Сегодня писателю и путешественнику Петру Вайлю исполнилось бы 65 лет

Назавтра мы отправились в Падую, в Капеллу дель Арена, рассматривать фрески Джотто. И все наши попытки замотать обувную проблему натыкались на жесткое сопротивление Эли. Что было делать: мы понуро разбрелись с Петей по обувным магазинам. Нам был даден целый час. Лично я думал так: ну зачем мне новые ботинки, эти высохнут, намажу их кремом, почищу щеткой - будут как новенькие. При этом взгляд мой, рыскавший по витринам в поисках обуви, постепенно был перепрограммирован на поиски совсем других удовольствий. В конце концов сердце мое отозвалось радостным возбуждением: взгляд обнаружил слева по борту винный бар. Я отворил дверь, проник внутрь и огляделся: поодаль, за стойкой, сидел Петя, в руках у него был бокал с рубиновой влагой, а на ногах - старые мокасины. Он приветствовал меня поднятым бокалом, предварительно изучив, как выглядит моя обувка. И убедившись, что я тоже не потерял верных ценностных ориентаций, громко воскликнул: "Ну, конечно же, не было нужного размера?!" Так он любезно подсказал мне аргумент, который обязан был оправдать нас перед Элей. Рубиновая жидкость заплескалась во втором бокале, и мы выпили за расширение номенклатуры обувных изделий на потребительском рынке современной Италии. А потом был фантастически вдохновенный рассказывал Вайля о фресках Джотто.

Прошло совсем немного лет, но все изменилось кардинально. Главное - не стало Вайля. И когда я переступил порог их с Элей венецианской квартиры, прежним было только мое отношение к Пете и Эле, мои воспоминания о наших московских и итальянских встречах да те самые ботинки, которые я надеваю теперь как талисман перед поездкой в Венецию. И вот мы сидим с ней на кухне, где когда-то ужинали все вместе, и я расспрашиваю ее о Пете...

Мы никогда не говорили о том, как вы с ним познакомились...

- С моим первым мужем Володей (он художник), сыном и мамой мы эмигрировали из Советского Союза в 1978 году. Володе очень повезло: он стал работать в рекламе, что приносило неплохие деньги, и для иммигрантов мы были достаточно обеспеченны. Я - по профессии редактор, выпускница МГУ - поскольку умела печатать на устройствах с латинской клавиатурой, тоже устроилась на работу, правда, не такую денежную и не такую интересную, как у Володи. При этом постоянно читала эмигрантскую прессу. Особенно нравился еженедельник "Новый американец", тексты которого существенно отличались от всех других изданий. Конечно, я мечтала работать в этой газете, и через какое-то время меня рекомендовали в редакцию еженедельника, который возглавлял Сергей Довлатов. Пришла, и меня приняли на работу. Вот с этого все и началось.

Что именно?

- Во-первых, мне все было интересно. Вокруг - умные талантливые люди. Многие из них печатались под псевдонимами, и я не могла поначалу понять, кто есть кто. Спрашиваю, кто автор текстов, которые мне нравятся особенно? Да, вот же они, говорят мне, это Петр Вайль и Александр Генис. Так мы познакомились. Вайль был полноватым, с животиком, ходил в вязаной кофте, одевался кое-как (и он, и все остальные в "Новом американце" зарабатывали гроши). Зато какой блеск остроумия, какие знания, какая начитанность! Конечно же, я была восхищена Петиным живым умом. Я чувствовала, что и он обратил на меня внимание, но пресловутой искры еще не пробежало между нами.

И когда же она пробежала?

- В сентябре 1981 года Петр пригласил меня на свой день рождения. Задуман он был так: в 5 часов утра все гости едут на Фултон-маркет (огромный оптовый рынок), угощаются устрицами с шампанским, затем закупают все необходимое для праздничного пикника. От такого предложения невозможно было отказаться. Жил Вайль в ту пору в Верхнем Манхэттене, в Вашингтон Хайтс. Жил один: с первой женой Раей они уже расстались, но он сохранял с ней и с пасынком Костей теплые отношения. Рая тоже была приглашена на этот день рождения. Итак, мы всей редакцией отправились вечером к Пете, чтобы наутро поехать на рынок. Надо вам сказать, что это было жилище дремучего холостяка. По квартире среди разбросанных вещей, бумаг и книг с трудом можно было добраться до кухни. Но неважно, главное, что всем было весело и вкусно. Здесь-то я впервые обнаружила необыкновенные кулинарные Петины способности. И вот там-то, в тот вечер, искра и пробежала...

