Поделиться
Какая сфера нашей жизни поставляет сегодня больше всего новых слов?
Алексей Михеев: Во-первых, компьютеры. Все, что связано с функционированием гаджетов и девайсов, обозначается адаптированными к русскому языку неологизмами. На втором месте - политика. Весь минувший год новую лексику рождали противостояния и конфликты, взаимная ругань и обвинения в СМИ и соцсетях…
Как вы оцените такую новость. "Школьникам и студентам предложили написать работы на темы "Гордое имя - "ватник", и "Мы - не "колорады". Мы - потомки дедов и отцов с Георгиевскими крестами!", сообщает сайт Главного управления образования и молодежной политики Алтайского края.
Алексей Михеев: Это парадокс самоидентификации, и в последние месяцы подобное стало особенно заметно в языке, особенно в связи с украинскими событиями.
Обидные ярлыки воспринимаются иронически и берутся на вооружение. Это контроружие, которое доводит ситуацию коммуникации до абсурда: "Да, я ватник и горжусь этим!".
К слову, абсолютно из того же ряда - "Я Шарли!" после гибели карикатуристов в Париже. Человек становится в позицию жертвы и принимает огонь на себя, пытаясь обозначить свою позицию сочувствия и сопереживания.
Политически окрашенные слова типа "ватник", "колорад", "Крымнаш", "фейк" стали, по итогам голосования в соцсетях, - главными словами минувшего года. Неужели наши люди настолько погружены в перепалки в Интернете, чтобы выбрать именно эти слова? И еще. Слово года, которое определяет Оксфордский словарь - это результат работы мощнейшего компьютера над многочисленными пластами текстов, которые в течение года выдавали СМИ. А как действовали вы?
Алексей Михеев: Есть разные алгоритмы, разные технологии выяснения того, какое слово является Словом года. То, что делают на Западе, - это действительно контент-анализ всех медийных потоков, статистически значимые подсчеты. Что касается групп "Словарь года" и "Слово года", то в выборе слов здесь, соглашусь, больше субъективизма. Все происходит в интернете, в Фейсбуке. А там политизированная лексика более заметна! Но хочу вас обрадовать: начало нового года, январские - февральские списки более позитивны. Вторая половина 2014-го была наполнена взаимными обвинениями и оскорблениями. Может быть, потому, что практически все неологизмы связаны с украинским конфликтом. А сейчас совершенно другая тенденция, не связанная с Украиной. В январе словами месяца стали "Левиафан" и "Шарли". А в феврале лидирует бесподобный "годовасик-тугосеря"...
Это кто ж такой?
Алексей Михеев: Это из словаря фейсбучных мамочек. Вы не поверите, но сеть бурно обсуждает высказывание некой мамы годовалого ребенка, которая жалуется на его запоры. Все излагается на уменьшительно-ласкательном "мамском" языке так смешно, что сразу вывело слово в топ.
Безусловно, это реакция на агрессивную лексику прошлого года. Люди пытаются выстраивать свой мир вокруг других реалий и больше обращают внимание не на медийные события (от них все морально устали), а на близкие и понятные проблемы обычной жизни.
Обычно лингвисты объясняют появление иностранных слов в русском языке тем, что в смысловом плане оно "толще", чем русский эквивалент: например, "киллер" - это не просто "убийца", а "наемный убийца". Но зачем нам "келлер" вместо подвала и "клаус" вместо кладовой?
Алексей Михеев: Ну что вы, это же давно известный феномен: отечественный покупатель (а как я понимаю, ваши примеры - из рекламы каких-то новостроек) привык к стереотипу, что иностранное значит лучшее. Наши производители даже фирмы свои называют иностранными именами только для того, чтобы "охмурить" потребителя. Думаю, что замена старого доброго "подвала" на "келлер" объясняется именно этим.
"Зааппрувить предложение" и "заэкспенсить бюджет" - вот примеры любви наших клерков к английскому… Это не опасно для русского?
