Поделиться
Военные врачи - и вдруг репродуктивные технологии. Разве это не странно?
Олег Молчанов: Напротив! Странно, что такое отделение появилось только сейчас. Служба военного нередко пагубно отражается на здоровье и порой может привести к бесплодию. Тогда приходится платить неоправданно большие деньги медцентрам, специализирующимся на ВРТ. А наша задача - дать максимальные гарантии людям, которые служат Родине, помочь женщинам в погонах и женам военных стать матерями. У нас в планах создание такого отделения еще и где-нибудь на Дальнем Востоке, потому что летать к нам из Хабаровска, сами понимаете, не очень удобно.
Вспомогательные репродуктивные технологии - это не только так называемое ЭКО, но и психофармакокоррекция, которая, на мой взгляд, дает даже больший процент беременностей, чем экстракорпоральное оплодотворение. Женщина - существо эмоциональное, и любой сильный стресс может привести к нарушению репродуктивной функции. С пациенткой надо уметь разговаривать. Тихим, вкрадчивым голосом. Она должна свято поверить в то, что все будет хорошо. Успокоить, провести определенное лечение - и женщина оказывается в состоянии забеременеть самостоятельно.
Еще один вариант - искусственная инсеминация, когда репродуктивный материал, полученный от мужчины, вводится непосредственно в матку. Это, знаете, как лыжный кросс. Можно пробежать строго по длинной дистанции, а можно схитрить и срезать через лес. Вот и мы помогаем "уставшим" сперматозоидам срезать.
Когда вы примете первых пациенток?
Олег Молчанов: В сентябре, после сезона ремонтов, профилактического проветривания акушерского стационара и отпусков. Отделение уже сформировано и готово к работе. Главное - мы собрали и подготовили хорошую команду специалистов-репродуктологов.
Выделены квоты на обслуживание по полисам ОМС для жителей города, их всего десять. Половина мест уже расписана. Пусть вас не удивляет, что квот немного. Для нас прежде всего важен результат. Как только мы начнем работать и докажем свою состоятельность, эти десять мест могут превратиться и в сто, и в двести.
Что нужно сделать обычной петербурженке, чтобы попасть именно в ваше отделение по полису ОМС?
Олег Молчанов: Все просто. Вначале надо прийти в профильный кабинет своей женской консультации, сдать необходимые анализы и собрать пакет документов. Затем обратиться в городской центр лечения бесплодия при Мариинской больнице. Там предоставят список учреждений, занимающихся репродуктивными технологиями по полису ОМС, из которых пациентка выбирает самостоятельно. Насколько я знаю, от рекомендаций тамошние специалисты воздерживаются. Да, в Петербурге есть определенные авторитеты в сфере репродуктологии. Но на самом деле технология у всех одна, и процент успешных оплодотворений тоже примерно одинаковый.
Криобанк для хранения биоматериала тоже будет?
Олег Молчанов: А как же! Современное отделение ВРТ не может существовать без криохранилища. Классический пример. У женщины, которая готовится к ЭКО, созревает десять яйцеклеток. Шесть из них отлично оплодотворились. Но подсадить мы можем только один или два эмбриона, больше не нужно, да и нельзя по закону. Куда девать остальные? Заморозить. Если в этот раз беременности не получилось, тогда в следующем цикле мы подсадим еще два из уже готовых. У меня наблюдалась пара, которая в одном из петербургских медцентров делала ИКСИ (это один из методов искусственного оплодотворения). Женщина родила ребенка. А через три года еще одного. Спрашиваю: "Что, снова ИКСИ делали?" "Нет, - отвечает, - разморозили эмбрион и подсадили". А ведь прошло довольно большое количество времени.
Как видите, дело это очень нужное и важное. Особенно для военных, которые по долгу службы имеют дело, например, с ионизирующими излучениями.
А заморозка-разморозка никак не влияет на развитие эмбриона?
Александр Безменко: Абсолютно. Температура жидкого азота - минус 187 градусов. Заморозка происходит мгновенно, а вот разморозка, наоборот, постепенно, тоже в парах азота. Если бутылку с водой положить в морозильник, она разорвется. А если кинуть ее в жидкий азот - останется целой. То же происходит и с яйцеклеткой.
И, конечно, после размораживания эмбриолог оценивает качество клеток, выбраковывает поврежденные и убеждается, что в работу пойдет только здоровый материал. Кстати, и вероятность развития генетических заболеваний можно оценить не во время беременности, а еще до подсадки эмбриона.
Насколько я знаю, в Военно-медицинской академии рожают не только женщины из семей военнослужащих, но и "гражданские" петербурженки.
Александр Безменко: Роддом ВМА, действительно, востребован. Мы принимаем около 150 родов в месяц. Наше отличие в том, что мы практикуем неагрессивное акушерство, стараемся как можно меньше вмешиваться в естественное течение родов. Даже если они продолжаются очень долго.
Разве это не опасно?
Олег Молчанов: Нет. Сегодня в, скажем так, рутинном акушерстве встречается неоправданная агрессия - искусственное сокращение времени родов. Зачастую им не позволяют длиться больше шести - восьми часов. Найти показания к операции доктор может всегда. Конечно, проще быстро сделать кесарево сечение, чем 12 часов не отходить от женщины. А вот проявить выдержку и все-таки провести благополучные естественные роды - это искусство.
