Поделиться
Еще в прошлом году со здания "Геликон-оперы" на Большой Никитской сняли строительные леса и его классический ампирный фасад, сменивший прежний зеленый колор на желтый, засиял жизнерадостным солнечным светом. Подновилась "солярная" геометрия солнечных лучей в архитектурном декоре арочных входов, а в появившемся в здании Атриуме стеклянный потолок открыл вид на московские небеса. И весь этот возрожденный декор созвучен "Геликону", названному когда-то в честь солнечной горы в Греции, где, согласно мифу, бог искусств Аполлон встречался с музами. Название, придуманное компанией выпускников ГИТИСА, принесло удачу театру, дебютировавшему 25 лет назад в Доме медика на Никитской.
Там на трехметровой сцене, без оркестровой ямы, без кулис, почти два десятилетия творились обаятельные искусство "Геликона", лихо скрещивавшего классику, буффонаду, пародию, шоу, лирику, карнавал. Там проходили шумные оперные премьеры, исполнялись партитуры, не звучавшие в России никогда, не прекращались аншлаги и собирались друзья - артисты, политики, дипломаты. Из этого здания геликоновцы отправлялись в гастроли по миру: в Америку, Азию, Европу. А восемь лет назад счастливая жизнь этого здания прекратилась: реконструкция и возведение нового оперного зала обернулись скандальным долгостроем, сопровождавшимся наскоками "Архнадзора", требовавшего охранять от артистов памятник куьтуры. За Геликон заступился весь оперный мир - от Москвы до Метрополитен-опера, крупнейшие деятели культуры, политики: отстояли театр. И Москва не только отреставрировала историческое здание на Никитской, находившееся в трущобном состоянии, но и построила для театра новый зал, который станет впечатляющим образцом того, как гармонично в исторический памятник может быть вживлена современная культура.
Худрук и основатель "Геликона" Дмитрий Бертман, проводя экскурсию по обновившимся территориям тетра, рассказал, как строится эта живая связь времен, культур, людей, как 25-летняя история "Геликона" отражает эпоху и жизнь страны, как создавался новый оперный зал, и, конечно, про то, что увидят в обновленном "Геликоне" зрители, которые осенью придут в театр.
Дмитрий Бертман: Вас сразу захватит "игровой" интерьер, который сделала потрясающе талантливый дизайнер Нина Хелая. Здесь есть и "королевство зеркал", и лестница из спектакля "Сказки Гофмана", ведущая в гардероб с "шахматным" интерьером. Это новые подземные пространства, которые были созданы вручную, как египетские пирамиды, потому что на территории памятника по законодательству работать техникой нельзя. И, что самое поразительное, пока здесь строили, ни одной косточки в земле не нашли, а это для археологической Москвы - редкость!
В исторических залах, где до реставрации все было сделано из ракушечника, восстановили настоящую лепнину (не пластиковую), настелили дворцовый паркет из разных пород деревьев, вернули на место отреставрированные люстры из бронзы и хрусталя. Эта часть здания открывается теперь фойе, названным именем Сергея Зимина, потому что сто с лишним лет в этом здании работала знаменитая частная опера Зимина. Из фойе мы попадаем в зал "Покровский", который мы назвали в честь великого режиссера Бориса Александровича Покровского. Именно здесь до реставрации у нас шли "Кофейная" и "Крестьянская" кантаты.
Кстати, это единственный зал, где сохранился подлинный интерьер и лепнина XIX века. У нас даже есть портрет княгини Шаховской, сделанный нашим художником Игорем Нежным по фотографии, где княгиня стоит в этом зале. Следующий зал анфилады мы назвали в честь нашего первого дирижера, народного артиста России Кирилла Клементьевича Тихонова. Именно в этом зале мы начинали репетиции 25 лет назад. Последний зал посвящен великой певице Елене Образцовой. В 94-м году она репетировала здесь с нами "Фаворитку" Гаэтано Доницетти для совместного выступления в Колонном зале Дома союзов. Здесь будет ее костюм Пиковой дамы и огромное зеркало, отражающее анфиладу.
Ну, а исторический белоколонный зал называется теперь Зал княгини Шаховской. Это легендарный зал: здесь работали оперы Зимина, Мамонтова, театр Таирова, здесь ставил Мейерхольд, играл спектакли Станиславский, пел Шаляпин, выступали Дебюсси, Рахманинов, Чайковский. Мы вернем сюда наши старые спектакли - "Летучую мышь", "Пиковую даму", будем ставить здесь камерные оперы. Здесь же будет проходить и наш Международный конкурс молодых режиссеров "Нано-опера".
