Поделиться
В спектаклях Большого она прославилась в характерных партиях и заслужила лестные отзывы знатоков как танцовщица интеллектуальная, наделенная "редким музыкальным вкусом и чувством стиля" (Асаф Мессерер). А потом вместе со спутником по жизни и творчеству Владимиром Василевым стала сочинять свои спектакли - в Большом и Мариинском театрах, в Театре классического балета, в Германии, в США. За обоими укрепилось реноме модернистов - особенно после "Весны священной" в Большом и "Сотворения мира" в Кировском театрах.
Созданная ими труппа стала школой звезд мирового уровня: из нее вышли Галина Степаненко, Александр Годунов, Владимир Малахов, Ирек Мухамедов, Станислав Исаев... В Америке имя Касаткиной внесли в перечень ста влиятельных деятелей мира. И я мало встречал супружеских пар более обаятельных, остроумных и талантливых во всем - от самоиронии до кулинарии. А узнав о юбилее прелестной женщины, которая встречает гостей неизменно во всеоружии своих чар, не поверил ушам. Пожелаем уникальному семейному и творческому тандему такой же верной любви и блистательной судьбы, такой же креативной энергии и всего того, что зовут счастьем. Вот моя беседа со звездной парой, она состоялась полтора десятилетия назад и опубликована в книге "Там, где бродит Глория Мунди". Книга вышла тиражом в 1,5 тысячи экземпляров, а беседа, смешная и увлекательная, достойна того, чтобы ее прочитали сотни тысяч почитателей искусства.
КОРНИ. Па-де-де в Каретном
Место действия: гостеприимная дача в Снегирях, хозяйка хлопочет с вкуснятиной, на террасе отдыхает ее мама-писательница Анна Алексеевна, в дверь с любопытством заглядывает внук Коля, и всё, включая затейливый стол (помесь лесного пня с грибом), сделано хозяином дома. Здесь живут создатели целого направления в русском балете, здесь их Снегириное озеро. Время действия: Конец 90-х.
- Я слышал, ваше генеалогическое древо не охватишь взглядом.
Касаткина: Оно огромное. Сама-то я деревенская девчонка Касаткина: папа - из Пошехонья. Касаткины были купцами, они в Москве начали торговлю каретами - так образовался Каретный ряд. А по маминой линии все сложно. Бабушка Вера Николаевна - урожденная Бромлей-Шервуд. Бромлеи - герцоги, которые приехали из Англии в Россию.
Василев: Знаете Шервудский лес? Это наш! И завод, который позже назвали "Красный пролетарий". И парк культуры с Нескучным садом - там был дом с белым роялем..
Касаткина.: После революции все отобрали, но Бромлей был талантливым инженером, и Ленин предложил ему остаться. И они вросли в Россию. Прадед строил Турксиб. На партсобрании, когда делал доклад, у него схватило сердце, он сказал с трибуны: "Товарищи, я умер". И умер.
Василев: Бабки всерьез спорили: есть ли в роду королева.
- Какую именно они имели в виду?
Касаткина: По-моему, голландскую. Кроме англичан, в роду были немцы, голландцы, французы - уже по линии бабушкиной мамы Веры Владимировны Шервуд. Ее сестра была матерью живописца Фаворского. Эти аристократические семьи были так тесно связаны, что мамин брат Лев Алексеевич Кардашов был женат на своей родственнице - правда, дальней, на урожденной Дервис. А Дервисы были связаны с Чеховыми и Серовыми. В Ясной Поляне я видела книжку с генеалогическим древом Толстого - выяснилось, что и там есть какие-то связи. А еще мы очень дальние родственники с Михалковыми и Кончаловскими.
- А как в ваш круг затесался Станиславский?
Касаткина: Бабушкина сестра Наталья была замужем то ли за побочным сыном Станиславского, то ли за братом сына Станиславского. И у нас в доме стоял стол Станиславского.
