08.12.2014 23:38
    Поделиться

    Ромео Кастеллуччи раскрыл секреты нового спектакля в Москве

    Три дня открытых репетиций спектакля знаменитого итальянского режиссера Ромео Кастеллуччи "Человеческое использование человеческих существ" в Электротеатре "Станиславский" во многом стали опытом новой театральной оптики, новой идеи зрителя. Его экзотичность и уникальность, его странная, притягивающая и отталкивающая, вдохновляющая и провоцирующая энергия была различима всеми, кто принял и не принял эту работу.

    "Человеческое использование человеческих существ" формально представляет собой историю воскрешения Лазаря, как она представлена на знаменитой фреске Джотто. Что только не померещилось публике в этом путешествии в Аид и обратно. Полноценные отклики возможны будут только после мартовской премьеры спектакля.

    Но уже сейчас ясно, что Ромео Кастеллуччи возобновляет саму возможность мыслить о театре как о месте особого философствования, месте встречи языка и смерти, живых и мертвых.

    В новом спектакле вам предложат пройти похоронной процессией с фрагментами колеса и лошадиных ног, с тошнотворным запахом аммиака. Войдя в зал, вы, возможно, увидите, как распадающаяся плоть лепечет на ускользающем языке: "Зачем, зачем воскресил меня?". Возможно,вам покажется в этой истории, что Бог смущен своей кристаллической жестокостью. Что само распятие и погребение Христа - лишь его маленькая личная жертва, акт самооправдания за жестокое воскрешение четырехдневного тела Лазаря.

    Распятый на кресте-круге языка, на котором начертаны слова сакрального языка женералиссимо, изобретенного Клаудией Кастеллуччи, Христос возвращает нас в нулевую степень коммуникации. Язык, сокращенный до четырех таинственных слов, вовсе исчезает в трубных звуках горлового пения. Смиренный Христос, поменявшийся местами с Лазарем, становится звуком Бытия.

    Театральный режиссер Ромео Кастеллуччи: Выдумать язык - и есть задача спектакля

    На одной из репетиций Кастеллуччи сам стал жертвой своего замысла о жертве. Он подставил собственную щеку под удар Кулака-робота (есть там и такой странный образ), чья сила, видимо, была слишком жестока, чтобы подставить под нее артиста. Творец подставил под удар самого себя, чтобы спасти творение и расплатиться за свою жестокость физическим страданием.

    Отчасти именно об этом он размышлял во время своего мастер-класса, говоря о спектакле худруку театра Борису Юхананову.

    Прямая речь

    Я начинаю работать с чистого листа. Я записываю каждый день что-то в блокнот. Это похоже на работу писателя. Я записываю всё, что меня трогает в реальном мире. Постепенно эти идеи завязываются в узлы, из которых рождается структура, поддерживающая весь концепт. От этой структуры будет рождаться название. С момента названия возникает порядок, начинает создаваться тело будущей работы.

    Во второй фазе я делаю некий теоретический чертеж. А в третьей ментальная фаза встречается с реальностью. Там надо защищать идею в борьбе не только с реальностью, но и с людьми. Театр, как мы знаем, это язык, который рождается в сообществе. Я стараюсь вовлечь группу, прежде всего актеров, в идею спасения идеи. Но иногда это не получается. Иногда идея гибнет от компромиссов, и я закрываю проект.

    На репетиции режиссер больше ради сострадания решил подставить свою щеку под удар Кулака-робота

    Театральное искусство вообще - это борьба с принципом реальности. Это подвешивание реальности в невесомости, создание иной реальности.

    То, что мы хотим представить, непредставимо. Форма и есть представление непредставимого. В некотором смысле это как в обратной перспективе - мы не создаем форму, но поддаемся ей.

    Крайне опасно связывать театр с литературой, текстом. В некотором смысле выдумать язык - и есть задача спектакля. Когда Арто говорит об истоках театра, он не имеет в виду архаику театра, но то, что он должен каждый раз стать собственным истоком.

    В театре речь идет о контакте человека с Образом. Театр является глубоко религиозным опытом.

    Поделиться