Отныне презентовать "Геликон" будет не только исторический зал Шаховской, но и новый - "Стравинский", и его уже можно назвать архитектурным чудом Москвы. Этот зал сам, как спектакль, содержащий в своем архитектурном решении парадоксальную игру разных стилей, форм и культурных "хронотопов". В одном пространстве здесь сосуществуют и оперная сцена, и историческая стена московской усадьбы, "теремное" крыльцо в псевдорусском стиле и античный амфитеатр, тут же - футуристический черный потолок с космическими "геликонами" - отражателями звука, напоминающими по форме НЛО. Ничего подобного этому будоражащему архитектурному "фантазму" ни в одном театре мира нет. Дмитрий Бертман говорит, что самим строителям стал не безразличен этот зал, который они делают с любовью. А многие за время стройки стали поклонниками "Геликона". Бертман убежден, без сильной поддержки правительства Москвы, мэра Сергея Собянина и его зама Марата Хуснуллина, не было бы такого "Геликона".
Дмитрий Бертман: Атмосфера здесь особенная: все стараются слышать друг друга и делать все, чтобы получился нужный результат. Конечно, новый зал уникален. Мы назвали его "Стравинский", потому что 25 лет назад мы открывались его "Маврой", и фактически Стравинский стоит у истоков нашего театра.
Амфитеатр нового зала, рассчитанный на 500 мест, вырыли внутри бывшего двора, и теперь здесь делают акустику по итальянской системе XIX века. Царская ложа - это красное крыльцо исторического здания, а стены зала - отреставрированный кирпич исторического здания. Во всех окнах, выходящих во двор, мы устанавливаем плазменные панели, в которые можно будет заводить любой контент: огни, плавающих рыб, массовые сцены. Сама сцена - европейская по размерам, такая же, как Новая сцена Большого театра. Впервые у нас появилась оркестровая яма на полный симфонический состав оркестра, она поднимается и опускается. Технологии будут самые современные: предусмотрена даже выдвижная фура, с помощью которой мы сможем любую конструкцию мгновенно поднять на сцену, а в арьере у нас - поднимающийся и опускающийся поворотный круг. Театр сам формировал техническое задание, исходя из того, что реально используется на практике. А для москвичей мы подготовили сюрприз: в арьере сцены оставили окна, выходящие на Калашный переулок: в них можно будет заглядывать с улицы и смотреть, что происходит на сцене. Ну, а в зрительном зале у нас фантастический потолок: помимо "космических" геликонов, на его черном фоне зажгутся звезды - несколько тысяч хрусталиков Сваровского, выложенных по карте московского звездного неба на день нашего 25-летия - 10 апреля 2015 года.
Если вернуться назад, в 90-й год, когда создавался "Геликон", то атмосфера в стране была стрессовая: распадался СССР, тяжелейшая экономическая ситуация, разгул рэкета. Как рискнули тогда создавать оперный театр?
Дмитрий Бертман: Это было интересное время: зритель практически не ходил в театр, боялись выходить на улицу. Мы играли спектакли в маленьком зале, который теперь называется "Покровский". Премьеру сыграем: мамы, папы придут, посмотрят и все - никого нет. Ни одного человека. И вот однажды играем в пустом зале "Служанку-госпожу" и ждем: вдруг кто-то придет? Вдруг по лестнице шаги. И знаете, кто это был? Святослав Рихтер и Нина Дорлиак. Они шли из консерватории и зашли к нам. И стали приходить.
Чем же вы руководствовались, выбирая тогда линию театра?
Дмитрий Бертман: Я не выбирал, все было проще. Когда я окончил ГИТИС, я уже работал ассистентом в Большом театре. А мои друзья-однокурсники были безработные. Устроиться тогда было некуда, и мы решили хотя бы сделать спектакль. Наша компания - это 4 солиста и я. Искали, что можно поставить на такой состав, и вдруг - "Мавра" Стравинского, маленькая опера на 35 минут! Я к тому времени был знаком с Кириллом Клементьевичем Тихоновым, потрясающим дирижером, который согласился сотрудничать с нами. Никакой идеи, кроме той, что надо выжить, у нас не было. Прошла "Мавра", начал искать дальше, нашел: Хиндемит "Туда и обратно" - опера-пародия. Следующий спектакль - "Блудный сын" Дебюсси, тоже полчаса музыки на троих. Но все это был провальный репертуар, который не мог собрать публику. В Москве шли на "Евгения Онегина", "Пиковую даму", "Аиду". А мы к тому же пели оперы на языке оригинала: на французском, немецком, английском.
