Поделиться
Трагедия в центре Европы показала, что террор изобретает новые жанры?
Михаил Ремизов: Да. Это не первый теракт в Европе и не самый крупный по масштабам - теракты в Лондоне и Мадриде были крупнее. Но он, конечно, выделяется... В нем была явлена другая стратегия террора. Этот террор - точечный и адресный. Он направлен против тех, кто говорит или делает что-то, что не нравится террористам.
Террор по определению - акт устрашения. Если в стране идет террористическая война, то люди понимают, что они ее потенциальные жертвы. Но они также понимают, что вероятность их гибели невысока. А адресный террор имеет гораздо больший эффект устрашения, чем террор против случайных жертв. И тем больше должна быть продемонстрирована способность не сгибаться перед ним.
Она продемонстрирована?
Михаил Ремизов: Несмотря на то, что реакция последовала бурная и полтора миллиона человек вышли на улицы Парижа, я считаю, что французское общество и политический класс не продемонстрировали настоящего сопротивления вызову. Для того чтобы бороться с врагом, надо иметь мужество посмотреть ему в глаза и назвать его. Пока он не назван. В Париже врагами объявлены некие абстрактные террористы. Обратите внимание: звучат непонятные, камуфлирующие идеологическую суть противника арабские аббревиатуры. Но французский истеблишмент старательно избегает называть ту идеологию, которая объявила войну европейскому обществу. Даже когда все ходят с табличками "Я - Шарли", знаменитая политкорректность торжествует. А для того чтобы бороться с врагом, повторю еще раз, надо иметь мужество посмотреть ему в глаза и назвать его.
Я вспоминаю выставку "Мусульманское искусство" в Эрмитаже и само его роскошное собрание, вписанное в контекст разных стран и культур. Россия, к счастью, имеет долгий и уникальный исторический опыт мирного сосуществования разных культур и религий, ценит и уважает ислам и межрелигиозный мир...
Михаил Ремизов: Но то, с чем столкнулись французы в этих терактах, это не ислам, а идеология исламизма. Разница между ними как между "национальным самосознанием" и "нацизмом". Корень один - "нация", а явления чрезвычайно разные.
Надо проводить последовательное разграничение между исламом как мировой религией и исламизмом как глобальной преступной политической идеологией. Тем более что последствия, которые она за собой влечет, налицо. И никакой ретуши, порожденной политкорректностью, тут быть не должно.
Исламизм легко отделяется от ислама как уважаемой мировой религии?
Михаил Ремизов: Да, есть ясные критерии различения. Идеология исламизма включает в себя такую цель, как построение глобального исламского государства. Она принимает силовые методы в миссионерской работе, в том числе допускает убийство в случае перехода в другую религию. И требует переустройства общественной жизни по нормам шариата. Если кто-то настаивает на этом, то надо понимать, что это глобальная политическая агрессивная идеология, имеющая террористические последствия.
Если люди выступают с этими требованиями, значит, перед вами исламисты. Если нарушается свобода совести, это уже надо называть не исламом, а исламизмом. Исламисты как раз стремятся завоевать симпатии наибольшего числа мусульман. И надо уметь убедить последних в том, что они имеют дело с глобальной, экспансионистской, агрессивной политической идеологией, которая лишь эксплуатирует традиции ислама.
Теракты в Париже могли быть продиктованы конкуренцией между террористами, считают эксперты, в частности между "Аль-Каидой" и "ИГИЛом" (организация "Исламское государство Ирака и Леванта").
Михаил Ремизов: Исламисты - это и "ИГИЛ", и "Аль-Каида", и Талибан, и пакистанская секта "Таблиги Джамаат". И "Братья-мусульмане", которые хоть и считаются более умеренными, но если прочитать их программные документы или труд их основателя Хасана Аль-Банна, то обнаружишь там все те же четкие цели глобального господства и доминирования в том числе и через силовые методы. Я недавно был на конференции в Париже и слышал, как там обсуждался вопрос, почему во французском переводе работы основателя "Братьев-мусульман" оказались старательно вымаранными те моменты, которые могут сильно дискредитировать эту организацию. Было исключено как раз все, что касалось целей создания глобального халифата и применения насилия по отношению к неверным. Я бы назвал такую политкорректность самоубийственной.