Вы что, влюбились друг в друга?

- Ну да, влюбились. Каждый вечер, после работы, он ходил провожать меня на автобусную станцию (я жила в пригороде). Автобус в нужном направлении оправлялся один раз в час. Мы сидели на вокзале, как бездомные, пили вино и не могли наговориться, и Петя уговаривал: ладно, уедешь через час. Через час приходил другой автобус, и он повторял то же самое. Это было очень счастливое время. Грубо говоря, "она его за байки полюбила, а он ее за состраданье к ним". Довлатов, который знал, что с нами происходит, трогательно опекал нас. Говорил мне, как бы между прочим, но со значением: "Вайль похудел и даже купил пиджак". И еще - часовые разговоры по телефону. Долго это, конечно, продолжаться не могло. И вот однажды, когда Володина фирма переезжала и помогла ему купить дом на новом месте, он смущенно попросил меня подписать документ, в котором я отказывалась от претензий на эту недвижимость. Я поняла, что он обо всем догадывается. Рассказала Вайлю. Петя сразу же предложил переехать к нему, в его берлогу. Так все и произошло. Так я и стала женой писателя, который в то время еще никому не был известен как писатель.

Ей досталось жить без Пети, но помнить о нем. Фото: Юрий Лепский / РГ.

Вы не пожалели? Все-таки красивая женщина из обеспеченной семьи, муж - высокий, стройный красавец, дом под Нью-Йорком. А тут - никому не известный колобок в вязаной кофте с претензиями на владение словом и отсутствием регулярных доходов...

- Нет, за 27 лет нашей совместной жизни я ни разу не пожалела об этом. Хотя поначалу все было тяжело и сложно. Я этому "колобку", как вы говорите, благодарна за то, что была очень счастлива с ним. Петя был веселым, остроумным (не только в компании, но и каждый день, дома), блистательным рассказчиком, наделенным от Бога великолепной памятью. Он цитировал отрывки из книг, знал наизусть кучу стихов, к месту вспоминал шутки, анекдоты, какие-то пародии. У меня даже был девиз нашего брака: "Накорми и насмеши...". Ну а главное: Петр был добрым и очень заботливым человеком. Сохранился целый ворох его трогательных записочек-инструкций: как приготовить что-либо в его отсутствие, куда пойти и что посмотреть интересное в городе. У нас было распределено так: Петя меня "кормил", я его "одевала". То есть он покупал продукты, вставал к плите и готовил наши ужины. Готовил, кстати, поставив на диске какую-нибудь оперную арию и называя эти минуты одними из самых радостных в жизни. Ну, вы знаете, каким непревзойденным кулинаром он был. А я как портной измеряла его сантиметром, шла в магазин и покупала ему одежду. Петя не выносил промтоварные магазины. Со временем он пристрастился к галстукам и пиджакам, выбирал их уже сам, но неизменно в моем присутствии.

Что же касается "писателя, который был никому не известен", то к тому времени они с Сашей Генисом издали свою первую книгу "Современная русская проза", подписав мне экземпляр: "Эле - стороннице и соратнице, стойко разделяющей все ужасы литературной жизни. Авторы".

Чему вы научились у него?

- Сначала - от чего он меня отучил. Я перестала постоянно опаздывать: Петя терпеть этого не мог, будучи сам чрезвычайно пунктуальным. Если я опаздывала, надувался и замолкал. А невеселый и молчаливый Вайль - это было невыносимо. Всем, что заинтересовало, поразило или рассмешило его, должен был немедленно поделиться. Он вставал в шесть утра, читал, работал, смотрел старые советские фильмы по телевизору, нетерпеливо ждал, когда я проснусь, залетал в спальню и кричал: пошли, посмотришь, какой смешной отрывок я записал для тебя. То есть отучил вставать с недовольным лицом, с плохим настроением, а сразу радоваться новому дню. Моя мама, когда приезжала к нам, удивлялась: "Не представляю супругов, которые, проснувшись в будний день, начинают сразу смеяться!"

