Поделиться
Достижение договоренностей о параметрах, которые лягут в основу будущего соглашения по ядерной программе Ирана, безусловно, шаг обнадеживающий и свидетельствующий о наличии политической воли с обеих сторон, хотя окончательные детали еще предстоит согласовать до 30 июня.
Однако параллельно администрации Обамы предстоят еще одни переговоры, не менее важные и, вполне возможно, еще более сложные. Но не с Ираном, а с собственным сенатом. Большинство конгрессменов относились к диалогу с Тегераном негативно с самого начала, а после того, как переговоры дважды продлевались, недоверие лишь росло. Причем речь идет не только об оппонентах из республиканской партии, но и о союзниках-демократах. Законодатели считают, что Обама настолько заинтересован в достижении хоть какого-то результата, что идет на недопустимые уступки Тегерану.
Мощным фактором является и влиятельное израильское лобби. По сообщениям местных СМИ, на одной из встреч с конгрессменами Обама, раздраженный сопротивлением по Ирану, открыто обвинил их в том, что они отрабатывают деньги своих спонсоров, а не пекутся об интересах США. Решительную попытку сорвать процесс предпринял в начале марте сам израильский премьер, который, игнорируя откровенное недовольство Белого дома, выступил перед американским конгрессом с критикой переговоров. Увенчалось все еще одной громкой пощечиной Белому дому - письмом за подписью 47 сенаторов-республиканцев в адрес руководства Ирана, в котором те, по сути, объяснили, что какие бы обещания ни давала администрация Обамы, без поддержки конгресса особой силы они иметь не будут и уже следующий глава государства сможет поставить на них крест.
Однако все эти усилия не помешали достижению договоренностей, и теперь борьба вступает в новую фазу. Конгрессмены указывают, что соглашение с Ираном будет международным договором, а значит должно быть одобрено сенатом. Глава международного комитета в верхней палате республиканец Боб Коркер готовит законопроект, который обяжет администрацию провести соглашение с Ираном через конгресс.
Голосование по нему намечено на 14 апреля, и Коркер дал понять, что не намерен отступаться. Конечно, шансы сделки с Ираном на прохождение через контролируемый оппозицией сенат - нулевые, поэтому Белый дом категорически отказывается от такой процедуры и грозит наложить вето на законопроект Коркера. Но конгресс может преодолеть вето президента, если документ поддержат не менее 2/3 в обеих палатах. Так что теперь задача администрации сводится к тому, чтобы привлечь на свою сторону достаточное число демократов, дабы не допустить преодоления президентского вето.
Другая проблема между Белым домом и Капитолийским холмом - санкции. Согласно договоренностям "шестерки" и Тегерана, по мере выполнения Ираном своих обязательств США, ЕС и ООН должны будут снимать действующие в его отношении экономические ограничения. Обама своими полномочиями может временно приостановить или ослабить действие отдельных санкций, однако они были введены конгрессом и для полной их отмены также нужно будет решение законодателей.
Настроены в администрации решительно. Если отбросить технические детали, то основной аргумент конгрессменам озвучил сам президент: "Неужели лучше рисковать очередной войной на Ближнем Востоке, чем заключить это соглашение с Ираном? Это вопрос войны или мира".
Почему же соглашение с Ираном так важно для Обамы? Ведь один из основных внешнеполитических советников президента Бен Родс назвал ИЯП внешнеполитическим "Обамакэр" (условное название проведенной Обамой реформы системы здравоохранения, одного из основных внутренних преобразований в США за время его президентства - РГ).
По сути ситуация вокруг Ирана - в некотором роде квинтэссенция подходов Обамы к внешней политике. После войн в Афганистане и Ираке американцы устали от военных авантюр, и он был избран на волне антивоенных настроений. Президент делал ставку на дипломатические методы, в том числе со странами, традиционно причисляемыми здесь к "оси зла", считался сторонником "мягкой силы" в противовес жестким подходам вашингтонских "ястребов". Характерен в этом смысле объявленный несколько месяцев назад "разворот" политики изоляции в отношении Кубы, которую США проводили несколько десятилетий.
