Поделиться
Не могу молчать - это когда как? Когда возмущение, гнев, разумеется, праведный? А когда тоска? И нежелание верить в очевидное? И разум говорит: да ладно, ей было столько лет, она прожила жизнь, которую разделить можно было бы на существование многих людей и еще бы осталось... Она - не просто великая балерина, она - символ этого прекрасного и таинственного жанра аж двух веков: прошлого и нынешнего... Да и написано о ней уже столько в эти дни...
А я не могу молчать. Потому что тоска потери неизбывна. И потому еще, что остался навсегда одиноким очень любимый мною человек и подлинный гений - композитор Родион Константинович Щедрин.
Мне повезло. Эти великие люди пригласили меня на свой вечер, посвященный, если не ошибаюсь, их золотой свадьбе. Вечер проходил в малом зале Московской консерватории потому, что большой зал оказался в тот вечер занят. До сих пор меня удивляет: что могло быть более важным, нежели чествование этих двух гениев?
В тот вечер я не видел людей, которые просили билет в большой зал, в малый стреляли множество желающих.
Два отделения. Одно посвящено творчеству Щедрина, другое - Плисецкой. Соответственно, в одном отделении в зале - Щедрин, в другом - Плисецкая. Мне повезло еще раз: я сидел рядом с ними. Я видел, как они смотрят друг на друга. Я чувствовал, как они волнуются друг за друга. Это была не просто любовь. Это было очень живое чувство. Потому что любовь, если она настоящая, мертвой не бывает, даже если ей много десятков лет.
В интервью и разговорах Плисецкая называла своего мужа "Щедрин". В этом не было никакой лирики - в лирику своей жизни эти подлинные русские интеллигенты никого не пускали. В этом было понимание значимости человека, эдакий знак качества: Щедрин.
Родион Константинович, дорогой! Нет и не может быть никаких слов сейчас. Все пустое и высокопарное. Еще и потому, что Вы понимаете...нет, чувствуете в этой любви что-то такое главное, чего нам не понять. Нам - тянуться до этого понимания, есть ориентир, есть горизонт.
Майя Михайловна Плисецкая показала нам, каким может быть человек. Майя Михайловна Плисецкая для меня - абсолютное доказательство того, что человек произошел от Бога. Просто потому, что она была божественна.
На том концерте она вышла на сцену. Вышла, будучи уже совсем не молодым человеком. Работали руки. Работало это невероятное, неземное какое-то тело.
Скажу честно: когда перед началом вечера я узнал, что Плисецкая будет танцевать, я испугался ощущения неловкости. Потому что невозможно было поверить, что в ее возрасте такое возможно. Потому что невозможно поверить, что живой, сидящей рядом с тобой человек - гений. У Бога было хорошее настроение, когда он создавал Майю Плисецкую.
Ее существование на сцене было эталоном Божественной красоты и страсти. Когда танцует великая балерина, ее невозможно оценивать. Это те удивительные мгновения, когда исчезает зал, сцена, когда существует только балерина и твоя, зрительская, жизнь. И они существуют как-то вместе и рядом: твоя жизнь и балерина. И великая танцовщица рассказывает тебе о тебе самом такое, чего никакие фильмы, спектакли и книги рассказать не могут. Это рассказ человеку о его душе и чувствах, о том неуловимом, что, собственно, и создает нашу жизнь, но о чем мы размышляем крайне редко. Почти никогда.
В одном из наших интервью Родион Константинович сказал, что Плисецкая - инопланетянка. Сказал совершенно серьезно как о чем-то само собой разумеющимся.
Она была другая. По отношению к ней слова "лучше-хуже" бессмысленны и невозможны. Она - вне сравнений.
Помню, как ужасно я волновался перед нашей первой встречей в "Ночном полете". Нервничал так, что сказал редактору: "Я ее ужасно боюсь, поэтому вы развлекайте ее перед эфиром как можете. А я войду в студию за минуту до команды "Мотор".
Я очень хорошо помню, что сказал мне тогда редактор Саша Бахарчиев, приглашая в студию: "Не бойтесь ее, Андрей Маркович, она абсолютно простая".
Плисецкая - простая? Великая, невероятная, неземная, инопланетянка - простая?
Я вошел в студию "Ночного полета" и сразу сказал: "Прямо не знаю, Майя Михайловна, как с вами разговаривать. Я вас ужасно боюсь". Она посмотрела на меня устало и сказала: "Ну, что вы, Андрюшенька, все будет хорошо".
Она видела меня в первый раз...
Есть такие люди, которые посылаются нам как напоминание о человеческом величии и человеческой красоте. Без таких людей мы бы давно закопались в своих политико-экономических конфликтах, забыв, что созданы не лишь бы как, а "по Образу и Подобию".
Плисецкая была таким человеком. И она остается таким человеком. И даже не потому, что есть записи и ее выступлений и ее интервью. А потому, главное, что есть ее образ - образ Божественного человека, он куда сильнее смерти.
Смерть не так сильна, как хочет казаться. Смерть тоже бывает бессильной. Например, она бессильна против любви. Против любви двух гениев, которая теперь осталась в сердце одного из них и, значит, по-прежнему составляет основу его жизни.
Бессильна она и против нашей зрительской любви. Смерть, обнажая неизбежность потери, только усиливает эту любовь.
Сам факт того, что мы были ее современниками, возвеличивает нас. Нам посчастливилось жить во время Плисецкой. Завидуйте нам, потомки!
Мне кажется, Майе Михайловне Плисецкой должно быть очень уютно среди небесных звезд.