И вдруг в 92-м году нас пригласили на гастроли: Краснопресненский исполком был побратим с баварским городом Ингольштадт, а там проходил фестиваль цветов. Нам говорят: вас мало, поехали с нами, на улице оперу споете! У нас был спектакль "Аполлон и Гиацинт" Моцарта. Им понравилось, что название "гиацинт" . И хотя к цветку это никакого отношения не имело, я сделал вид, что имело, что это флористкая опера, и что, разумеется, гиацинт - главный там. Я купил искусственные гиацинты, разложил их по сцене, чтобы нас не прогнали. Так мы сыграли в Баварии "Аполлона и Гиацинта". Нам заплатили деньги, и я прямо на бензозаправке купил старый "Опель-сенатор". Пригнали машину в Москву, продали ее через газету "Из рук в руки" за 3 тысячи долларов. Деньги пошли на новый спектакль и на зарплату. Так мы и выживали.
Вам повезло, что была возможность играть в Доме медика.
Дмитрий Бертман: За каждый день в Доме медика мы платили деньги. Папа был директором Дома медика, но там находились еще театр Марка Розовского, театр Романа Виктюка, много разных коллективов. И он сразу сказал мне: если вы тут находитесь, ищите деньги на аренду. А потом уже случилось так, что "Геликон" стал популярным, а Дом медика в конце 90-х годов, не имея бюджета, не мог свое здание содержать, и театр спас это здание от коммерсантов. Оно было передано Правительству Москвы для использования "Геликон-оперой".
Когда же "Геликон" стал таким популярным?
Дмитрий Бертман: В 93-м году мы поставили "Паяцы". Играли во дворе Дома медика, где сейчас новый зал "Стравинский". У нашего тенора Вадика Заплечного был "Запорожец". Мы раскрасили его под "божью коровку", и артисты въезжали на "Запорожце" во двор и играли спектакль, а зрители сидели за столиками и пили пиво. Конечно, спектакль зависел от погоды, и когда шел дождь, публика разбегалась. Но "Паяцы" стали хитом в Москве, и на него невозможно было попасть. Следующей "бомбой" стала "Аида" в нашем маленьком зальчике. Профессионалы кричали: вы с ума сошли, как это возможно? В "Аиде" - хоры, слоны, а вы в комнате играете! Но наша "Аида" пользовалась большим успехом, а когда в нашем спектакле спели Йоханнес фон Дуйсбург и Полетта де Во, "Геликон" буквально на следующий день стал знаменит на весь мир, потому что все ведущие газеты - "Карьера де ла Сера", "Эль Паис", "Ле Монт" написали рецензии про то, что в Москве в спектакле "Аида" пели звезды мировой оперы. После "Аиды" поставили "Травиату". Это был 94-й год. Театр уже получил государственный статус.
С "Геликоном" часто выступали мировые звезды, в основном - за рубежом: Мстислав Ростропович, Мария Гулегина, Монсеррат Кабалье, Анжела Георгиу...
Дмитрий Бертман: Роберто Аланьа, Норма Фантини, Марина Мещерякова, Елена Образцова, Дмитрий Хворостовский, сотрудничали с Валерием Гергиевым… Звезды всегда были рядом с театром, мы делали разные проекты - в том числе, и за рубежом. Разная публика, разная культурная коммуникация обогащает артистов. А для меня артисты - главное в театре. У нас театр - ансамблевый, он состоит из артистов, которые обладают разными индивидуальностями, но работают в едином стиле. Это важно для русского театра, в истории которого были театр Таирова, театр Мейерхольда, театр Станиславского и театр Немировича-Данченко, театр Вахтангова, театр Михоэлса. И теперь есть театры с индивидуальным стилем, куда люди идут не просто смотреть спектакли, а идут в "Ленком", в "Сатирикон", к "Фоменко"... И я считаю главным своим завоеванием - идут в "Геликон".
Реконструкция оказалась самым сложным испытанием за 25 лет жизни театра. Но ее могло бы не быть, если бы не визит в Россию французского президента Жака Ширака?
Дмитрий Бертман: Да, это так. "Геликон" много гастролировал во Франции, и президент с супругой знали наш театр. Когда Жак Ширак приехал с официальным визитом в Москву, он поставил в свою программу посещение "Геликон-оперы". К нам приехали представители ФСО, посмотрели обстановку и сделали вывод, что здание находится в аварийном состоянии. Тогда Жак Ширак, устраивавший прием во французском посольстве, пригласил нас туда поиграть. И Валентина Матвиенко позвонила Юрию Лужкову, сказав, что ситуация ужасная: здание "Геликона" в таком состоянии, что не смогли президента Франции принять. И Юрий Лужков принял решение о реконструкции. Владимир Ресин, его зам. предложил нам переехать на Новый Арбат. За это здание тоже тогда шла жуткая бойня, но, как только мы выехали, началась война и за наше здание на Никитской. Воевали фирмы, а их тут было около 20, в том числе, эротический ресторан со стриптизом "Пир", ресторан "Гвозди". На историческом "красном" крыльце во дворе дымили мангалы, жарились котлеты, люля-кебаб. У нас началась война со всеми.
