25.08.2014 23:08
    Поделиться

    В Хамовниках открылась выставка к 170-летию Софьи Толстой

    Исполняется 170 лет со дня рождения Софьи Андреевны Толстой
    В музее-усадьбе Л.Н. Толстого в Хамовниках (Москва, улица Льва Толстого, 21) открылась очень камерная, но живая и бесконечно трогательная выставка: "Софья Толстая. Узоры жизни", посвященная 170-летию со дня рождения женщины, которой удалось обратить на себя внимание всей России и даже всего мира.

    Разумеется, это случилось потому, что она была спутницей человека, который в свое время перевернул сознание мира и по сей день остается гораздо более актуальным писателем и философом, нежели большинство современных "инженеров человеческих душ". Но загадка этой женщины заключается в том, что, оставаясь верной женой и домохозяйкой в течение 48 лет, она как-то сумела заявить миру и собственный образ, "узор жизни", глубоко волнующий, высоко художественный и неповторимый.

    Сам великий Толстой до конца своей жизни не переставал интересоваться личностью своей жены, всматривался в нее, писал о ней в дневнике очень разные, порой противоречивые вещи. Она его то восхищала, то раздражала, доводила до слез и белого каления, но он несомненно любил ее, и это чувство не покидало его до глубокой старости. Но самое главное - он, величайший психолог, умевший иногда двумя-тремя словами схватить сущность любого человека, так и не смог отчетливо сформулировать характер собственной жены и роль, которую она сыграла в его жизни.

    Изучая биографию Толстого с 1862 года, то есть с момента их свадьбы, мы ни на секунду не забудем о Софье Андреевне. Как эта женщина смогла превратить жизнь гения, с которым только переписывалась половина мира, одновременно в быт старосветского помещика - уму непостижимо! Еще сложнее понять, почему всякий новый человек, оказавшийся в доме Толстых, в Ясной Поляне или в Хамовниках, и неизбежно подпадавший под смертоносное обаяние личности Толстого, также неизбежно подпадал под влияние личности его жены и задавался вопросом: кто из них в конце концов прав?! Как сумела она написать между строк жизни гения собственный "роман", и тоже ведь по-своему гениальный?!

    Конечно, она была необыкновенно талантливой женщиной! Она и два языка знала в совершенстве, и переводила, и сама писала (дневники просто гениальны!), и рисовала, и лепила, и фотографировала, и вышивала крестиком. На вышивке и вязании Софьи Андреевны не случайно делается акцент на открывшейся выставке. Это и правда не просто рукоделие, но произведения искусства, которые живут, "дышат" и по сей день. Их неудержимо хочется потрогать, погладить рукой, ощутить их не остывающее в веках тепло. Достаточно только взглянуть на созданные рукой Софьи Андреевны покрывала на кроватях ее и мужа, чтобы в душе немедленно вспыхнул огонек простой и хорошей человеческой зависти: "Господи! как это хорошо! Как это тепло и уютно!" И такое же чувство остается от многих вещей и вещичек этого дома, которых сотни раз касалась рука Софьи Андреевны, от всей этой вроде бы материальной "мишуры", что далека от духовной жизни Толстого, но без нее живой, настоящий Толстой совершенно непредставим. Только здесь, в Хамовниках и в Ясной Поляне, понимаешь, что этот "матерый человечище" существовал не в абстрактном пространстве мысли, а вот в этом, подробном и осязательном пространстве вещей. И это не какой-то "хлам". Это до сих пор излучает свет и тепло. Это тоже искусство и тоже мысль - "семейная". Это собирает и настраивает душу. Говорит о вечности.

    Она его то восхищала, то раздражала, доводила до слез и белого каления, но он, несомненно, любил ее

    И это - Софья Андреевна. Это ее пространство. В котором жил великий Толстой.

    В 1895 году, незадолго до 70-летия, он в письме очередной раз объяснился ей в любви (вы не поверите, сколько раз он это делал, порой даже неловко за него становится!). Он писал своей пожилой супруге: "Чувство, которое я испытал, было странное умиление, жалость и совершенно новая любовь к тебе - любовь такая, при которой я совершенно перенесся в тебя и испытывал то самое, что ты испытывала. Это такое святое, хорошее чувство, что не надо бы говорить про него, да знаю, что ты будешь рада слышать это, и знаю, что от того, что я выскажу его, оно не изменится. Напротив, сейчас, начавши писать тебе, испытываю то же. Странно это чувство, как вечерняя заря. Только изредка тучки твоего несогласия со мной и моего с тобой уменьшают этот свет. Я все надеюсь, что они разойдутся перед ночью и что закат будет совсем светлый и ясный..."

    Да, он ушел от нее в конце жизни. Да, он умер на станции Астапово, и ее даже не пустили с ним попрощаться. Да, была страшная, до сих пор не разгаданная тайна "ухода" Толстого. Да, но что понимать под закатом?

    Мы часто не ценим того, что имеем. Например, мы не вполне понимаем ценность домов в Хамовниках и в Ясной Поляне. Между тем нигде в мире нет ничего подобного. Нет больше в мире подобных мест, где сохранилось бы такое количество материальных свидетельств жизни какого-нибудь мирового гения. Этого нет ни у Шекспира, ни у Рабле, ни у Сервантеса, ни у Гете... Чтобы вещи, которые окружали жизнь гения, лежали на тех же местах, в том же порядке, как при нем, и это были те самые вещи, а не музейная замена. Такой говорящей тишины, такой жизни после жизни вы не найдете ни в одном великом писательском мемориале.

    Это - тоже Софья Андреевна. Великая хранительница, первая "музейщица" своего гениального мужа. О ее деятельности в этом направлении и еще при жизни Толстого, и после смерти, и после революции (она скончалась в 1919 году) можно целый роман написать. Как и о том, что ей стоило сохранить семью, родить тринадцать детей и быть хозяйкой в двух домах, где, кажется, никогда не запирались двери и где перебывали в гостях все великие, невеликие и никому неизвестные люди своего времени. Где двадцать человек за обеденным столом считалось чуть ли не повседневной нормой...

    Первая леди русской литературы. Не только потому, что она формально была женой Толстого, русского писателя N 1 в мире (вместе с Достоевским). Но и потому еще, что сама была выдающейся женщиной. Образом женщины.

    Поделиться