Поделиться
Но как бы ни хотелось им объяснить этот заказ экстравагантностью известного коллекционера, ясно, что Сергей Иванович абы кому свои портреты не заказывал. После того как первый портрет был написан и украсил стену особняка на Знаменке, где оказался в соседстве с Матиссом и Ван Донгеном, Щукин заказал Крону и второй портрет - в полный рост. Оба эти портрета сейчас находятся в собрании Эрмитажа. Но первый можно увидеть в галерее "Наши художники", где до 20 июля проходит персональная выставка Кристиана Крона.
"Нашим художником" для галереи, которая специализируется на художниках русского зарубежья, норвежец Крон стал не только из-за двух знаменитых портретов Щукина. В довоенном Париже, куда на заре ХХ века стекались художники со всех концов мира, Кристиан Крон оказался "своим" как раз среди россиян. Прежде всего, конечно, благодаря своей будущей жене Юлии де Хольмберг, с которой он познакомился в Академии Гранд Шомьер, славившейся демократичностью. Для 25-летнего Крона, который почти не знал французского и русского (несмотря на то, что успел четыре месяца вольнослушателем поучиться в Петербургской Академии художеств, в том числе у Репина), знакомство с Юлией было подарком судьбы. С ней он мог говорить по-шведски (ее отец был шведом, мать - русской), и она ввела его в мастерскую Елизаветы Сергеевны Кругликовой, а это был один из центров "русского Парижа". Художественного, разумеется. Рассказывают, что для приехавших из России литераторов и художников маршрут был простой: "сначала на поклон к Бальмонту, затем к Елизавете Сергеевне Кругликовой". Кстати, именно у Кругликовой Крон познакомился с Сергеем Ивановичем Щукиным, который не замедлил назвать его - "наш юный Пер Гюнт". Между прочим, благодаря Щукину Крон полюбит картины Матисса. И позже, чуть ли не десять лет спустя, он будет посещать московский особняк Щукина на Знаменке. О его собрании он сохранит воспоминания на всю жизнь: "У Щукина в доме можно было изучать французское искусство лучше, чем в Париже".
Но "русский Париж" оказался для Крона дорогой не только к искусству постимпрессионистов, но и к искусству авангарда. И если путь к первым шел через Париж и общение с Щукиным, то путь ко второму пролег через Киев и общение с Александрой Экстер. С Экстер Кристиан и Юлия познакомились, разумеется, тоже у Кругликовой. Адрес Экстер был единственным, который Крон знал, когда осенью 1908 года приехал с женой в Киев. Киев, где кипела художественная жизнь, где прекрасные коллекции, западноевропейской живописи и русской, были у сахарозаводчиков Ханенко и Терещенко, где издавался журнал "В мире искусства" (преемник закрывшегося "Мира искусства"), стал для Крона местом первого признания, первой персональной выставки. Но, правда, и местом пылких увлечений. Здесь он познакомился с Ольгой Форш и Давидом Бурлюком, подружился с Александром Богомазовым... Здесь в апреле 1910-го на выставке журнала "В мире искусств" его работам будет отведен отдельный зал (40 работ из 300 показанных в экспозиции). Здесь его искусство восприняли как рифму к работам Боннара, Брака, Дени, Вламинка, Глеза, Синьяка, которые показывал на своих салонах Владимир Издебский. В Киеве, в 1911 году, в художественно-промышленном и научном музее была показана первая персональная выставка Кристиана и Юлии Крон. Если учесть, что до этого музей показывал выставки Тараса Шевченко и Михаила Врубеля, это было признанием. Эту выставку Крон покажет в том же году в Осло.
Как ни странно, нынешняя выставка в Москве, если не ошибаюсь, оказалась... второй персональной выставкой Кристиана Крона. Нет, его картины были показаны на выставках, организованных Александрой Экстер и Александром Богомазовым, и "Бубнового валета". Участвовать в них ему предложит тоже Экстер. Она же, уже в Москве, куда Юлия и Кристиан Крон переедут в 1915 году, познакомит его с Малевичем, Татлиным, Лентуловым... Впрочем, их влияние трудно заметить в работах норвежца. Он, как ни странно, останется последователем Матисса и Марке, точно работающим с цветом, мастером пейзажей и блистательным портретистом.
Трудно сказать, как изменилось бы его искусство, если бы жена не настояла в 1918 году, после того, как попала под обстрел в собственной мастерской, на отъезде из России.