Политика жесткого давления на Иран администрации Джорджа Буша-младшего нашла "на камень" радикально настроенного президента Ирана Махмуда Ахмадинежада. В результате США добились определенной изоляции Тегерана и введения санкций против него, которые нанесли существенный ущерб иранской экономике, однако не остановили, а пожалуй лишь ускорили развитие его ядерной программы. Однако приход к власти в 2013 году более умеренного Хасана Роухани дал шанс на смягчение позиций Ирана. Диалог "шестерки" и Тегерана пошел по восходящей и Обама сделал на него ставку. Как сообщали местные СМИ со ссылкой на источники в администрации, Обама придавал ИЯП такое значение, что сам детально разбирался даже в технических вопросах.
Поэтому переговоры по иранской ядерной программе, пожалуй, самый серьезный тест на прочность его подходов. Провал стал бы сокрушительным поражением для президента. Его относительная пассивность на мировой арене, охарактеризованная им самим как "лидерство с задних рядов" (англ. "leading from behind" - РГ), в период обострения кризисных ситуаций в мире дала возможность критикам говорить о падении авторитета США.
Это во многом и вопрос внешнеполитического "наследия" президента. В свое время Обаме за одни лишь только намерения вручили Нобелевскую премию мира. Можно долго спорить о том, насколько он виноват в кризисах в различных регионах планеты, или же главную роль играли другие факторы, однако со всей уверенностью можно сказать, что спокойнее мир за время его президентства не стал. Одних лишь благих намерений оказалось явно недостаточно, а награда осталась неотработанным авансом. Пожалуй, единственным успехом стала ликвидация "террориста номер один" Осамы бин Ладена. В остальном же - бесславный уход из Афганистана и Ирака, с треском провалившиеся Ближневосточное урегулирование и "арабская весна", неудавшийся "разворот в Азию", кризисы в Сирии и на Украине. Последний штрих - стремительная и бесконтрольная деградация кризиса в поддерживаемом американцами Йемене. Так что переговоры с Ираном являются едва ли не единственным шансом Обамы хоть как-то исправить эту бесславную картину.
Кстати тоже самое можно сказать и о госсекретаре США Джоне Керри, который стал "острием" администрации на переговорах. Керри в последние месяцы лично отправлялся практически на любые контакты "шестерки" с Ираном, от исхода которых теперь во многом зависит и его авторитет. Ведь порученное ему ранее урегулирование между Израилем и Палестиной зашло в тупик, эффективность работы госдепартамента по кризису на Украине тоже, мягко говоря, под вопросом. Пожалуй, если Керри провалил бы и переговоры по ИЯП, не исключено, что кресло под ним могло бы и зашататься.
Кстати, как бы ни превозносили в администрации Обамы собственную роль, американцы признают, какой значительный вклад в достижение договоренностей с Ираном внесли другие члены "шестерки", включая Россию. "Мы можем не соглашаться с Россией по некоторым проблемам, но у нас единый подход к Ирану", - подчеркнула на минувшей неделе официальный представитель госдепартамента США Мари Харф. "Россия - часть группы пяти постоянных членов СБ ООН и Германии, ключевой участник переговоров", - сказала она в ответ на вопрос о том, было бы возможным договориться с Ираном без Москвы.
Алексей Малашенко, председатель программы "Религия, общество и безопасность" в Московском центре Карнеги
Я думаю, что если в июне все будет нормально, то заключение этого соглашения уменьшит для Ирана роль России. При тех непростых отношениях, которые у Тегерана существовали с Западом, Москва играла роль посредника.
Теперь же, когда иранский и западный истеблишмент рассчитывают выйти на прямые, достаточно позитивные контакты, думаю, у иранских властей уже не будет такой потребности в России, как раньше. Конечно, сейчас много говорят о том, что после снятия санкций мы сможем развивать с Ираном экономические отношения. Но роль России в регионе всегда заключалась в том, что у нее сложились особые отношения с Ираном, которые в нынешних обстоятельствах немного обесцениваются.
