Поделиться
Геннадий Бочаров, писатель и публицист:
Последними словами, которыми Маркес попрощался с теми, кто был в тот вечер у меня дома, были такие: "Конечно, я очень сожалею, что не смогу описать главное событие своей жизни - собственную смерть".
Поздним московским вечером закончился период моих довольно частых товарищеских встреч с великим писателем ХХ столетия, которые проходили в течение 5-6 лет в разных странах мира, включая и последнюю московскую, куда Габриель приезжал с женой Мерседес.
Штрих: Автор "Ста лет одиночества" поднимался в мою квартиру (на 16-й этаж) пешком, ибо оба лифта не работали. Поднимался после тяжелой желудочной операции в Гаване.
Хорошим своим знакомым Габриэль позволял называть себя Габо. Мы и называли. Годы знакомства не меняли Маркеса. Его оглушительная всемирная известность не угнетала его и не возносила на сияющий пьедестал знаменитостей. О его романах писали и будут писать тысячи и тысячи статей и книг, но читатели будут читать только то, что написал он сам.
В прощальных строках мне бы хотелось сказать только то, что я больше всего запомнил из первой нашей встречи - теперь такой далекой.
Долгие годы Маркес работал журналистом, - рассказывал он,- репортером, колесил по Европе, по родной Латинской Америке, (его родина - Колумбия). Когда Маркес решил написать первый роман, его друзья посоветовали не делать этого. Далее я приведу рассказ Маркеса, бесценность которого, думаю, станет очевидной для тех, кто уже прочитал, перечитал и еще только прочитает "Сто лет одиночества". Рассказ Габриэля был записан мною на диктофон в нашу первую встречу на Кубе. Вот он:
"Я написал свою первую книгу, - вспоминал Маркес. - Она не принесла мне ни одного песо. Я написал вторую. И она не принесла мне ни одного песо. Тогда я написал третью книгу, и она однако тоже не принесла мне ни гроша. Взялся за четвертую книгу. Эту я писал с особыми усилиями: знал, что она перевернет все. И только когда она была закончена и увеличила число моих неудач, я взялся за пятую книгу. Этой книгой стал роман "Сто лет одиночества".
Далее он рассказал несколько восхитительных деталей:
"В тот день, когда я закончил роман, - рассказал он, - у нас с Мерседес закончились последние средства к существованию. Такую бедность мне довелось испытать только когда-то в Париже. Так вот, мы принесли рукопись романа на почту, чтобы отправить ее в Буэнос-Айрес издателю. Приемщица взвесила пакет и сказала: "С вас 83 песо, синьор". Мерседес изменилась в лице и проговорила: "У нас только 45". Тогда я разделил рукопись и сказал приемщице: "Взвесьте эту часть, чтобы получилось на 45 песо". Она так и поступила. И первая часть романа была отправлена в Аргентину. Когда мы вернулись домой, Мерседес собрала последние вещи, включая миксер, и отнесла в ломбард. Там ей дали 50 песо. Так мы смогли отправить вторую часть романа. Кстати, при отправке мы получили 2 песо сдачи. Мерседес была в ярости. Она, я помню, тогда произнесла: "Не хватает теперь, чтобы и эту проклятую книгу забраковали!". Как вы знаете, ее приняли. Очень скоро тираж книги перевалил только в Латинской Америке за 3 млн экз. Затем ее начали печатать на всех европейских и азиатских языках".
* * *
Еще штрих: Когда, например, у его матери спросили после присуждения Габриэлю Нобелевской премии: "Кто является вашей высшей гордостью?" (в семье Маркеса было 16 детей - Г.Б.), она ошарашила журналистов никем не ожидаемого ответа: "Моя дочь, ставшая монашенкой!" И это вместо ответа - "Знаменитый на весь мир сын Габо".
След, оставленный писателем Габриэлем Гарсиа Маркесом в мировой литературе, ярок, как след кометы, но до конца не понят. Когда свет и смысл станут равными, мы поймем, кто он нас ушел сегодня.
Александр Архангельский, писатель, телеведущий:
- Габриэль Гарсиа Маркес повлиял на все образованное сословие во всем мире. Маркес был больше, чем писатель. Хотя и совсем не учитель жизни. Он дал людям во всем мире новый язык для описания того, что происходит в их сознании и подсознании - накануне грозовых перемен. Может быть, и не очень светлый язык, но невероятно важный, он избавил меняющийся мир от мук безъязычия. Его проза была больше, чем литература, она была грамматикой нового времени.