Риск минимальный. Ведь в нашем распоряжении внутриутробный мониторинг плода. Мы каждую минуту знаем, как чувствует себя ребенок. И если врач видит, что у него все хорошо, то почему он должен ускорять ход событий?
Александр Безменко: А еще распространена тактика, при которой женщине, единожды перенесшей кесарево сечение, уже никогда не дадут родить естественным путем - только операция. У нас же большинство пациенток с рубцом на матке прекрасно рожают сами. Не все, конечно. Есть случаи, когда нельзя рисковать. Их - 16-18 процентов.
Я правильно понимаю, что всех специалистов для клиники акушерства и гинекологии вы готовите самостоятельно?
Дмитрий Гайворонских: Конечно! Кстати, со следующего учебного года в академии начнет работать симуляционно-тренажерный центр. Раньше, когда мы имели возможность широко использовать больных в учебном процессе, мы могли позволить студенту сделать перевязку или какую-то простейшую манипуляцию. Сегодня законодательство это запрещает. А как учить доктора? На книжках с картинками - невозможно. Поэтому весь мир переходит на симуляционно-тренажерную методику. Есть муляжи, которые позволяют делать сложные операции в условиях, приближенных к реальности, даже с кровопотерей.
А это адекватная замена живой практике? Ведь тренажеры не шевелятся…
Дмитрий Гайворонских: Не шевелятся? Да современные муляжи могут даже "рожать"!
Александр Безменко: А обучение в виде прямых трансляций из операционной практикуется у нас уже несколько лет. Сидя в конференц-зале, студенты могут наблюдать за процессом в подробностях, слышать комментарии хирурга и даже задавать ему вопросы, если на данном этапе операции это уместно. Разумеется, это все с разрешения пациента.
Кроме того, они могут предварительно пообщаться с пациентом накануне операции, составить свое представление о заболевании и вынести диагноз. А на следующий день - увидеть операцию и либо убедиться в верности своих выводов, либо обнаружить, что в действительности все совсем не так, как они предполагали. Это очень интересно!
Дмитрий Гайворонских: Мы учим наших студентов еще и деонтологии - медицинской этике. Все, наверное, сталкивались с ситуацией, когда врачи отзываются о своих коллегах нелестно: "Ну кто ж вас так лечил? Кто вам это прописал?" Однако между болезнью и здоровьем нет прямого пути. Этот врач пойдет одним путем, тот - другим. Главное, что цель у них одна: чтобы пациент выздоровел. То есть больной может слушать многих докторов, но слушаться он должен одного. А мы, медики, не должны судить коллег. Авторитет врача надо поднимать.
Вы считаете, что авторитет врача пошатнулся?
Дмитрий Гайворонских: А разве не так? Непрофессионализм - общая беда. Есть такой анекдот: "Когда подумаю, какой я инженер, к врачу идти не хочется…"
Но про ВМА я могу сказать без ложной скромности: уровень наших выпускников, а соответственно, и востребованность, очень высок. Средний возраст профессорско-преподавательского состава академии - за 40 лет. Хорошо это или плохо? Хорошо! Это значит, что люди имеют солидный опыт работы. Между тем в некоторых вузах преподавателям по 25-27 лет. Чему может научить человек, который вчера закончил институт и не имеет солидного практического опыта?
Мы руководствуемся отличным правилом: что слышу - забываю, что вижу - запоминаю, что делаю - понимаю.
Александр Безменко: Особенность ВМА в том, что кафедра и клиника акушерства и гинекологии находятся в неразрывном симбиозе. Заведующий кафедрой - он же начальник клиники. Обучение и работа происходят под одной крышей, преподаватель, прочитав лекцию, идет в операционную - это то, что называется "академическая клиника". Ничего подобного нет ни в одном другом медицинском вузе Петербурга. Система отлажена даже не десятилетиями, а столетиями - Военно-медицинская академия ведет свою историю с 1798 года. Эта преемственность методов обучения очень дорогого стоит.
Андрей Шмидт, заведующий кафедрой - начальник клиники акушерства и гинекологии ВМА, главный гинеколог минобороны РФ:
- Не так давно территориальный фонд обязательного медицинского страхования и комитет по здравоохранению Санкт-Петербурга подвели итоги реализации программы ОМС в 2013 году. В номинации "Лучший родильный дом" первое место занял роддом ВМА. Впервые за новейшую историю "военный" акушерский стационар признан на уровне города. И это только начало. Министр обороны поставил задачу: Военно-медицинская академия должна быть лучшей не только в России, а в Европе. Нужны серьезные вложения для оснащения современнейшим оборудованием, и минобороны готово на них идти. А кадры у нас есть.
Кстати
7 июня исполнилось бы 75 лет профессору Юрию Цвелеву, который больше 40 лет проработал на кафедре акушерства и гинекологии ВМА и возглавлял ее с 1984 по 1997 год. По большому счету он спас кафедру, говорят его коллеги. Именно Юрий Владимирович разработал концепцию военной гинекологии в мирное и военное время. В канун его дня рождения в академии пройдет мемориальная конференция, посвященная памяти профессора.