Поделиться
Я подошел к зеркалу и посмотрел на свое седое изображение... А что, собственно говоря, времени еще-то и делать, как ни катиться? Вот оно и катится...
В эти юбилейные дни всем очень нравится размышлять о трагедии артиста, про которую все знают, но невероятно любят говорить и даже спорить. Про супругу. Про - "вернется ли на сцену"... Про злой рок...
Ради Бога - кому хочется. Мне это неинтересно. Для меня Николай Петрович Караченцов не только один из самых-самых русских кино- и театральных артистов, но и один из самых ни на кого не похожих. Его театральная судьба - судьба классика российского театра.
Чтобы родился артист Караченцов, в театр имени Ленинского комсомола должен был прийти Захаров.
Захаров свою ленкомовскую труппу собирал: из Саратова приехал Янковский, из Маяковки пришел Леонов, из Сатиры - Пельтцер, ненадолго ушел вслед за Эфросом и вернулся Збруев, на студенческом показе приглянулся Абдулов...
Караченцов в театре уже был. Он играл в разных спектаклях, в том числе и у Эфроса, но "эфросовским" актером, в отличие, скажем, от Збруева, Караченцов не стал.
Марк Анатольевич тоже не сразу заметил свою будущую звезду. В первом спектакле Захарова на ленкомовской сцене - "Автоград XXI" главную роль играл Янковский, в ролях: Збруев, Проскурин, Гомиашвили (вскоре из театра ушедший), Скоробогатов... Неужели в этом музыкальном спектакле не нашлось места Караченцову? Почему же, нашлось! Он играл в хоре, попросту говоря - в массовке.
"Автоград" была абсолютно революционная для своего времени постановка. Уже хотя бы потому, что пьесу написал опальный Визбор, а на сцене - театра! - находились музыканты, которые в те годы назывались "вокально-инструментальный ансамбль". На сцене театра - ВИА! Эх, молодые, не понять вам нынче, какая эта была революция!
Но театроведы и историки театра подлинным началом "Ленкома" считают не этот спектакль, а следующий - знаменитый "Тиль" по пьесе Горина, с музыкой Гладкова и песнями Юлия Кима, который в ту пору, если не ошибаюсь, носил вынужденный псевдоним Михайлов.
В "Ленкоме" было, есть и, уверен, будет много знаменитых актеров. Но только Караченцов сыграл главную роль в ленкомовской "Чайке". И именно Караченцов, спустя десятилетия, придумал это слово - "Ленком".
Тиль являлся не просто символом свободы. Казалось очень важным, что символом свободы был не какой-нибудь нездешний красавец, а такой же парень, как сидящие в зале. Обыкновенный и необыкновенный одновременно. Безумный и прекрасный. Человек - одновременно - из вечности и из сегодняшнего дня. Такую роль можно либо провалить, либо сыграть гениально. Караченцов предпочел второе.
Сейчас эпоха безтилья. Бессилье безтилья, - сказал бы я. Сейчас на сцене "Ленкома" блистательные Антон Шагин в "Пер Гюнте" и Александр Балуев в "Небесных странниках" играют рефлексирующих, сомневающихся героев: Марк Захаров кожей чувствует время и потребность зрителей.
Караченцов начинал в эпоху Тиля: во время героев, "рвущихся из всех сухожилий". В рок-опере Рыбникова "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты" они с Александром Абдуловым составили такой дуэт, что спектакль, игранный на стадионах, пробивал своей энергией зрителя самого последнего ряда.
Именно на музыкальных спектаклях Марка Захарова мы начинали понимать, что такое "музыкальная драматургия". И когда смотрели на Караченцова и Абдулова, впервые, может быть, задумывались, что поющий драматический артист - явление абсолютно уникальное.
А потом была "Юнона и Авось". Поставленный летом 1981 года спектакль Захарова, Вознесенского и Рыбникова с аншлагами идет до сих пор. Поразительно не только долголетие работы - о чем часто говорят. Но и то, что за тридцать лет в жанре "рок-оперы на драматической сцене" не было поставлено ничего, что могло бы встать рядом.
Этот спектакль видели все - не на сцене, так по телевизору: показывали десятки раз. Каждый раз, глядя на то, как играет Караченцов, мне казалось, что вот он сейчас отыграет и умрет. Потому что не в состоянии человек существовать в таком накале. У него должно разорваться сердце или мускулы - это ведь за пределами человеческих сил.
...Много лет назад в "Красной стреле" я встретил Николая Петровича - актер ехал в Питер на съемки. Он позвал меня в свое купе, и мы проговорили полночи. Я, конечно, не записал тот разговор, а из памяти он, в общем, выветрился.
Но я очень хорошо запомнил ту страсть, с какой Караченцов говорил об актерской профессии. Караченцов вообще говорит эмоционально, но о своей профессии - так, словно кому-то - может быть, Богу - доказывает серьезность актерства.
Еще он почему-то читал стихи. Чьи - не помню. Но помню это удивительное ощущение: стук колес, мелькание темноты за окном, и энергичный человек, вбивающий мне в голову поэтические строки. Он читал, конечно, не мне: на моем месте мог бы быть любой. Он просто выплескивал энергию, которая в нем не помещалась.
Захаров собрал в своем театре не просто хороших актеров - он собрал личностей, и продолжает это делать. Караченцов среди них, конечно, один из первых.
Театральные (как и кино) роли Караченцова еще ждут своего исследователя, хотя - как познать эту тайну, какой алгеброй поверить эту гармонию?
Николай Петрович Караченцов - эпоха русского театра и кино. Счастье, что можно сказать эти слова актеру при его жизни.
И дай Бог ему здоровья и сил!