- И тут еще подключился Архнадзор, который в этой истории выглядел скандально.
Дмитрий Бертман: Их задача была сделать все, чтобы выгнать отсюда театр. И хотя реально они не влияли ни на что, бороться с ними было тяжело: как общественная организация они не имеют ни юридического адреса, ни счета, на них нельзя было подать в суд. Они же могли действовать, как хотели. Требовали, чтобы зал "Геликону" построили в спальном районе. При этом в этой организации есть люди, которые искренне борются за сохранение истории. Мы же все это время работали в здании на Арбате, которому мы очень благодарны, но приспособить это помещение было невозможно: там нет ни одного репетиционного класса. И все 8 лет мы работали на сцене 24 часа в сутки: спектакли, оркестровые, хоровые, сценические репетиции, монтировка декораций.
Как удалось сохранить труппу в таких условиях?
Дмитрий Бертман: Тяжело. Мы потеряли многих солистов, которые не выдержали и уехали. Век оперного артиста короткий: у него лимитированное количество нот на жизнь. Дима Иванчей, например, теперь солист Цюрихской оперы, Коля Дорожкин и Алексей Косарев поют в Европе, Аня Казакова - в Америке…Выступление оперного артиста за рубежом оплачивается в десятки раз больше, чем наша зарплата за месяц. И сейчас, когда идет кризис, я больше всего боюсь, что певцы начнут по этой причине уезжать.
Что было самым сложным за эти 25 лет?
Дмитрий Бертман: Самое сложное - не подхватить инфекцию зла и агрессии. Меня и моих артистов всегда спасал "Геликон", это наш общий дом с уникальной атмосферой и талантливыми людьми. Это не изменится.
Кстати
11 и 12 апреля "Геликон-опера" отметит свое 25-летие в здании на Арбате. В программу юбилейных концертов "25 лет - 25 побед" войдут сцены из спектаклей театра, начиная с 1990 года. Новый зал "Стравинский" откроется в октябре 2015 года гала-концертом с участием звезд мировой оперы. Первыми спектаклями на новой сцене станут "Садко" Римского-Корсакова, оперы Чайковского "Орлеанская дева" и "Евгений Онегин" в исторической постановке Станиславского 1922 года, "Ариадна на Наксосе" Рихарда Штрауса, "Паяцы" Леонкавалло.
Алексей Лившиц, специалист по акустике:
- В чем состояла сложность этого проекта? Акустика зала определяется, прежде всего, его формой: хорошая акустика в залах вытянутых. В этом зале существует архитектура двора, и расположить зал можно было только так, что он стал широтным. Нам удалось создать дополнительные стены, выполненные из натурального дуба, которые заузили пространство зала с двух сторон, и так мы решили вопрос боковых отражений звука. Другим фактором, влияющим на акустику, является соотношение длины, ширины и высоты в зале. В нашем случае потолок необходимой высоты сделать было нельзя, иначе он закрыл бы верх стен, а стены здесь являются памятниками. Тогда мы разместили над оркестровой ямой и передней частью партера козырек-отражатель, который должен направлять энергию, идущую в потолок, назад, к слушателям.
Делая пол, мы не просто приклеили к бетону паркет, а сначала сделали под паркетом деревянный настил по лагам (деревянным брускам), чтобы он слегка прогибался. И если вы подпрыгните, он будет вибрировать. А это важно для распространения низких частот звука. Этому залу очень повезло, что стены его кирпичные. Причем стены старые, со швами между кирпичами, и это дает небольшое поглощение звука, важное для речевой разборчивости. Для всех больших залов характерна несколько повышенная реверберация, но здесь есть геликоны - тарелки, ограничивающие объем потолка: они несут на себе декоративную и акустическую нагрузку, являются рассеивателями на низких частотах. Мы находимся в контакте и с главным дирижером "Геликон-оперы" Владимиром Понькиным, обсудили детали проектирования деревянной оркестровой ямы. Кажется, что это мелочи, но из мелочей слагается все. И когда вы начинаете отступать по мелочам - здесь отступили, там отступили, вы теряете все. Могу сказать, что здесь мы практически нигде не отступили. И я думаю, что у этого нового зала Москвы будет не только неповторимое визуальное лицо, но и акустическое.