Василев: Замечательный стол: с потайным ящиком, где Станиславский хранил нескромные журналы. Он сгорел вместе с домом, а шкатулка, подаренная Станиславскому одной из его возлюбленных, осталась.\
- Жаль, не было журнала "Караван историй" - Станиславскому бы не поздоровилось. А как шкатулка попала к вам?
Касаткина: От тетушки. Хрустальная шкатулка с серебряной крышечкой. Вера Владимировна Бромлей родила много детей, выжили только девочки. И все были талантливы. Одна стала физиком, другая - художницей, бабушка преподавала немецкий, тетя Надя была актрисой. Одним из ее возлюбленных был Иван Берсенев - это вот его колечко. Она писала произведения в стиле Серебряного века, причем очень лихо.
Василев: Когда я впервые ее увидел, она сидела за столом в мужской шляпе с вуалеткой и в перчатках. Накалывала на вилку кусочек, поднимала вуалетку, отправляла в рот. В Москве ее вечно забирала милиция - она занималась фотографией. Рассказывала: "Иду по набережной и вижу - лежит роскошный пьяный комсомолец! Я стала его фотографировать, но меня почему-то забрали". На ее книги есть отзыв Луначарского!
- Это называется: открылась бездна, звезд полна. Вы чувствуете себя счастливыми от причастности к такой истории?
Касаткина: Конечно, ведь я общалась с этими людьми. Мамин брат был химик - главный специалист СССР по полимерам. И женат он был на дочке Демьяна Бедного. Так что у Демьяна Бедного я тоже на руках сидела.
- Вы можете сразу сказать, у кого еще вы сидели на руках?
- У Фаворского: он обертывал руку носовым платком и показывал, как купец приезжает на постоялый двор, и его ночью кусают клопы.
- Вот слушаю вас и думаю о несчастье страны, которая живет с отрубленной историей. Большинство понятия не имеет о предках!
- Я встречалась с людьми, которые не знали даже своих дедушек и бабушек! А я застала еще свою прабабушку! Но вообще, думаю, меня в семье всерьез не принимали: балеринка Касаткина такая. А они аристократы. Вы не представляете, какие у них носы, какие формы голов...
ДЕЛО. Что на роду написано
- Как я понял, в семье никто не был связан с хореографией. И вы открываете новую страницу...
Касаткина: У нас все заранее знали, кто кем будет. Бабушка-фантазерка каждого назвала в чью-то честь: Анну - в честь Анны Карениной, Леву - Льва Толстого, Давида - Дэвида Копперфильда, но не фокусника, а из Диккенса. Леве было шесть лет, когда он начал резать фигурки, и с детства знал, что он скульптор. Давида звали "адский поджигатель" - он с трех лет увлекся химическими опытами. Маму, как аристократку, в вуз не приняли, и она была чертежницей у папы, но всегда знала, что она писательница. А я всегда знала, что я балерина. В восемь месяцев мама носила меня к профессору Сперанскому - ей показалось, что у меня кривые ножки. Он посмотрел и сказал: балериной будет. Впервые я танцевала на пионерском костре, мне дали пачку, розовую с синими розами. После войны попросилась в хореографическое училище. Приняли, хотя конкурс был пятьсот девочек на тридцать мест! Со мной училась кинорежиссер Светлана Дружинина - самая красивая девочка в школе. А училась я средненько. До школы хорошо танцевала, потому что этого хотела. А когда началось: "Ножки туда, ручки сюда!" - зажалась. Держала спину и делала все как надо, но по характерному танцу у меня была двойка и, что еще обидней, с плюсом.
- Владимир, а вы откуда?
- А я и не знал о существовании балета. Но в 1943-м старший брат прочитал, что Игорь Моисеев набирает детей в школу и предлагает продуктовую карточку. Я там показался, но в списках меня не нашли. Попробовался в училище при Большом, и туда взяли сразу - не потому, что я хороший, а просто мальчишек не было. И тут же пришло письмо: меня приняли и к Моисееву. Но я предпочел Большой. А еще учился композиции у знаменитого Каретникова - на одном курсе с Владимиром Дашкевичем.
- И писали музыку?
- Конечно. Романсы.
- А как вы нашли друг друга?
