огромное число людей. У многих из них, как и у Кутепова, даже могилы нет. Вот к ним отец и вернулся.

    Фотокорреспондент Павел Артемьевич Трошкин прошел Халхин-Гол, финскую, был в Сталинграде и на Курской дуге, в десятках опаснейших командировок, а погиб на только освобожденной территории. В сентябре 1944-го на корреспондентскую машину напали бандеровцы. Павел отстреливался до последнего патрона, лежа рядом с автомобилем на шоссе.

    Живая правда мертвых

    Не очень трудно ассоциировать себя с победителями, дошедшими до Берлина. А ты попробуй поставить себя на место того, кто в 1941-ом не вышел из окружения, чье личное дело навсегда оказалось помечено бесславной меткой "пропал без вести". У этих ребят ведь тоже было свое мнение о мудром руководстве, о Сталине, о том, в каком состоянии армия встретила войну.

    В 1965 году Симонов сказал: "Нельзя писать о падении Берлина, забыв о Минском шоссе 41-го года". Но и полвека спустя мы еще, кажется, не готовы признать, что у мертвых есть своя правда о войне, а долг памяти в том и состоит, чтобы поставить их правду над своей.

    Спрашиваю Екатерину Кирилловну: "Отец был взрывной?"

    - Он был очень сдержанный. Редко выходил из себя. Но если это случалось, у него белели костяшки пальцев и билась жилка на виске...

    Есть такое дежурное вопрошание по поводу юбилея давно ушедшего знаменитого человека: а что сказал бы он по поводу происходящего сегодня? Гадать бессмысленно. Симонов был сложным человеком, и часто поступал далеко не так, как от него ожидали. Но в одном я убежден: Симонов был бы с теми, кто в окопах, а не в тылу.

    Уходя с Буйничского поля, подбираю три колоска, потерянных комбайном, и прячу их от ветра на груди.

    После отчаянных неравных боев и попыток вырваться из окружения, в кутеповском полку едва ли оставалось больше бойцов, чем ржаных зерен в этих трех колосках.

    Из стихов

    Преуменьшающий беду,

    Чью тяжесть сам он понимает,

    По чуть схватившемуся льду -

    Бегущего напоминает.

    Скользит, подыскивая слово,

    Чтоб не сказать - ни "нет", ни "да",

    А там, внизу, течет сурово

    Истории

    тяжелая

    вода...

    1972 г.

    Не тут - так там

    Всё было: страшно и нестрашно,

    Казалось, что не там, так тут...

    Неужто под конец так важно:

    Где три аршина вам дадут?

    На том ли, знаменитом, тесном,

    Где клином тот и этот свет,

    Где требуются, как известно,

    Звонки и письма в Моссовет?

    Всем, кто любил вас, так некстати

    Тот бой, за смертью по пятам!

    На слезы - время им оставьте,

    Скажите им: не тут - так там...

    1974 г.

    ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ

    Из письма К.М. Симонова Генеральному Секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу

    Многоуважаемый Леонид Ильич!

    Прошу помочь мне, потому что я как писатель поставлен в тяжелое положение. В течение двух лет я готовил к 25-летию начала войны книгу "Сто суток войны" - мои дневники военного времени вместе с моими комментариями, написанными сейчас. Эта работа должна выйти книгой в издательстве "Советская Россия" и войти в последний том издающегося сейчас собрания моих сочинений. Перед этим я передал ее для публикации в журнал "Новый мир". ...Когда тираж журнала с моею вещью был уже почти весь отпечатан в типографии, цензура запретила ее печатать.

    ...Помимо принципиального несогласия с цензурой, я не могу примириться с тем, что некоторые люди, впервые в моей жизни, пытаются сделать из меня "запрещенного" писателя. И не понимаю: кому и для чего это нужно?

    Глубоко уважающий Вас

    Симонов

    29 октября 1966 г.

    От редакции:

    В ноябрьском номере журнала "Родина" будут впервые опубликованы письма Константина Симонова 1960-1970-х годов в Политбюро и ЦК КПСС

    Поделиться