08.09.2014 23:06
    Поделиться

    В МХТ поставили "Трамвай "Желание" Теннесси Уильямса

    В МХТ сыграли "Трамвай "Желание"
    Пьеса Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание" писалась в конце войны и увидела свет в 1947 году. Казалось, мир должен ликовать - ведь окончилась страшная война. Напротив, искусство послевоенного времени, кажется, сделало его еще мрачней. Везде в Европе, прежде всего в самой Германии, шел мощный процесс осмысления случившегося. Вскоре Теодор Адорно скажет свое знаменитое: "Поэзия невозможна после Аушвица".

    Теннесси Уильямс всегда казался мне самым аполитичным автором, уж точно не писавшим о таких глобальных вещах, как Вторая мировая война. Просто она жила в нем как часть цивилизационной катастрофы. В чем-то очень чеховский мотив утраты дома, разобщенности и непонимания близких, даже родных людей, запертых в "одиночные камеры" своих одиноких существований, приобрел у него такой экспрессионистский, надрывный характер, который Чехову с его стоицизмом был не близок. Скорей ему был ближе Стриндберг, в жилах которого текла кровь символизма. Трамвай по имени "Желание", упирающийся в никуда, в трагедию безнадежности, приобрел на сцене МХТ им. Чехова тоже немного символистский вид. Пространство, придуманное Николаем Симоновым, представляет собой огромный дом-локомотив, в финале нежданно обернувшийся лагерной зоной со смотровой вышкой.

    Экспрессионистские тона пьесы прекрасно почувствовал молодой режиссер Роман Феодори, для которого "Трамвай" - дебют на мхатовской сцене, да и вообще второй спектакль в столице. Впрочем, его "Матушка Кураж" из Барнаула, показанная на той же сцене в рамках "Золотой маски", произвела хорошее впечатление. Возможно, тогда же Табаков "положил на него глаз". И вот уже Феодори исполняет виражи мастерского класса, увлекая за собой сложнейший ансамбль артистов - Марина Зудина в роли Бланш, Ирина Пегова - ее сестры Стеллы, и между ними - муж Стеллы, дикий поляк Стенли Ковальский в исполнении Михаила Пореченкова. Добавьте к этому Михаила Трухина в роли робкого закомплексованного Митча, и вы оцените вполне неробкую волю режиссера, поведшего этот трамвай.

    Как свойственно почти всему его поколению, Феодори решительно отказался от опыта предшествующих воплощений гениальной пьесы, хотя и прошелся по ней с редкой бережностью. Если Бланш в исполнении Зудиной и напоминает кого-то, то прежде всего - образы Мэрилин Монро. Пикантная, кокетливая и изысканная блондинка с великолепной фигурой, она тащит за собой не столько массивный гардероб платьев, сколько багаж утрат, среди которых главная - ее мальчик, ее юный муж, застрелившийся на вечеринке после того, как она увидела его в объятиях другого. Этот "мальчик", элегантный юноша в смокинге, будет ходить за нею везде, подавая стакан виски или давая прикурить. То и дело он раздваивается в ее путающемся сознании, сливаясь с другими гостями-призраками на той так и не оставленной ею вечеринке, и, наконец, запечатлевает поцелуй на щеке другого - прямо перед ее глазами.

    Несколько пар мужчин и женщин, то и дело танцующих за стеной дома, - часть того же багажа. Утрата дома, столь сближающая пьесу Уильямса с чеховским "Вишневым садом", здесь почти ни при чем. Зато смерти, идущие одна за другой - муж, мать, отец, - становятся главным обстоятельством ее сорвавшейся в бездну жизни.

    Ее сестра Стелла - Ирина Пегова - обладательница недюжинного бюста и эмоционального здоровья на грани тупости, выбрала себе такого же туповатого супруга Стенли - гаранта невозврата в ту точку бытия, где царствуют лишь утрата и смерть. Ее сердечной щедрости хватает ровно на то, чтобы принять на какое-то время сестру с ее ситуацией, а затем сдать ее на волю своего страшноватого мужа.

    Стенли Ковальский, каким он появляется в обличье Михаила Пореченкова, - огромный верзила, с трудом выстроивший свой мирок и точно знающий его границы. Все, что выходит за них, что не вписывается в его представление о человеке и человечности, требует немедленного отторжения. Бессознательную страсть к Бланш, которую порой играют в этой пьесе, он не испытывает вовсе, и даже когда его ладонь касается ее обнаженного плеча, это только проба зверя, охотящегося за своей жертвой.

    Вместе с Пореченковым входит в спектакль мотив простоты, что хуже воровства, - той простоты, для которой всякая сложность - повод для войны и агрессии. Собственно, благодаря ему в этом спектакле становится ясно, почему пьеса Уильямса имеет непрямые, но прочные связи со смятением военного поколения, попытавшегося осознать, как стало возможно столь безжалостное истребление людей и целых народов. Исток трагедии - в психологической, социальной и душевной грубости, нетерпимой к иным жизненным устройствам. Собственно, так Бланш и уничтожают. Под звериный вой сестры, под пьяные слезы Митча-Трухина ее уводят по другую сторону стены, в сумасшедший дом.

    Ее последнее явление - крестом перечеркнутая фигура на сторожевой "вышке", в свете "лагерных" фонарей.

    Поделиться