Петр научил меня тоньше ценить и понимать русскую литературу, которую я, в отличие от западной, знала хуже. А он обожал Гоголя, особенно "Мертвые души", Достоевского, Толстого, Чехова. Очень хорошо знал и постоянно возвращался к античным авторам. Зато я приобщила его к французской словесности и западноевропейской истории. Когда было лень лезть в словарь, кричал мне из другой комнаты: "Кто у них там шел за Филиппом Красивым?" Он научил меня ценить и понимать слово, музыку языка. Вообще, к книгам относился бережно и трепетно. Если что-то нравилось - на полях ставил аккуратную точку, а на отдельном листочке записывал номер страницы. Уже живя одна в Венеции, пошла однажды в собор Сан-Марко, на Пасху. Взяла с собой Евангелие. И вдруг из книжки вылетает такой его листочек. Как привет от Пети. Перечитывая книги нашей библиотеки, постоянно натыкаюсь на такие приветы-послания. Мы как будто продолжаем разговаривать и делиться прочитанным. Теперь учусь готовить по "Русской кухне в изгнании".

А что касается кухни творческой. Наверняка вам полагалось читать первой то, что он написал.

- Так и было.

И что же, вы всегда хвалили его? Или можно было критиковать.

- И хвалила, и критиковала, когда с чем-то не соглашалась.

Он принимал критику?

- Бывало, что какие-то мои замечания поначалу воспринимал в штыки. Мы даже ссорились по этому поводу. Но проходил день, два, и он соглашался. Надо сказать, что и я относилась к этому чтению очень добросовестно. Например, если он описывал какую-то картину, я доставала альбом и рассматривала репродукцию с лупой в руках: нет ли ошибки. У Пети была абсолютно феноменальная память на текст, но зрительная - хромала. Он шутил: "Если актриса в кадре меняет перчатки, я уже не могу узнать ее..."

Кто были его друзья?

- Скорее были приятели. Да много друзей и не бывает... Молодая, еще со времен Риги, дружба - с Володей Раковским, которого Петя очень любил. Уважал и ценил Льва Лосева. Близкие, хоть и неровные, отношения были с Сергеем Довлатовым: они ссорились, потом сходились. Я знаю, что Петя был последним, с кем Сергей говорил по телефону 25 августа 1990 года. Дружил с поэтом Гандлевским.

У Вайля было поразительное чутье на талантливых людей. Он мог посмотреть фильм незнакомого режиссера, раздобыть его телефон и тут же позвонить, чтобы выразить свое восхищение. Помню, он звонил из Праги в Москву Анне Меликян, Петру Луцику и другим. Писал хвалебные письма понравившимся ему провинциальным поэтам. Терпеливо и обстоятельно отвечал на письма авторов - непонравившихся.

А Бродский? Они дружили?

- Я не назвала бы это дружбой. Все-таки дружба - это отношения равных. А к Бродскому Петя относился с большим пиететом, осознавая гениальность поэта, поэтому сохранял дистанцию. Они, кстати, всегда были на "вы". Однако это не мешало нам встречать вместе Рождество, ходить друг к другу в гости, посещать спектакли и рестораны. Мы гостили у Бродских в Лукке, где отмечали Петин день рождения и где Бродский подарил ему роскошный портфель и свитер. Отношения были теплыми и искренними.

Может быть, потому, что они оба были великими читателями, у них был общий контекст, а это - лучшее поле для общения.

- Это так, но это не все. Мне кажется, Бродский ценил и порядочность Петра, и его энциклопедические знания, и любовь к поэзии. Недаром Иосиф надписал на большинстве книг, подаренных Вайлю, - "Петечке..." На книге "Провинциальное", Стокгольм, 1993 было написано: "24-е ноября 1993 г. Нью-Йорк. Милому Петечке - раритет: нечто, чему и надлежит быть в пяти экземплярах. Иосиф". Надо полагать, эта книжка - самое редкое из существующих на свете изданий Бродского: номер первый из пяти выпущенных экземпляров.

А как вы обращались к нему в письмах? Если не секрет, конечно...

- О, в ходу было много ласкательных и смешных обращений, но кому интересны альковные прозвища...

На новый, 1982 год, еще не будучи Петиной женой, я подарила ему роскошный географический атлас. И сделала надпись: "Любить, творить и путешествовать - вот в чем ответ". И все у него исполнилось.