Поделиться
Игорь Григорьевич, как обстоят дела в Риге с русским театром?
Игорь Коняев: Мы - государственный театр, подчиняемся Министерству культуры Латвии. И, к счастью, востребованы. Что объективно, в Риге из 700 тысяч жителей 250 тысяч - русских. Естественно, такая большая русская диаспора не может жить вне родной культуры.
Можно ли предположить, что когда-нибудь потомки сегодняшних русских в Латвии ассимилируются, и потребность в русском театре исчезнет?
Игорь Коняев: Если такое предположить, тогда, конечно, этого театра не будет. Но, кстати, наши зрители не только русские, к нам приходят и латыши смотреть то, чего они не увидят в латвийских театрах. Но что касается русского языка - кто может утверждать, что он исчезнет совсем в Латвии? И не только потому, что, надеюсь, не все русские здесь забудут родной язык. Но и потому, что до "санкций" молодежи просто необходимо было учить наш язык - и оттого, что было много туристов, и оттого, что достаточно хорошо развивался русский бизнес. Кстати, наши соотечественники с удовольствием покупали в Латвии недвижимость и приводили ее в порядок. Что будет дальше, сегодня трудно предугадать, но, в любом случае, моя миссия как руководителя русского театра в Риге - это именно сохранение и пропаганда русского языка и русского театрального искусства.
В вашей труппе есть и латыши. Как они попали в русский театр?
Игорь Коняев: Кто-то просто хотел быть артистом и попал к нам. Но главное, что они не хотят уходить. В "Двух джентльменах из Вероны" играет Яна Хербста. Вы не представляете, с каким трудом она говорила по-русски, когда пришла к нам. Но она упорно занималась языком, потому что Рижский русский театр - это ее сознательный выбор. Вообще, берясь за этот театр, я столкнулся с серьезной проблемой - хороших артистов, говорящих на русском языке, в Латвии мало. Приглашать артистов из России я не имею никакой возможности - работодатель за каждого приглашенного человека платит огромный налог. Плюс вид на жительство, квартира и т.д. Поэтому, чтобы вдохнуть новую жизнь в коллектив, я четыре года назад вместе с профессором из Петербургской академии театрального искусства Еленой Чёрной набрал курс при Латышской академии культуры, и студенты уже на втором курсе стали играть...
Для актеров сегодня важно сниматься, а ведь Рига пару десятилетий назад лишилась своей знаменитой киностудии.
Игорь Коняев: Да, "спасибо" большое тем, кто уничтожил ее. Но в результате Латвия стала привлекательна для западных кинематографистов - здесь дешево обходится и проживание, и аренда натуры, и рабочая сила. Американские кинематографисты, как когда-то их советские коллеги, сегодня снимают в Риге Европу. Так что для актеров всегда есть подработка - в массовке, в эпизодах. Есть телевидение, хотя качество сериалов ужасающее. О серьезной карьере в кино речи, конечно же, не идет. О ней можно говорить, только если актер вырывается за пределы Латвии. Пример тому - Мартиньш Калита, снявшийся в "Солнечном ударе" Никиты Михалкова, или Интарс Бусулис, участвующий в телепроекте "Голос"...
Вернемся к театру. Какая драматургия у вас в приоритете?
Игорь Коняев: Хорошая драматургия. У нас разнообразный репертуар, в котором есть и русские классические авторы - Островский, Чехов, Лермонтов, и западные - Шекспир, Гальсеран, Пристли и Андерсен для детей. Только что сыграли премьеру военного спектакля по повести Кондратьева "Сашка". Чтобы молодые актеры хоть как-то погрузились в историю, я принес домашний альбом с фотографиями моей родной тети, которая в 17 лет ушла добровольцем и сразу попала в Сталинград. Кажется, больше всего ребят поразило ее лицо, озаренное любовью к жизни, несмотря ни на что.
Это было удивительное поколение оптимистов...
Игорь Коняев: Да. Первое, что она сделала, вернувшись с фронта, - посадила перед домом розы, ели и орехи. И мне хотелось, чтобы молодые артисты ощутили великую ценность жизни. Войну ведь можно показывать по-разному - и в мерзости, и в низости, и в предательстве. Но я выбрал "Сашку" именно для того, чтобы сказать: человек всегда может и должен оставаться человеком, а не превращаться в зверя, в скота. И пусть мне говорят, что рассуждать сегодня о человечности не модно, что проявление сочувствия, сопереживания - это слабость... Все-таки главное в человеке - душевная сила и духовная тонкость.