Василев: В Большом жизнь была скучная: "Лебединое" - "Жизель", "Лебединое" - Жизель"... "Рубиновые звезды" выпускали семь лет, "Каменный цветок" - пять. Ездили в концертные турне. Андрей, приятель, мне говорит: тут девочку приняли, возьми ее с собой и последи за ней - я хочу на ней жениться. Девочку я взял...
Касаткина: И до сих пор следит. А Андрюша остался нашим другом.
- Принято считать, что у людей балета нет детства.
- Нет, это большая радость. Просто любить надо. Не любишь - не надо заставлять детей идти в балет, потому что тогда это каторжный труд.
- Говорят, артистизм - признак интеллигентности.
- Когда Ваня был маленький, у нас была нянька Татьяна Андреевна - деревенская, добрая и настоящий природный интеллигент. Хотя и говорила Ване: пошли папу с мамой встревать. И мне говорила: вот Люда кажинный день в новом пальте, а ты все в однём и однём!
- Тогда в чем выражалась интеллигентность?
- В любви. В благородстве. Она ушла, когда Ване было двенадцать: "Ну что же это такое, то я за Ваней ухаживала, то теперь он за мной!" А он вставал по ночам, чтоб дать ей капли. И потом каждый год ездил к ней на дни рождения - привозил тортик. Она была для нас родным человеком.
- Кроме балета, вы чем-нибудь увлекались?
- Моей первой любовью - причем настоящей! - был Аменхотеп IV.
- Это еще кто?!
- Муж Нефертити. Я влюблена в него была ужасно. А любовницей его была Майка мордатая, совсем неинтересная.
- А почему от Нефертити он убежал к мордатой Майке?
- Представления не имею. Как-то Катя Максимова мне сказала: не ревнуй Володю к по-настоящему красивым женщинам - они его облагораживают. Поэтому к Нефертити я его не ревновала.
ВАРИАНТЫ. Театр в Конюшенном дворе
- Ваша судьба связана с Каретным рядом, а теперь и с Конюшенным двором - это что, планида такая?
Василев: Этот Конюшенный двор у Ипподрома начинали еще братья Веснины в 1911-м! Тогда Москва заканчивалась Белорусским вокзалом. Мы тут строим и никогда не построим свой театр.
- А почему "не построите"? Я видел проект - он впечатляет.
Василев: Хоть мы государственный театр и существуем больше 30 лет, но никого его судьба не волнует. По поводу строительства мы еще к Брежневу обращались - ответили: есть же Большой! Примаков обещал 10 миллионов - но тут как раз Ельцин его снял. Путин дал 5 миллионов рублей. Ничего построить на них, конечно, нельзя. Скоро премьера "Спартака" - есть деньги на костюмы, но нет на декорации... В Гамбурге балетмейстер Ноймайер поставил городу ультиматум: не построите мне школу - я с вами контракт не подпишу. И школу ему построили. Представляете, если мы заявим: или стройте нам театр - или уедем. Скажут: и слава Богу.
- А были предложения уехать?
Василев: У нас же в крови герцоги английские - куда мы из России уедем!
Касаткина: На "Весне священной" в Нью-Йорке был Джером Роббинс - сказал, что на Западе мы были бы миллионерами. Спросил, сколько мы получили за постановку. Мы наврали: 800 рублей! На самом деле - то ли 200, то ли 300.
Василев: А за постановку балета "Геологи" я остался должен театру сто рублей.
- Как это?
- Мы же артисты, у нас норма: 22 спектакля в месяц. Никто такую норму не выполняет. И за каждый недотанцованный спектакль вычли.
Касаткина: Нам предлагали театр в Америке. Владелец богач, его дочка танцует. Он решил, что построит для дочки театр, а мы будем им руководить. Мы отказались, потому что он поставил условие: только без русских артистов. Там закон: если есть безработные американцы - нельзя брать из-за границы. Нужно доказать, что никто из американцев такого не сделает.
- А насчет особой русской школы балета - это не легенда? И что американские танцовщики на порядок хуже?
