Поделиться
Владимир, вы возобновили в эфире свое ток-шоу - теперь оно будет ежедневным. Какова цель этих вечеров?
Владимир Соловьев: Цель - дать возможность людям в прямом эфире услышать обсуждение самого важного политического события дня.
Отсюда второй вопрос. То, что мы увидели в первом выпуске программы, было фактически митингом в эфире. Уровень агрессии зашкаливал. Но митинг все-таки не место для дискуссий.
Владимир Соловьев: Агрессивный тон исходил от двух людей - Жириновского и Рыжкова. При этом Рыжков был даже более чем агрессивен. Но Станкевич и Железняк были даже более точны, как и Проханов, и Марков. И здесь уже вопрос в том, что политики таковы, каковы они есть. И на этой площадке все-таки был не митинг, потому что даже в такой форме участники слышали друг друга и говорили друг с другом. Предложить им насильственным образом вколоть успокоительное? Я считаю это неправильным. Провести лоботомию негуманно. Зато у наших граждан есть возможность видеть, каковы политики в реальном времени, в реальной жизни в общении друг с другом.
Но вообще эта агрессия в реальной жизни мешает нормальному диалогу и никак не сближает телеаудиторию - зрители потом не заснут.
Владимир Соловьев: Извините, но я не воспитатель в детском саду. Моя задача не обманывать людей, а показывать им правду. Если вы считаете, что я должен воспитывать политиков, говоря им: "Что вы, что вы - кушайте манную кашку", это было бы неверно. Да, пока что агрессия, потом научатся.
Речь идет не только о вас как о "воспитателе", а о повышении уровня агрессии в обществе в целом. Агрессивны не только политики…
Владимир Соловьев: Если говорить гражданам - пейте по утрам розовую водичку от полового бессилия, они от этого не станут ее пить. Людям должно быть интересно. И телевидение помимо всего прочего должно быть интересным. Иначе просто граждане переключатся на другой канал. Все очень просто - я показываю людям реальную политическую жизнь, реальную политическую дискуссию, чтобы они могли смотреть, думать и выбирать. Когда политики поймут то, что их избирателям не импонирует агрессивная манера, они будут менять тональность.
Как бы вы сами ответили на те вопросы, которые задали в начале передачи. Например, на "Марше мира" в выходные было много или мало человек?
Владимир Соловьев: Я не отношусь к журналистам, которые подменяют собой политиков, и это принципиально важно. Именно поэтому, когда у меня в студии проходили президентские и думские дебаты, я никогда не высказывал своих политических воззрений. Я не член никакой партии и не собираюсь им становиться, поэтому мое отношение к людям, в том числе ответ на вопрос, много или мало человек пришло на "Марш мира", точно не является предметом обсуждения. Потому что это превращает меня из модератора дискуссий, который дает разные аргументы разным сторонам, в одного из ее участников. А в Думу я не собираюсь.
А если говорить с вами как с человеком, который находится так или иначе в центре политической жизни страны, как вы считаете?
Владимир Соловьев: Таким человеком я точно не являюсь. Я наблюдатель политической жизни страны. В центре у нас совсем другие люди.
Много или мало? С чем сравнивать! В этот момент в Нью-Йорке на улицу вышло 300 000 человек на митинг по поводу экологии. А на митинги такого же типа, как "Марш мира", во время войны во Вьетнаме выходили миллионы. А во время пражских событий вышли единицы, но для Советского Союза это было много. Кроме того, у нас же до сих пор никто считать не научится, много или мало. А много или мало было власовцев и бандеровцев? Это как посмотреть - каждый случай отдельный. А много или мало было партизан? Политика - вещь крайне условная.
Получается как температура: 37 градусов - это много или мало?
Владимир Соловьев: Вообще-то это считается нормой. Важно другое, что такого рода митинг был проведен, что полиция сделала все возможное, чтобы никто не пострадал и чтобы не было никаких столкновений. Этим людям дали пройти по Москве. Попробовали бы с аналогичным шествием пройти с российскими знаменами в Киеве. Сразу стало бы ясно, где демократии больше.
На ваш взгляд, нужно ли нашей оппозиции помочь "перейти улицу" в парламент, потому что митинги, как мы уже говорили, не место для дискуссий.
Владимир Соловьев: Кому там помогать? Владимир Рыжков был одним из руководителей партии "Наш дом - Россия". Просидел столько сроков в Думе, что "мама не горюй". Борис Немцов был одним из руководителей страны. Михаил Касьянов тоже. Эти люди сделали все, чтобы оказаться на улице. Поэтому сейчас они же могут сделать все, чтобы завоевать избирателя назад. Но когда они говорят, например Быков, что народ плоховат и не дозрел до интеллигенции, тогда чего ждать от народа? Чтобы он голосовал за них?
В итоге как дискуссия в вашей программе действует на наше общество? Разжигает страсти?
Владимир Соловьев: Все советское телевидение и прочее не разжигало страсти? В Средневековье были самые жестокие войны, а СМИ не было. Кто разжигал страсти? Эта странная манера говорить, что телевидение может разжечь то, чего нет в народе, это, конечно, умильно. А может быть, наоборот, телевидение дает возможность выплеснуть эмоции и выразить их таким образом, а не идти друг друга убивать? Как на скороварке выбросить темперамент, сказать людям все в лицо друг другу. Если наше телевидение разжигает страсти, то что говорить о марше, который назвали маршем подлецов с бросанием портретов людей в мусорные баки. Это что такое? А личные оскорбления, которые звучат с трибун. Скажу вам так - и среди одних, и среди других много представителей интеллигенции. Не надо телевидение пинать. А надо обратить внимание на свои высказывания, выступления, блоги... Каждый пусть начнет с себя. Я показываю реальность, не приукрашивая. Вот в первой программе у Рыжкова было достаточно времени? У Станкевича достаточно? Вот это была моя задача - каждый получил времени ровно столько, чтобы иметь возможность высказать свою точку зрения. Притом они получили время, которое не соответствует избирательному весу каждой из политических сил, заметьте.