Поделиться
О Тителе и Урине шутили, что они руководят театром как Станиславский и Немирович-Данченко. Что теперь ощущаете в театре без этого многолетнего партнерства?
Александр Титель: Никаких стратегических перемен в театре нет, продолжаем ту же работу. Мне хотелось бы дальше расширять рамки репертуара, чтобы у нас появилась, например, музыка XVIII века. Учитывая, что следующий 2014-й - год 300-летия Глюка, мы решили на Малой сцене сделать глюковский диптих ("Китаянки" и "Исправившийся пьяница"). На большой сцене в этом сезоне три оперные премьеры: уже вышел "Тангейзер" Андрейса Жагарса, дальше будет "Аида" в постановке Петера Штайна, потом мой спектакль "Дон Жуан" Моцарта и дипломный спектакль нашего с Игорем Ясуловичем курса в ГИТИСе "Тайный брак" Чимарозы.
Это - планы, а, если посмотреть на сегодняшнюю афишу, то все последние ваши премьеры проходили на чужих сценах - в Екатеринбурге, Одессе, Риге. Была какая-то причина?
Александр Титель: Нет, просто так получилось. Моя постановка "Любовь к трем апельсинам" в Риге должна была быть еще в прошлом году, но что-то у них там изменилось, и спектакль перенесли. Обычно я придерживаюсь собственного правила: два контракта в год, хотя имею возможность выезжать чаще. Раньше я не мог позволить себе и этого: я должен был делать театр. Сейчас ситуация изменилась: театр в порядке, появились средства приглашать хороших постановщиков, близких нам по духу.
А артистам ставите условия по количеству контрактов? Сегодня многие российские певцы, числясь в труппе, поют в основном за рубежом.
Александр Титель: Я ставлю им те же условия, что и себе: два контракта в год. Это 4 месяца работы. Я им честно говорю: ребята, мы не можем платить такие деньги, какие платят в Венской или Парижской опере. Но моя задача заключается в том, чтобы артисты не только были певцами, но и чувствовали, что у них есть свой дом, свой театр. Как раз недавно меня в Риге спрашивали: как вы их удерживаете? Отвечаю: любовью. Они говорят: это уже немало.
Вы только что выпустили в Рижской опере спектакль "Любовь к трем апельсинам" Прокофьева, который у вас начинается с разрушения "черного квадрата". Говорят, на фоне трагедии в Риге с обвалом крыши торгового центра Maxima это выглядело почти мистически.
Александр Титель: Это был тяжелый момент. На генеральной репетиции спектакля присутствовал премьер-министр Латвии, а до этого приходила министр культуры. Перед показом организовали пресс-конференцию, где собрались журналисты почти всех изданий. Вопрос этот возник. И я сказал, что, конечно, это совпадение. Все, что случилось, страшно, но, к сожалению, может случиться везде. Отменить спектакль - это право дирекции, и я с пониманием отнесусь к такому решению. Но, думаю, что речь здесь идет об искусстве, хотя эти несколько первых минут могут напомнить о трагедии. Театр специально пригласил крупного латвийского актера, которому там верят, чтобы он от себя сказал какие-то слова. А генеральная репетиция с публикой показала, что отменять спектакль не надо: все прошло нормально. Я благодарен латвийским изданиям, что они не вынесли этот сложный вопрос за скобки и в то же время не стали его заострять: ну, вот из России приехали... Можно же разыграть любую спекуляцию на этой теме.
Если посмотреть на заявленные премьеры в вашем театре, то все они - с приглашенными именами: "Аиду" ставит Петер Штайн, "Баядерку" - Наталья Макарова, "Тангейзера" - Андрейс Жагарс. Впереди "Манон" Макмиллана, "Дон Жуан" с дирижером Уильямом Лейси. Как происходит отбор этих имен, названий в афишу?
