Эрмитаж и журнал "Родина" продолжают совместный проект, в котором мы знакомим читателей с малоизвестными полотнами, медалями, амуницией, мемориальным оружием и другими реликвиями из запасников главного российского музея.
Шлем-шишак князя Михаила Темкина-Ростовского.
Этот превосходный шишак принадлежал, по преданию, стольнику князю Михаилу Михайловичу Темкину-Ростовскому (? - 10.10.1661), служившему при царе Михаиле Федоровиче воеводой в Туле (1630), Тобольске (1635-1639) и Казани (1641-1643). Царь Алексей Михайлович пожаловал князя Темкина-Ростовского в бояре - в 1645-м - и дворецкие. В 1654 году Михаил Михайлович принял участие в войне с Речью Посполитой, а в следующем году сопровождал царя в его походе на Великое княжество Литовское. Быть может, этот шлем защищал голову князя при взятии Орши, Дубровны, Копыси и Шклова...
ВМЕСТО ПАСХАЛЬНОГО ЯИЧКА
Князь Михаил оказался последним в роду Темкиных-Ростовских. Более ста лет его наследники передавали шишак из поколения в поколение; затем шлем перешел к графу А.И. Мусину-Пушкину (1744-1817), известному историку и археографу, страстному собирателю отечественных древностей.
В 1805 году граф подарил его своему младшему другу - А.Н. Оленину (1763-1843), впоследствии директору Публичной библиотеки и президенту Академии художеств, приурочив щедрый дар к Пасхе. В послании к Оленину из Москвы от 17 апреля 1805 года Мусин-Пушкин писал: "Поздравя вас от всего сердца с праздником, вместо яичка, завтра с почтою пущу и я в угодность вашу требуемый наряд". В этом письме Алексей Иванович предложил свое толкование литерам Ш.К.М.М.Т.Р., сохранившимся на узком серебряном околыше - "Шишак князя Михаила Михайловича Темкина-Ростовского".
Получив дар Мусина-Пушкина, Оленин ознакомил с ним Ореста Кипренского, работавшего над картиной "Дмитрий Донской на Куликовом поле": нащечник шлема, лежащего у ног князя Дмитрия, с археологической точностью воспроизводит соответствующую деталь оригинала, предоставленного живописцу Олениным. Заметим, что до Кипренского древнерусское оружие с натуры не изображал никто.
А несколько месяцев спустя Оленин осуществил первую научную публикацию шлема князя Темкина-Ростовского в своем знаменитом труде "Письмо к графу А.И. Мусину-Пушкину о камне Тмутараканском" (1806), положившем начало отечественной палеографии. Шишак был изображен на титульном листе "Письма" в скрупулезно точной гравюре, исполненной известным художником, археологом и палеографом А.И. Ермолаевым (1779-1828), сподвижником и домочадцем Оленина.
БЛАГОДАРНОСТЬ ПУШКИНА
Через четырнадцать лет шлему князя Темкина-Ростовского выпала еще одна почетная роль: он послужил моделью для И.А. Иванова (1780-1848), известного архитектора и графика, исполнившего по эскизу Оленина фронтиспис для первого издания поэмы Пушкина "Руслан и Людмила". В нижней части гравированной виньеты была изображена голова великана, брата Черномора: она покрыта шлемом, в котором безошибочно опознается шишак князя Темкина-Ростовского. Получив экземпляр изданной в Петербурге поэмы, Пушкин писал из Кишинева Н.И. Гнедичу 24 марта 1821 года: "...вот уже четыре дни как печатные стихи, виньета и переплет детски утешают меня. Чувствительно благодарю почтенного1; эти черты сладкое для меня доказательство его любезной благосклонности".
Как полагал известный историк отечественной археологии А.А. Формозов, начальные сведения в области археологии юный Пушкин почерпнул именно в доме Оленина. Надо думать, поэт без труда узнал на гравированном фронтисписе "Руслана и Людмилы" шишак князя Темкина-Ростовского, который не раз видел в кабинете Оленина: не исключено, что Пушкину доводилось держать его в руках, а то и примерять - известно, что хозяин позволял это делать.
Должно быть, включая в свою композицию шлем Темкина-Ростовского, Алексей Николаевич хотел напомнить опальному юноше об их археологических беседах: не потому ли так "детски утешало" поэта "доказательство его любезной благосклонности"?
ИСКУССТВО ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ
В 1835 году Оленин вернулся к шишаку Темкина-Ростовского в своем археологическом сочинении "Известие о старинном (персидском) блюде и о старинном азиятском шлеме, с неизвестными надписями". Завершая очерк, посвященный шлему Темкина-Ростовского, Оленин выразил намерение преподнести его в дар возглавляемой им Императорской академии художеств. "Я определяю его, - писал Оленин, - краеугольным камнем той части музея Императорской академии художеств, которая должна быть посвящена к хранению духовных, военных и гражданских костюмов и утвари всякого рода разных народов нашего земного шара, как древних, так и новейших".
Этой частью академического музея служила учрежденная Олениным рюсткамера, или оружейная палата: Оленин был убежденным поборником исторической достоверности в искусстве. Однако научный энтузиазм Оленина в художественно-археологической сфере разделялся в Академии далеко не всеми. "При нем открыт был манекенный класс, - вспоминал известный художник-археолог Ф.Г. Солнцев (1801-1892), - где манекенов, в человеческий рост, одевали в римский и греческий костюмы; здесь находились также греческий шлем и латы, сделанные из латуни, туники - греческие, римские, египетские и многие другие вещи. Над такими нововведениями Алексея Николаевича большею частию смеялись, говоря, что он занимается пустяками".
Очевидно, это не было тайной для президента академии.
Равнодушие сослуживцев Оленина к его стремлению связать искусство с археологией побудило его отказаться от намерения передать шлем Темкина-Ростовского в академический музей. Как бы то ни было, этому шлему выпала честь украсить собою первый труд по русской палеографии, первое масштабное историческое полотно Ореста Кипренского и первое издание первой поэмы Пушкина...
После смерти Алексея Николаевича драгоценный памятник унаследовала его дочь, Варвара Оленина. В 1866 году она преподнесла шлем Темкина-Ростовского Александру II; император повелел поместить его в Царскосельский Арсенал. В 1885 году наряду с другими памятниками искусства русских и зарубежных оружейников, хранившихся в Царском Селе, этот шишак поступил в собрание Эрмитажа.
1. Монограмма А. Оленина.