- Хуже. У наших - действительно "душой исполненный полет".
- Если у русского балета такая слава - почему его так дешево покупают?
Василев: Потому что многие согласны работать за бутерброд. Мы должны были ехать в Италию на гастроли, а поедет какой-то провинциальный театр - дешевле, импресарио на нем больше заработает.
Касаткина: И на афише будет: "звезды Большого". Так делается постоянно. Мы выступаем за границей как Московский классический балет - а пираты дают сходные названия: Московский балет "Классика", например. Для иностранцев это звучит одинаково. Уже есть специалисты: набирают танцовщиков в маленьких городах и выдают за труппу Большого. И объезжают весь мир, увозя скандальную славу.
- Вообразим, что строительство вашего театра закончено. Каким он вам видится? Только балет?
- Не только. Мы ведь нагрешили и в опере, и Госпремию получили за "Петра Первого". Будут балеты, оперы, мюзиклы. Театра еще нет, а предложения ставить мюзикл есть: Илья Резник предлагает "Золушку".
- Больно слышать, сколько времени уходит на выбивание денег. Сколько бы шедевров возникло! Надо было вам принять предложение того американца.
Василев: Представьте: лежим мы на пляже в Бразилии - солнце почему-то заходит в другую сторону, и все не так, как у нас - и мечтаем о наших Снегирях. Не можем без этого. Не хочется говорить о патриотизме, скажу проще: мы здесь родились - и должны хлебать это дерьмо.
- Но вы, по-моему, не воспринимаете это как ваш крест.
- Нет, абсолютно. Нам предлагали возглавить Кировский театр, даже назначили день встречи с труппой. Но Сергеев и Дудинская всем говорили: как этих модернистов можно пускать в академический театр!
- А откуда взялась репутация модернистов?
- Мы работаем в неоклассической манере, и эта новая пластика появилась у нас первых. Когда ставили "Петра", в Мариинке на оперных спектаклях были полупустые залы. Раньше был оперный бум: "Две лемешистки в поздний час козловитянку удавили"... Потом начался бум балета, и "Петр Первый" стал первой оперой, которая делала аншлаги.
- Вас, было время, заносили в черные списки?
- В Министерстве культуры был циркуляр: спектакли Касаткиной и Василева к постановке не рекомендовать.
- Почему? Что их так завело?
- Фурцева приходила на "Геологов", указания давала: "Я как женщина вас умоляю - наденьте на девочку юбочку!". Мы объясняем: они же в лесу, у них акробатические поддержки, с юбочкой будет плохо. Но Фурцева твердо знала: женщина должна быть в юбочке. Мы хотели ставить "Сотворение мира" в Большом. А тут в Оперетте вышел балет "Адам и Ева", его увидела Фурцева и ругалась матом. "Адама и Еву" сняли, а заодно запретили и наш спектакль. Мы его поставили у себя в театре, и в парторганы пришло больше ста писем: почему Адам и Ева голые! Выяснилось: почти все присланы с несуществующих адресов.
- Но вот интересно: вы модернисты...
- Нет!!!
- Вы модернисты! Вас уже заклеймили и вам не отмыться. Как вы, модернисты, относитесь к балетным опусам "Золотой маски"?
Василев: Наш новый российский модерн - пощечина общественному вкусу.
Касаткина: Модерн ведь начинался в России, причем был модерн спортивный, а был, как выражался Стравинский, "движенческо-жестикулянтный". А теперь всё доморощенное: нет школы. Каждого надо учить с азов. И мы собираемся при своем театре учредить школу.
- Развивать традиции Нижинского?
- Скорее Фокина, Голейзовского, Айседоры Дункан. Было много направлений, которым советская власть скрутила головы. И Россия осталась только при классике. Хотя довела ее до блеска.
- У нас есть спрос на подобные эксперименты?
- Спрос - на традиционную классику. И есть часть молодой аудитории, которая уже не пойдет на классику, а будет радоваться мюзиклам.
- Вы говорили о потерянном поколении - что вы имели в виду?