Ирина Черномурова: Наше сотрудничество с западными партнерами - процесс длительный. Общая стратегия состоит в том, чтобы предельно индивидуально представлять себе концепцию нашего театра и репертуар, который мы рассчитываем на наших артистов. Из этого возникает и круг приглашенных людей. Когда мы готовились к "Итальянке в Алжире", мы размышляли, кого пригласить на постановку? В итоге в спектакле работает русская команда. Кооперация с Английской Национальной оперой - это длительный период, результатом которого стал спектакль "Сон в летнюю ночь". Что касается балета, то все наши международные проекты продиктованы, с одной стороны, желанием выскочить за пределы отечественной лексики, освоить пространство более свободного танца модерн. С другой - печальной необходимостью для театра: после того как ушел из жизни Дмитрий Брянцев, определявший индивидуальное лицо нашей балетной труппы, никто так и не смог его заменить. Это общая для России проблема: все балетные компании страдают от того, что в конце ХХ века мы упустили важное - современный язык хореографии и тех, кто мог бы стать хореографом - балетных танцовщиков, активно покидавших российскую территорию. В результате сегодня у нас почти нет своих хореографов. Особенно сложно приходится крупным театрам: им нужны балеты большой формы. Поэтому идея сотрудничества с зарубежными хореографами актуальна. Наш театр сразу для себя решил, что будет сотрудничать с теми, кто живет сегодня и кто может напрямую передать артистам свою энергетику, свои мысли. Так у нас появились два проекта с Джоном Ноймайером - "Чайка" и "Русалочка", балеты Начо Дуато, Иржи Килиана, Кеннета Макмиллана.
Большие балеты Макмиллана, которые вы ставите, - и "Майерлинг", и предстоящая "Манон" - это его старые работы. "Манон" ставилась на многих сценах мира. Почему их выбирали?
Ирина Черномурова: И балетные произведения, и хореографы выбираются нами не по принципу модности, а по тому, какой мы найдем контакт с постановщиками и как сможем показать своих артистов. То, что касается балетов Макмиллана, то наш худрук балета Игорь Зеленский, много работавший в Америке и в Великобритании, пришел с мечтой о сотрудничестве с Фондом Макмиллана. Это было замечательно, поскольку "Манон" мы хотели ставить уже давно, но контакт с Фондом у нас не складывался: они далеко не всем доверяют свои работы. С приходом Зеленского все получилось. Вообще, если иметь в виду спектакль большой формы, то нынешняя ситуация мне чем-то напоминает начало ХХ века. Большая балетная форма тогда тоже находилась в кризисе, и дягилевские миниатюры дали новое дыхание, обновили язык балета. Сегодня, испытывая кризис большой формы, мы обращаемся и к современной хореографии, и к классическим образцам. Для нас правильным выбором было поработать с великой русской балериной Натальей Макаровой над "Баядеркой". Наталья Макарова очень тонкий человек, на репетициях все время спрашивала танцовщиков: что ты чувствуешь? Ей важна была не форма, а душа в танце.
Александр Титель: Ситуация в опере и балете разная. Для балета единственный выход, если у нас нет сегодня хореографов уровня Юрия Григоровича, Николая Боярчикова, Дмитрия Брянцева, - приглашать постановщиков из-за рубежа. В опере такого кризиса нет, зато есть другая проблема: примитивизация оперного пространства. Сегодня принято рассуждать в таком духе: как будешь ставить спектакль - классику или модерн? А что подразумевается под классикой и модерном? Если в длинных пальто - это модерн, а если в исторических костюмах - значит, классика. Если забыть про сюжет, значит модерн. И, главное, есть масса критиков, размышляющих подобным образом. Так вот мне хотелось бы, чтобы в театре Станиславского шли спектакли, которые отвечали бы не на вопрос, модерн это или классика, а просто были бы искусством. Я сам много езжу, изучаю, смотрю спектакли, материалы в ютюбе. У меня есть агенты в Европе, которые говорят: обрати на это внимание. Но я также знаю: мы не богатый театр, и наши средства позволяют нам приглашать кого-то только точечно.
Вы сказали "не богатый театр". Вам помогает правительство Москвы. Какие у вас возможности, кроме московской сметы и зрительской кассы? Как выдерживаете конкуренцию с Большим?
