Поделиться
В конце декабря Москва увидела оперу "Королева индейцев", которую создал вместе с Петером Селарсом Теодор Курентзис на музыку Генри Перселла. Не пройдет и месяца, как Курентзис вновь привезет на "Золотую маску" спектакль из Перми - оперу "Носферату", поставленную Теодоросом Терзопулосом на либретто Димитриса Яламаса. В питерской Александринке Терзопулос поставил пьесу Беккета "Конец игры".
А в эти дни его спектаклем отпраздновали открытие обновленного Электротеатра СТАНИСЛАВСКИЙ.
Один из мощных театральных пассионариев, он много лет возглавлял Всемирную театральную олимпиаду. Убежденный в том, что современному человеку и обществу, обескровленному властью виртуальных коммуникаций, не хватает энергии жизни, вооружившись собственным исследованием и тренингом, он проповедует (не подражая Ницше, но напоминая о нем) возвращение Диониса. Именно так называется его книга, изданная Борисом Юханановым в серии "Театр и его дневник", которую презентовали в рамках московской премьеры трагедии Еврипида "Вакханки".
"Вакханки" - впечатляющий пример того, какой оздоровляющей может быть технология мастера. Прошедшая его тренинг группа актеров театра стала единым организмом. Двигаясь в специальной дыхательной технике, они выталкивают слова, как пробки из бутылок с шампанским. С такой же бодрящей энергией взрыва. Хором греческой трагедии овладевает Дионис - мастер экстаза, порядка и хаоса, безумия и логики, маска мужчины и женщины, человека и животного. И точно так же выходит на покатый помост играющая его Елена Морозова, бесстрашно пустившая в себя новую, но близкую ей стихию предельного. Но даже ей непросто играть яростного, мстительного и лукавого бога.
С легкостью босоногого пастуха, прыгающего на горящих углях, Терзопулос возвращает само чувство трагического, которое, казалось, утрачено навсегда. Ведь сюжет "Вакханок" - это сам корень трагедии, описание ее дионисийского статуса. Правитель Фив Пенфей, отказавшись признать Диониса - бога природы, вина и вдохновения, провоцирует его страшную месть: Дионис лишает рассудка женщин города и уводит их на гору Киферон, где они пьют вино и поют в его честь гимны. Среди вакханок - и мать Пенфея Агава, которая, ослепленная вакхическим экстазом, убивает сына, приняв его за льва и разорвав на части.
Когда Агава в исполнении актрисы театра Анатолия Васильева Аллы Козаковой открывает залу свое лицо как трагическую маску, а над ней плачет и скорбит пылающая "маска" Диониса Елены Морозовой - мурашки, эти простейшие детские признаки ужаса, ползут по спинам зрителей, скептичных по отношению ко всему.
Дыхание - душа вдохновения, его корень царит в спектакле, подчиняя нас его пульсирующему, как кровяной ток, ритму. Взяв за основу разнообразные тренинги 70-х годов, приобщившись к технологиям японского театра Но, Терзопулос отправляет актеров на поиски своих истоков. Диафрагмы актеров вибрируют, как туго натянутый там-там, то усыпляя, то бодря. Театр корней, театр ритуала, канувший в прошлое европейской культуры лет 30-40 назад, ожил в Москве 2014 года не как музей, но как припоминание непройденных уроков, как прививка необходимой технологии.
Но не только театр мистерии, театр высокого ритуала пытается воскресить Терзопулос. В его работе - много юмора. По контрасту с архаикой ожившего тела, с вакхическим напором мускулов и связок, открытых ртов и разметанных волос, выступает неподвижное, спеленутое точно мумия тело Кадма, убийцы Дракона, мужа Гармонии, брата Европы, отца Агавы и дедушки Пенфея (Антон Косточкин). Вся его поза напоминает зрителю тело вождя, лежащего в мавзолее. К нему протянуты трубки, и кажется, что это убитые друг другом его потомки все еще питают его своею кровью.
Помимо прекрасных работ Елены Морозовой и Аллы Козаковой, помимо отлично работающего хора, помимо смешного и страшного Кадма (Олег Бажанов) есть в спектакле еще фантастические актрисы старшего поколения театра (Люди дворца), которые работают в яркой, гротескной, виртуозной технике внешнего рисунка, которая тоже давно не являлась на нашей сцене.
Есть, конечно, и ошибки в этой работе. Уроки контроля над телом и дыханием освоены, а поэзия, ее волшебство и ритм (ведь это перевод Иннокентия Анненского) не приходят. Впрочем, искали не их, а способность проявлять и контролировать свой хаос, свою свободу, свое вдохновение. Искали своего Диониса. И это, пожалуй, лучшее начало для нового театра.