Дмитрий Бак, директор Литературного музея:
- Габриель Гарсиа Маркес был действительно одним из последних, если не последним великим писателем XX века. Его знают абсолютно все - от обычного читателя до маститого ученого. Бывает так, что в каждую эпоху какая-то страна или какой-то регион выходят на первый план. В Возрождение - Италия, в эпоху романтизма - Германия и Англия, и так далее. И Маркес не просто человек, открывший миру новую литературу, а открывший миру особый способ жизни.
Для большинства людей, живущих в Европе и Северной Америке, Латинская Америка - это далекая малоизвестная страна, отсталая, тяжелая, как угодно. Совсем не то, что придумал Маркес. Маркес для всех открыл, что это мир, пронизанный мифологическими преданиями, которые переходят в нашу жизнь.
Пожалуй, с тех пор не было ни одного случая, когда писатель открывал для мира целый регион. И существуют еще целые неоткрытые континенты - например, Африка, где нет на сегодня такого писателя, который был бы известен абсолютно всем.
Маркес - автор литературного мира и культурного мира, который отныне останется в сокровищнице лучших достижений человеческой культуры.
Алексей Варламов, писатель, лауреат премии "Большая книга":
- Маркес сделал невероятную вещь. Его книга "Сто лет одиночества" - история колумбийской деревни, совершенно частная и локальная, оказалась прочитанной всем миром, оказалась близка и понятна, доступна и узнаваема жителям самых разных стран. Если говорить о России, то она встала в один ряд с нашей деревенской прозой. Я думаю, что Маркес предвосхитил то явление, которое сегодня называется глобализацией. Маркесовский роман возник до того, как это слово вошло в употребление, и до того, как глобализация возникла, но, как это часто бывает, литература работает на опережение. В этом смысле все творчество Маркеса - как раз протест против того обезличивания, которому сейчас подвергается наш мир.
Не случайно, когда Маркес впервые оказался в Советском Союзе в 1950-х годах на фестивале молодежи и студентов, он назвал свое эссе "СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!".
Творчество Маркеса - это тоже такие двадцать два миллиона километров без рекламы кока-колы и прочей рекламы. Абсолютно чистая, духовно самостоятельная, оригинальная, открытая миру, но в то же время автономная культура.
Для меня наш "Маркес" - это Василий Белов, Василий Шукшин, Валентин Распутин. Это писатели одного ряда. Такой интернационал почвенников.
Возвращаясь к роману "Сто лет одиночества", - он, помимо такого почвеннического начала, является еще и семейной сагой. С одной стороны, это традиционный жанр, консервативный по-своему, такой литературный архетип, с другой стороны, книга настолько насыщенна и пропитана новизной и непохожестью. Я до сих пор помню свое ощущение от первого прочтения этого романа. Я был еще ребенком, и мне на даче случайно попался в руки журнал "Иностранная литература", я стал читать эту книгу, и она меня увлекла и поразила, настолько там все было неожиданно, непонятно. Я изучал испанский язык и потом прочел этот роман еще и на языке оригинала.
Надо отметить, как бы ни был хорош русский перевод, Маркес - это как Лесков, как Гоголь, как Пушкин. Чтобы полностью понять Маркеса, его все же нужно читать в оригинале. Но, несмотря на это, роман доступен и любим во всем мире, и это говорит о чуде. Проще говоря, хочешь добиться мировой известности - будь почвенником в своей культуре, работай на своем поле, не стремись ни к какому литературному космополитизму. Оставайся на своей земле, тогда будешь понятен и на других землях.
"Для европейцев Южная Америка - это мужчина с усами, гитарой и револьвером, - со смехом сказал врач, не отрываясь от газеты. - Они нас не понимают". (Полковнику никто не пишет).
"Дождь лил четыре года одиннадцать месяцев и два дня. ...Воздух был настолько пропитан влагой, что рыбы могли бы проникнуть в дом через открытую дверь, проплыть по комнатам и выплыть из окон". (Сто лет одиночества)
"Мужчинам нужно больше, чем ты думаешь, - говорила она загадочно. - Кроме того, о чем ты думаешь, надо еще без конца готовить, подметать, страдать из-за всякой мелочи". (Сто лет одиночества)
"Полковник Геринельдо Маркес обвел взглядом пустынные улицы, увидел капли воды, повисшие на ветках миндальных деревьев, и почувствовал, что погибает от одиночества" (Сто лет одиночества)
"По всему фасаду здания тянулась пестрая афиша: "ПОЛУНОЧНАЯ ДЕВСТВЕННИЦА". Девственница была в бальном платье, которое оставляло одну ногу обнаженной. Полковник бродил около кинотеатра до тех пор, пока вдалеке не засверкали молнии и не прогрохотал гром. Тогда он пошел за женой". (Полковнику никто не пишет)