Классиков сегодня по-разному ставят и интерпретируют.
Игорь Коняев: Да-да, я видел, к примеру, литовскую постановку "Трех сестер", где Соленый был влюблен в Тузенбаха. Не понимаю, для чего это. Это не значит, что я сдуваю пылинки с классиков. Но вот что интересно. В репертуаре не было Островского, и я поставил "Не все коту масленица" - абсолютно в духе театра XIX века. А затем взялся за его же "Лес", в куда более современной версии, с великолепной музыкой Олега Каравайчука. Я был уверен, что "Не все коту масленица" пройдет пару раз и сойдет. Но нет, она успешно идет вот уже третий сезон. "Лес" народу не очень понравился, а имени Каравайчука просто никто не знал, чем я был поражен.
Сегодня на сцене стало модно эпатировать, скандал стал частью театрального успеха, за него платят деньги. Тонкую, художественную работу, которую нужно делать долго и кропотливо, погружаясь в сложный язык Чехова, Достоевского, Шекспира, не думая о скандале, сегодня создавать трудно.. Вслушайтесь в язык, на котором стали говорить с экранов телевизора, это же язык плебса. Убогий, нищий....
Но на этом языке сегодня говорят на улице, в Интернете. Естественно, к нему прибегает и документальный театр.
Игорь Коняев: Для меня документальный театр - это театр, который работает с эксклюзивным материалом. А театр, который говорит на убогом языке, не знаю, как назвать. И отвратительно, когда создатели считают себя то ли зеркалом, то ли душой народной. И, конечно же, авангардом. Грустно, что теперь все, что плохо, можно назвать красивым словом "авангард". А действительно авангардных авторов мало, таких как Владимир Сорокин, Василий Сигарев, братья Пресняковы, Оля Мухина...
И в Латвии?
Игорь Коняев: Здесь, как и везде, бомбят якобы новейшим искусством, а на самом деле - набором штампов. Каждый раз, приходя в театр на что-нибудь современное, я шучу: "Скоро в Латвии закончится серая ткань". Поскольку основной цвет на сцене серый, разных оттенков. Противостоять моде могут далеко не все. Эта "брендовость", заполняющая сознание, мощный двигатель торговли, распространяется и на театр, который тоже стал объектом торговли. И, увы, людей независимого мнения очень мало - слишком сложно им живется. Поэтому редко кто рискует сказать - вот этот спектакль "модного" режиссера на самом деле холодное, надуманное, а порой и примитивное произведение...
Кажется, единственный жанр, который не пытаются "актуализировать" - это оперетта. Не удивительно, что вы уже в третий раз обращаетесь к ней в петербургском театре Музыкальной комедии - поставили "Севастопольский вальс" и "Граф Люксембург", а теперь взялись за "Венскую кровь" Штрауса-сына. Сюжет ее удивляет - конгресс, на котором происходил ни много ни мало - передел мира после разгрома Наполеона!
Игорь Коняев: Судя по всему, эта оперетта никогда не шла в России, так что взяться за нее было любопытно, а еще легче ее "актуализировать". Что касается конгресса, то поскольку либретто чудовищно старомодно, мы с Семеном Альтовым переписали сюжет. И про конгресс, естественно, забыли - не объяснять же в программке политическую подоплеку событий 1814-1815 годов. Тем более что в сюжете об этом впрямую не говорится. Все ограничивается парой действующих лиц, которые намекают на непростую политическую ситуацию Венского конгресса. А дальше - чистый адюльтер.
Самое ценное в оригинальной "Венской крови" - музыка Штрауса. А у нас еще будет очень остроумная пьеса Семена Альтова. Действие перенесли в современность, место же оставили прежним - это Вена, со всеми ее "культурными брендами". Естественно, будет много современных политических аллюзий.
Про антироссийские санкции, что ли?
Игорь Коняев: Нет, конечно! Есть гораздо более универсальные политические глупости, на тему которых можно шутить. Премьера в июне, так что осталось немного, и "Венская кровь", наконец, заиграет в Петербурге...