Поделиться
Теперь время действия - середина ХХ века, где-то после войны. И это скорее Франция, чем Испания. Драгуны с опереточными обтянутыми ляжками стали современными легионерами, работницы табачной фабрики надели мини, контрабандисты перевозят оружие в автофургонах, по сцене курсирует трамвай, а ребятишки играют в корриду, гоняя рогатые тележки. Нравы стали проще, гордость граничит с заносчивостью, все на грани нервного срыва. Сценография Владимира Арефьева лаконична: знойный фон и аксессуары еще не остывшей и всегда готовой снова взорваться войны - и в обществе, и в сердцах.
Эта версия счищает нагар штампов и с музыкальной трактовки. На репетициях идеей, вероятно, шокировавшей артистов, было: "Кармен" - первый в истории мюзикл. Ее не нужно петь - ее нужно напевать. В идеале - так, как умеют Пиаф или Азнавур: шансон. Конечно, обычный режиссерский прием: перехлест для ясности. Потом опере вернут оперное, но покажется, что с зеркала стерли пыль - и зал увидел в оперных страстях свои, близкие. Вокал перестал соревноваться с оркестром в звучности - обрел бездну нюансов. Солисты и хор вспомнили, что можно петь пианиссимо - напевать. Именно так, отбросив оперные котурны, проводят сцену гадания обе Кармен, которых я слушал, - Ксения Дудникова и Надежда Бабинцева. Взята первая редакция оперы - с диалогами (французские реплики переведены титрами). Но теперь они не разрывают музыкальную ткань - музыка вырастает из них, продолжая их интонацию, их настроение.
Если в большинстве новых постановок "Кармен" легко прочитывается сверхзадача - непременно придумать что-то, чего не бывало (перенести действие в кабаре, как в Лионе, акцентировать идею свободы, как в последней версии Большого театра), то интерпретация Александра Тителя имела целью вернуть первой демократической опере демократизм. Освободить от всего, что отделяло драму оперных страстей от внятных каждому чувств. Условная куртуазность нравов сменилась легкой вульгарностью и вполне актуальным налетом цинизма - все это героям придется преодолеть, чтобы понять самих себя. Храбрая характеристика, которой газетные анонсы уже наделили героиню будущего спектакля, - "проститутка" - отлетела уже к третьему акту. Сюжет и музыку знаешь наизусть - а смотришь словно впервые: волнует, что будет дальше.
Дирижер Михаэль Гюттлер принял эту трактовку и талантливо ее поддержал: оркестр звучит плотно, нервно, трепетно, отказ от привычного пафоса позволил ему быть более чутким, добавил мрачного саспенса в темах рока и трагизма - в кульминациях. В премьерных спектаклях еще не хватало виртуозности в ансамблях, особенно в знаменитом квинтете, но хор был прекрасен, идеально передавая то мощное, стихийное "коллективное бессознательное", что и составляет основу любой драмы страстей (хормейстер Эльвира Гайфуллина).
Как и в предыдущей премьере театра "Риголетто", два первых вечера стали состязанием приглашенных солистов и звезд екатеринбургской труппы, и снова матч закончился вничью: силы равны. Сначала Кармен пела Ксения Дудникова (Москва), Хосе - 23-летний Липарит Аветисян (Ереван), оба в этих партиях - дебютанты. Здесь торжествовали энергетика неуправляемой молодости и настоящий премьерный кураж, героиня излучала женскую власть и чувственность, а Хосе вообще стал открытием нового для нас имени и явно очень перспективного, с большим будущим тенора.
Кармен у Надежды Бабинцевой - более зрелая и умудренная опытом, для нее время девичьих страстей позади, она умна, горда, неуступчива, и кстати явившийся тореадор для нее не новый объект желаний, а аргумент в неравном бою за любовь к Хосе. Хосе разрывается между страстью и долгом - а Кармен любовь нужна только безраздельная, не иначе. Последний роковой дуэт Бабинцева и Ильгам Валиев провели на предельном накале и безусловно этот раунд выиграли. В обоих составах Эскамильо не хватает харизматичности: и у Александра Краснова и у Гарри Агаджаняна он остается фигурой чисто служебной. Зато отнюдь не проходной, как часто бывает, а полноценной героиней оперного шедевра оказалась Микаэла у Ольги Теняковой и Ольги Пешковой.
Отдельным, но тоже более чем органичным подарком стали пантомимические интерлюдии в постановке Татьяны Багановой. На ослепительном фоне силуэты атлетов импровизируют на мотивы предстоящего сюжета: сначала как в теневом театре рапидом, затем обретают объем, цвет и плоть. Они передают всему действу этот вкус атлетизма и затаенного эроса - всегда готовых к любому сражению, хоть военному, хоть любовному. Как пружина, которая вот-вот развернется. И грянет бой.