Василев: Не учатся, моют машины, безграмотные. В театры не ходят, книг не читают. Что из них вырастет? Жулики, убийцы? То, что происходит с молодежью - это ЧП!
ВЫБОР. Цена свободы
- Среди ваших артистов были Михаил Барышников, Александр Годунов, Ирек Мухаммедов, Владимир Малахов. Потом они уехали искать творческую свободу, но нашли ее не все. Что произошло с Годуновым?
Касаткина: Он умер страшно: передозировка спиртного и наркотиков. Он себя уничтожал, и такое впечатление, что сознательно. Он был талантливее всех, кто работал в его время. Если бы его колоссальная силища была востребована, может, ничего бы не произошло. Он безумно любил Милу Власову, свою жену. Мы летели с гастролей, и он не мог усидеть в кресле: сейчас увижу Милу! Встретившись, вцепились друг в друга и стояли бесконечно долго. Необыкновенная была любовь! Они часто ссорились - как очень сильно влюбленные, обжигались друг об друга.
- Как же возникла мысль о побеге?
- Все началось на гастролях в Америке. В лос-анджелесском отеле шел прием, был цвет Голливуда, а царила Майя Плисецкая - суперзвезда. Саша был перевозбужден, много пил, стал прыгать в бассейн, повредил руку, его не могли увести. Сели в автобус, и я видела, как он, положив голову на плечо Нины Сорокиной, что-то ей говорил. Назавтра Нина сказала: будет что-то страшное. Когда улетали из Нью-Йорка, пошел снег. Он был в джинсовом костюме, грудь раскрыта. Подошла Майя: Саша, если вы хотите остаться, пожалуйста, не делайте это в мои гастроли. Попробовала ему запахнуть грудь, но его даже передернуло: мол, хочу простудиться, мне уже все равно. Он тогда вернулся и не выезжал лет шесть. Много раз оформлялся, готовился ехать в аэропорт, но ему звонили: нет визы. Тогда он и начал пить по-настоящему. Затем танцевал в балете Хренникова "Любовью за любовь". Спектакль поехал в Париж, и только Хренников смог вырвать Сашу за рубеж. И Саша опять вернулся. А потом были гастроли в Америку - оттуда он уже не вернулся.
- И у нас сделали фильм о том, как, мол, спецслужбы вынудили артиста остаться в США, и как его жена не хотела выходить из самолета, пока не вернут мужа. И все пассажиры в знак солидарности тоже.
- Саша хотел остаться, но - с женой. Хотела ли этого она - не знаю. Он ушел с приятелями, они ему устроили хорошую пьянку и сделали фото, где он лежит среди бутылок. В то время это был приговор. Их разделили, а наши уже взяли в клинч Милу. Но все сидели в самолете не из солидарности, а потому что был приказ. Самолет все-таки вылетел, а Миле подарили бриллиантовый браслет. Она любила бриллианты, но Сашу любила больше. И еще несколько лет все деньги они тратили на телефонные разговоры.
- Это решение стало для Годунова началом конца - почему?
- Если Барышников все делал правильно, то Саша - неправильно. Миша все рассчитал: попросил Наташу Макарову, которая уже стала звездой, выйти с ним в "Жизели". Игорь Моисеев рассказывал об этом нью-йоркском спектакле - называл его гениальным. А Годунов был в плохой форме, был потрясен собственным поступком, много пил. И он, гениальный танцовщик, получил плохую прессу. Но вместо того, чтобы утвердиться в США, полетел в Париж и там тоже провалился. К нему стали относиться как к неудачнику. Он попросился в театр к Барышникову, тот заключил с ним контракт, но уже через год его расторг - Саша уже не мог подчиняться никакой дисциплине.
- Я видел его в голливудских фильмах - он играл неплохо.
Василев: Он женился на звезде Келли Макгиллис. А Милу свою продолжал любить, и балет тоже, организовал школу в Лос-Анджелесе. Но однажды в Фонд Нуриева позвонили и сказали, что Саша не открывает дверь. Приехали - а он уже четыре дня лежит мертвый.
- Расскажите о Владимире Малахове. Он у вас успешно танцевал - и все же уехал!