Я прекрасно понимаю, что соглашение "шестерки" международных посредников с Ираном надо приветствовать, но, тем не менее, интерес Ирана к России в случае успешного достижения окончательного соглашения станет меньше. В предложенном Ирану соглашении есть пять ключевых пунктов: это ограничение программы по обогащению урана сроком, между прочим, на 25 лет в обмен на отмену санкций, вывоз отработанного иранского урана за рубеж, договоренность о том, что не будет демонтирован ни один из мирных ядерных объектов в Иране, что у Ирана будет мирная атомная программа. Но ведь Иран достаточно необычная страна. Пока все не будет подписано, пока все не будет окончательно остановлено, невозможно говорить ни о чем конкретном. Тем более что к решению иранской ядерной проблемы уже несколько раз, казалось бы, подходили очень близко и звучало мнение, что стороны обо всем договорились, но впоследствии выяснялось, что это было далеко не так. Поэтому стоит подождать. Подождать, например, какой будет реакция в самом Иране на предварительные договоренности с Западом, потому что там есть силы, которые не в восторге от того, что было подписано. Как, впрочем, такие силы есть и в США.
Подготовила Ариадна Рокоссовская
Федор Лукьянов, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике
Достижение базовой договоренности по разрешению иранской ядерной проблемы в России вызывает двойственное отношение. Во всяком случае на фоне радости официальных лиц в США, Европе и самом Иране реакция Москвы отличается сдержанностью.
Тому есть объективные причины. Выход Ирана из изоляции означает расширение поставок нефти, что способствует поддержанию цен на низком уровне. Низкая нефтяная конъюнктура влияет и на стоимость газа, привязанного к "черному золоту". К тому же в более долгой перспективе богатые запасы иранского газа могут вдохнуть жизнь в альтернативные российским проекты поставок на европейский рынок, которые до сих пор просто нечем было наполнить. Наконец, открывающийся Иран - это практически немедленное обострение конкуренции на иранском рынке. С тех пор как полтора года назад начался переговорный процесс в Швейцарии, представители европейских компаний стали частыми гостями в Иране, изучая потенциал. Все это так, но перечисленные обстоятельства не должны перевешивать общее позитивное значение произошедшего. И России, которая усилиями команды высокопрофессиональных дипломатов внесла весомый вклад в достижение договоренности, не следует, говоря обывательским языком, тушеваться.
Во-первых, ядерная проблема Ирана не локальная, она имеет отношение к глобальным правилам игры. С одной стороны, это подкрепление режима нераспространения, который давно уже переживает не лучшие времена, а честно сказать, просто трещит по швам. Многие комментаторы полагали, что провал иранских переговоров станет фатальным для судьбы ДНЯО, а это уже повлечет за собой непредсказуемые последствия для всей международной безопасности. С другой стороны, сам по себе формат, использованный для решения, возвращает в международный контекст дипломатию высшего качества и закрепляет модель, при которой ведущую роль берет на себя специально сформированная группа заинтересованных стран. В условиях кризиса большинства формальных институтов это более перспективная схема.
Во-вторых, снятие санкций не только обостряет конкуренцию, но и открывает возможности. Условия крайне жестких ограничений последних пяти лет практически не давали возможность развивать полноценное сотрудничество с Ираном. К тому же строить отношения с крупной и весьма амбициозной страной на том основании, что ей просто некуда деваться, можно лишь недолго. Тегеран действительно стремится избавиться от экономического давления, значит, рано или поздно это случится. И если бы Россия из собственных конъюнктурных соображений начала этот процесс тормозить, тем резче был бы поворот Ирана в другую сторону после перемен.
В-третьих, нефтегазовая ситуация. Давно понятно, что России, которой в обозримой перспективе не избавиться от сырьевой зависимости, нужно всерьез задуматься о новой модели своих действий в условиях очень волатильного и хаотично развивающегося рынка. Фактор Ирана, конечно, важен, но это лишь один из элементов запутанной мозаики современных рынков углеводородов. "Газпром" уже задумался о существенном пересмотре своей экспортной модели (не из-за Ирана, естественно, а вследствие глубоких перемен в Европе и Азии), пора рассматривать и возможности более активной политики по воздействию на нефтяные цены в кооперации с другими заинтересованными сторонами. У России есть основания для гордости за свой вклад в решение очень важной международной проблемы, а также новые возможности, над которыми надо усердно работать.