В исламизме много разных оттенков. И конкуренция "Аль-Каиды" и "ИГИЛа", я думаю, имеет место. Есть, кстати, мнение, что и теракт в Грозном был связан с этой конкуренцией, ведь за него взяла ответственность организация "Имарат Кавказ", связанная с сирийским филиалом "Аль-Каиды". Еще многие теракты будут связаны с этой конкуренцией, и она будет влиять на стратегию террора. Потому что любой крупный теракт - это в том числе и заявка на инвестиции.
Теракт в редакции был покушением на базовую демократическую ценность - свободу слова?
Михаил Ремезов: Скорее, под прицелом оказалась другая, но тоже базовая для Европы республиканская демократическая ценность - ценность свободного самовыражения.
Мы прежде всего признаем за убитыми журналистами - и в этом достоинство нашей позиции - право на жизнь. Признаем и право на самовыражение. А если их профессиональное и личное поведение становится кощунственным, то оно, конечно, должно наказываться. Но законом и общественным остракизмом. А не убийством.
Какая идеология стояла за теми, в кого стреляли?
Михаил Ремезов: За таким явлением, как "Шарли Эбдо", стоит что-то вроде идеологии агрессивного троцкизма.
Был ли этот журнал просто изданием, позволяющим себе эпатаж, или штабом контркультуры, не знаю, это требует отдельного исследования. Но с высокой вероятностью могу предположить, что это все-таки был штаб левацко-троцкистско-анархистского мировоззрения, который сознательно применял против своих оппонентов "оружие высмеивания"...
Такая идеология обычно воюет с собственными базовыми - культурными и религиозными - ценностями Запада. Но, свергая эти ценности, она делает европейский мир уязвимым, разоружает его перед тем же исламизмом. Это одна из черт современной западной цивилизации. Парадоксально, что такое явление оказалось символом противодействия исламизму. К большому сожалению, оно как раз выстилает дорогу терроризму. "Шарли Эбдо" - это часть болезни, а не лечения. Хотя осознание этого не повод оправдывать террористов.
Раздаются голоса, что европейская карикатурная культура предполагает высокие градусы жесткости и непристойности высказывания, это, дескать, "культура эпатажа", а мы, мол, еще всего этого не освоили...
Михаил Ремизов: Эпатаж - лишь инструмент, он может служить разным целям. В данном случае эпатаж связан с линией контркультуры, рожденной в контексте "культурной революции" 60-х годов XX века.
Идеология контркультуры, в общем, враждебна по отношению к базисным культурным основаниям европейской цивилизации. Эта враждебность, кстати, зацепила и увлекла многих идеологов, в том числе и таких глубоких и респектабельных, как Маркузе, например. Здесь содержится что-то вроде "идеологии самоненависти". Она включает в себя прежде всего ненависть к христианству, к ней примешивается ненависть к капитализму, к государству, к нации и ко всему нацеленному на то, чтобы контролировать человека и диктовать ему какие-то ценности. Это одна из характерных для современной западной цивилизации идеологий - тотального освобождения человека. Но по сути она переходит грань и предполагает разрушение культурных институтов, самодисциплины, морали и всего того, что делает человека человеком, достойным уважения. В этой идеологии самоненависти есть нечто нацеленное на разрушение европейской цивилизации. И "Шарли Эбдо" как раз выражение этой идеологии самоненависти.
Терроризм всегда имеет больше жертв, чем в официальных списках потерь. Все запуганные, все увидевшие страшные сюжеты по ТВ в какой-то мере тоже жертвы?
Михаил Ремезов: Да. Террор - это ведь акт принудительной коммуникации. Террористы, совершая преступление, "общаются" с обществом, посылают ему определенные сигналы. И даже если общество молчит в ответ, оно все равно вынуждено понимать, ЧТО говорят террористы. Публичное запугивание террором - это еще и покушение на основы общества и государства. Ведь террористы таким образом присваивают себе определенные прерогативы государства. Например, его право на легитимное насилие. Это их претензия на господство.
Поэтому с терроризмом надо вести серьезную войну. Сегодня только полицейскими операциями терроризм не победить.