Касаткина: Он не собирался уезжать - ему нравилось у нас работать. Даже отказался перейти в Большой театр. А уехал из-за криминальной обстановки, которая сложилась в России. Не вдаваясь в подробности, скажу: мальчик был в опасности. И от нее ушел. Мы боялись, что эта опасность последует за ним - как выяснилось, не без оснований.
- Нет пророка в своем отечестве: имя он получил только за границей.
- А здесь была ревность - он не танцевал в Большом театре. Принято считать, что суперзвезды могут быть только в Большом и Мариинском. Вот у нас Катя Березина лучше звезд Большого - но ее имя не гремит. А она супер, такой больше нет нигде!
КАЗУСЫ. Кошки-хлопушки
- Вернемся к вашей карьере - что в ней вам кажется забавным?
Василев: Когда я выходил на пенсию, то обнаружил семь приказов о выговоре, о строгаче, о сокращении зарплаты и снижении разряда - за курение. У нас был артист Преображенский: он входил в гримерку и сразу клал десять рублей - штраф пожарникам за курение. А если всерьез, то мы с Натальей, конечно, мешали Большому театру - мы хотели что-то делать. И уехали ставить "Сотворение мира" в Ленинград.
Касаткина: Очень трудно из Большого уходить - для нас это был дом. И этот золотой зал! Из зала зала не видно, а со сцены он ослепляет, такого нет ни в одном театре. И самая удобная сцена, и покат такой, какой надо, и размеры - прыгай не хочу. Мы очень любили там запах - сложный запах разных духов. Сейчас там пахнет кошками. 72 кошки там живут.
- И на сцену выходят?
- Выходят. Одна кошка прыгнула в оркестр - в зале был хохот...
- У вас там была своя клака?
- Поклонников, которых надо подкармливать, возить из-за границы подарки, у меня не было.
- А им нужна подкормка?!
Василев: Ха, всё куплено! Я был комсомольским секретарем и объявил борьбу с этими "хлопушками". Через пять минут выхожу из подъезда - меня встретила толпа "хлопушек": твоя жена нас припомнит! И вот - "Дон Кихот" с другой танцовщицей, поклонники, как всегда, сидят в буфете, но к ее выходу идут в зал и восторженно орут. А когда танцует Наталья - они остаются в буфете. Такая месть.
- А какая артисту радость от купленного ора?
Касаткина: Когда сама себе покупаешь аплодисменты и букет - конечно, никакой. Но сейчас мне этих "хлопушек" не хватает. За плату они хлопают кому угодно, но в искусстве разбираются. Видели все спектакли и все исполнения - все знают. Послушать их рассказы - что-то невероятное!
- А что вам в такой увлекательной жизни совсем не удалось?
Касаткина: Когда балетом Большого театра руководил Владимир Васильев, мы готовили "Мастера и Маргариту". Проект ушел вместе с Васильевым. Когда ГАБТом руководил Геннадий Рождественский, договорились о постановке "Бури" по Шекспиру на музыку Сибелиуса, "Творения Прометея" Бетховена и "Шута" Прокофьева - проекты ушли вместе с Рождественским. А еще не удалось сыграть драматическую роль. У меня поставленный голос, я и петь могу. Пробовали для фильма "Июльский дождь", гримерша трудилась и приговаривала: "Не понимаю Хуциева - ну кого он приводит!". А я безумно хочу играть и завидую всем нашим, кому повезло.
- Все сбудется и начнется новая глава вашего рассказа, хорошо?
Коллекция рукопожатий
Среди людей, с которыми жизнь сводила наших собеседников: Роберт Кеннеди и Урхо Кекконен, Мао Цзе-Дун и Чжоу Энь-Лай, Борис Ельцин и Жаклин Кеннеди, Морис Торез и Климент Ворошилов, Игорь Стравинский и Джером Роббинс, Джордж Баланчин и Элизабет Тэйлор, Марк Шагал и Давид Бурлюк, а также легендарная Анастасия Романова, чьи автографы хранятся в семейном архиве.