Алексей Михеев: Это офисный диалект. Им пользуются те, кто работает в областях, объединенных общей русско-английской профессиональной тематикой. Жизнь заставляет людей общаться на таком уровне и с использованием таких лексических средств, которые для них просто удобны. Абсолютно никакой угрозы для великого и могучего в профессиональном сленге я не усматриваю. Наоборот, приветствую всевозможные языковые расширения и обновление лексики. Добавление нового слова, которое обязательно несет хотя бы толику дополнительного смысла, всегда на пользу языку. "Шопинг" - это не обычный "поход по магазинам", а особое времяпрепровождение, получение удовольствия во время посещения магазинов. Психология того и другого занятия разная. И это обогащает язык.
Известный лингвист и радиоведущая Марина Королева в своем блоге написала о вернувшихся в нашу жизнь аббревиатурах. По ее мнению, это навязанная языку "советская модель словообразования". Сокращения - это всегда плохо?
Алексей Михеев: Почему же? Аббревиатура смс вошла в язык и уже обрусела. Мало того, слово "эсэмеска" уже есть в словарях. Я думаю, что социально-политические и лингвистические процессы независимы друг от друга. Связывать их так прямолинейно - тенденциозность. Видеть намеки на возвращение советского можно во всем. И свидетельства языковой неосоветизации, мне кажется, притянуты за уши.
Но тенденция к использованию аббевиатур есть. На днях Фейсбук обсуждал появление непроизносимых современных сокращений. Оказалось, что их довольно много. Особенно досталось ПБОЮЛу! Никакой идеологии - чистый бизнес!
Появление слов, которые, как камни, с трудом перекатывает во рту язык, с чем связано? Язык не справляется с новой реальностью?
Алексей Михеев: Здесь можно порефлексировать на тему того, что это бюрократизация жизни, засилье чиновнического фактора, а может быть, и свидетельство какой-то социальной стагнации. Но, опять же, никакими научными исследованиями мои предположения не подтверждены. Просто размышления лингвиста, который знает: появление большого количество неестественных для языка аббревиатур является следствием того, что существует большой пласт бюрократической жизни.
Двадцать лет назад, свидетельствовали лингвисты, на русский язык продуктивно работала тюрьма. Сейчас поток слов оттуда поутих?
Алексей Михеев: Действительно, то, что в советское время было совершенно маргинальным, стало звучать в речах политиков, в медиа, на телевидении. Но они быстро заполнили пустующие ниши, потеряв свой колорит: ну кто из молодых сейчас знает, что слова "беспредел" и "разборки" когда-то были жаргонными? А сейчас пополнения языка из криминальной среды я не вижу.
Окультурят ли нас запреты на мат?
Алексей Михеев: Намерения у наших депутатов, может быть, и благие. Но в процессе подготовки законодательных инициатив и текстов все порой становится комичным. Запрет на нецензурную лексику в медиа и в эфире очень странен. Вы много слышали, чтобы по телевизору или радио ругались матом? Хотя как лингвист скажу, что обсценные выражения делают любое высказывание более экспрессивным.
Известно исследование языкового поведения советских военных консультантов во время войны во Вьетнаме. Было показано, что табуированная лексика в экстремальных ситуациях русским военным дает существенные преимущества. С помощью известных слов они гораздо быстрее, чем американцы, достигали идеального понимания. Как говорится, коротко и ясно!
Язык, как известно, обогащается не только за счет новых слов, но и за счет новых моделей словообразования. Какие сейчас в моде?
Алексей Михеев: С позапрошлого года в ходу модель, когда к фамилии известного персонажа приделывают окончание -инг, и получается новый термин. Особенно досталось депутатам: "мизулинг", "пехтинг". Некое высказывание переводилось в плоскость обобщенного понятия. К примеру, "мизулинг" - нечто, связанное с такой борьбой за нравственность, которая иногда приобретает экстравагантные формы.
Из более свежего: "псакинг" (от фамилии официального представителя Госдепа США) - недостоверные или глупые утверждения. Появился и глагол "псакнуть", то есть что-то сболтнуть, и множественное существительное "псаки", то есть недостоверные новости, выдумки, мифы...