Валерий Кичин: Наше кино становится цифровым и женским

В нашем кино заметны две тенденции: оно становится цифровым и женским. Женщины рванули в бой и доказали: как авторы они радикальнее мужчин. А "цифра" пришла не как стимул для новых "Аватаров", а как коряга для утопающих: камкордером можно снимать и на коленке.

Легкая ручная камера стирает грань между игровым и документальным. Последние примеры - фильмы "Комбинат "Надежда" Натальи Мещаниновой и "Еще один год" Оксаны Бычковой: света не нужно, съемочных групп тоже - с виду хоум-видео. Актеры уже не актеры: в первой картине они свободны от сценарных текстов и с сочувственным садизмом московской тусовки имитируют куражливых аборигенов Норильска, какими их представляют, - "выпускают на волю собственных демонов". Во второй тусуются уже в московской квартире - неотличимо, но "цивильно", без мата.

По большому счету, "Комбинат...", вписывается в гуманистический контекст русской культуры от чеховских героинь с их безнадежным "В Москву! В Москву!" до "Белых ночей почтальона Алексея Тряпицына" Кончаловского - тоже документально-художественного портрета русской глубинки, и "Трудно быть богом" Германа, где гнусный быт, сколоченный не знающим морали обществом, всепроникающая жижа и стекающее отовсюду дерьмо даны как метафора гоголевско-босховского масштаба. От кокетливых экзерсисов близкой по стилю Германики "Комбинат..." отличает его главный импульс - сочувствие к героям, в беде рожденным и не могущим из беды вырваться. Не сравниваю художественный вес изделий и творений - говорю о контексте.

Гнетущие пейзажи Норильска соседствуют с приличным бытом: люди еще способны создать на своих квадратных метрах крошечную, но жилую зону. Меж дымящих труб функционирует цивильная сауна. Где-то репетирует театр, в нем что-то ставит заезжий халтурщик, актрисы судачат в гримерках. И шалава Света, надев белоснежный халат медсестры, робко ассистирует докторше в заводской поликлинике. Но мечта у нее одна: вырваться куда угодно, только "на материк". И проблема не в напастях, ниспосланных то ли "центром", то ли небесами, - она в самих людях, не умеющих обустроить свою жизнь, не в песне о "городе-сказке Норильске", а в реальности. И нет здесь ни любви, ни дружбы, ни привязанностей настоящих - каждый способен утопить каждого потому, что в нем забыли воспитать тормоза.

Это фильм-катастрофа, только гибнет не "Титаник" - загибается целый город, захлебнувшийся в им же сотворенных нечистотах. Причинно-следственная связь та же, что у загаженного лифта, - с особенностями жильцов отдельно взятого подъезда. Но в масштабах отечественной индустрии и неумирающего советского девиза "Раньше думай о родине, а потом о себе" - он мутировал таким уродливым образом: никто не думает ни о чем, живя по инерции, без цели. И речь не о ядовитом озере - это фильм об отравленном состоянии души.

Временами снисходительность московской кинотусовки к тем, кто за Садовым кольцом, снижает анализ социального явления до уровня простодушного гротеска типа "ой, Вань, гляди, какие клоуны!" Отсюда и концентрация самоупоенного мата: он здесь выполняет ту же функцию, что размалеванные лица, которые средний европеец считает атрибутом среднего африканца, - и перетягивает на себя все одеяло. Он так самоценен, что авторы не замечают гибельной статики первого же эпизода: парни чего-то невнятного хрюкают, девочки чего-то визжат, а дело никуда не движется. И тогда, надеясь выйти к неприпудренной правде, фильм ваяет, в общем, вампуку: возможно, норильчане в нем узнают Норильск, но вряд ли узнают себя. Впрочем, они картину скорее всего не увидят: из-за обсценной лексики фильм не имеет разрешительного удостоверения - по идее, всем нужное кино осталось в ранге "фестивального".

Если вслед за "Комбинатом" посмотреть "Еще один год", покажется, что идет тот же фильм. Не потому, что сценаристы - те же Наталья Мещанинова и Любовь Мульменко. Неразличимыми их делают нестойкая цифровая камера, сообщающая всему дрожь нестабильности, и повсеместно разлитая общественная оцепенелость, оставившая на плаву только сиюминутные страсти. Фабула взята из пьесы Александра Володина "С любимыми не расставайтесь", в конце 70-х бережно перенесенной на экран Павлом Арсеновым. Сегодня его фильм смотреть трудно: и той страны, и той жизни больше нет. Но коллизии вечны, и новая экранизация должна предложить на них новый взгляд.

Новый - значит с учетом публики, которая не может сидеть на месте больше десяти минут: ей нужно в туалет и за поп-корном. А когда сидит - пишет эсемэски. Поэтому в фильме Бычковой полчаса ничего не происходит. Проезды, проходы, пейзажи за окном машины, кувыркаются в снегу, едят сосиски, треплются ни о чем, - если пропустить хоть все полчаса, ничего не потеряешь. Но дальше пойдут заложенные Володиным отталкивания-притяжения двух любящих существ - и сразу интересно: началась драматургия, редкий гость в современном кино. Теперь он - бомбила, она - веб-дизайнер. Переписаны или сымпровизированы диалоги, но это уже несущественно: сохранена витиеватая правда хрупких человеческих чувств. А значит, появилось, что играть актерам. И сразу два актерских открытия: Надежда Лумпова и Алексей Филимонов передают эту любовь-ненависть скрупулезно и убедительно, несмотря на типажные нестыковки (первая кажется простоватей второго, хотя суть конфликта в разнице кругозоров: она балдеет от Кесьлевского, а он от Кесьлевского тоскует - не верю, вскричал бы Станиславский). Из традиций советской драматургии - финал картины: несмотря на все козни судьбы, побеждает любовь - не лишняя, прямо скажем, нота в зимней хандре (картина на экранах с 14 декабря). И все равно смотреть фильм Арсенова после этого опасно: там иной градус эстетических переживаний, и к сочувствию героям добавляется наслаждение прекрасными актерскими работами даже в проходных ролях. Бычкову, как и многих ее коллег, чаще устраивают типажи.

Но вообще в кино возникают островки более осмысленной правды о состоянии общества, они уже образовали архипелаг: вспомним еще и "Географ глобус пропил", "Жить", "Майор", "Левиафан", "Класс коррекции", "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына". Другой вопрос, готово ли больное общество эту правду слушать.