Ара Карапетян: Вообще, деньги это не главное условие для конкуренции между театрами. А разговора о конкуренции с Большим у нас даже не может быть, потому что мы театр городской. Практически в каждой столице есть два таких театра - национальный имперский и городской: Мариинский и Михайловский, Большой и Театр Станиславского и Немировича-Данченко, Ковент Гарден и Английская Национальная опера и т. п. У каждого - своя ниша. Мы поставляем в крупные театры кадры, даем старт для будущего мирового взлета оперных, иногда балетных артистов. Что касается денег, то их, конечно, не хватает. Но нас это дисциплинирует: выбор названий, имен, который мы делаем, должен быть точным. У нас ведь нет таких спонсоров, как у больших театров. Но с нами работает компания BP (British Petroleum). Мы понимаем, что бессмысленно сразу просить много, и научились небольшие деньги втягивать в отдельные проекты. В будущем надеемся привлекать дополнительныe средства. Но в России до сих пор нет законодательства, позволяющего иметь преференции за счет спонсорства в культуре.
Александр Титель: Мы ставим в среднем восемь спектаклей в год (шесть на большой сцене и два - на Малой), а бюджетные деньги дают на один средний спектакль.
Ара Карапетян: Немного уточню: государственная субсидия - это 75% нашего бюджета. Но самая большая статья расходов у нас, как и везде, - заработная плата. Московский бюджет покрывает заработную плату, и на новые постановки остается 20 миллионов рублей в год. Все остальное, что мы тратим, это наши заработанные деньги и спонсорская помощь.
Если говорить о зарабатывании денег, есть та грань, которую вы не перейдете из экономической выгоды? Что не допустите на своей территории?
Ара Карапетян: У нас в свое время был неприятный опыт, когда новое здание только открылось. Театру нужно было зарабатывать, и мы согласились, чтобы у нас отметили день рождения одного крупного банкира. Все было в порядке, люди прекрасно провели время, мы заработали. Но потом мы с Владимиром Уриным приняли решение, что больше никогда этого делать не будем. Это та грань, которую мы для себя определили: театр не может превращаться в ресторан. Иногда мы позволяем проводить корпоративные вечера, но нечасто. Мы ведь играем больше 250 спектаклей в год. Посещаемость при этом у нас дошла до 97 процентов!
Цифра, поразившая в Большом театре, - там работает около 3000 человек! В вашем театре какие масштабы?
Ара Карапетян: У нас тысяча двести работников: творческие и нетворческие - пополам.
Александр Титель: В опере у нас 64 солиста и 89 человек в хоре. Этого недостаточно. Благодаря масштабам сцены, оркестровой ямы и артистическим силам мы можем поднимать такие глыбы, как "Война и мир", "Хованщина", "Аида", "Трубадур", "Отелло". Но нам всегда будет не хватать хорового коллектива. И вот этот дисбаланс надо как-то снять.
Зато в балетной труппе появилось много новых танцовщиков, причем из разных городов России. Театр не придерживается принципа стилистического единства?
Ирина Черномурова: Мы всегда брали танцовщиков и из Вагановки, и из Саратова, Перми, Новосибирска. Так было даже во времена Дмитрия Брянцева. Балетный мир сегодня очень изменился. Многие говорят, что мы уже стали резервуаром для Большого театра, а мы обнаружили, что стали резервуаром для зарубежных компаний: от нас артисты уезжают танцевать в Бордо, в Германию.
А Сергей Полунин, наоборот, приехал из Ковент Гарден.
Ирина Черномурова: Сергей Полунин - это отдельная история. Он не командный игрок. Ему по большому счету все равно, в какой труппе, в каком театре танцевать. Он может себе это позволить, бог ему много дал. Но для него самого это может стать одной из проблем, потому что балет - это все-таки командная игра: как минимум, это всегда партнерша, партнеры на сцене. Если вернуться к балету, то после гибели Брянцева мы поняли, что сохранить свое индивидуальное лицо нам будет непросто. И мы решили не брать хорошо известные классические вещи, а выбирать такие, чтобы в них присутствовал современный нерв, современная проблематика.
Из современных балетов в следующем году у вас должна состояться новая постановка Джона Ноймайера, причем в копродукции с Гамбургским балетом. Название не откроете?
Ирина Черномурова: Ноймайер делает для нас совершенно новый балет, премьера которого состоится сначала в Гамбурге 29 июня, а потом, 8 ноября, - у нас. И мы уже участвуем в этом. Проект нам очень интересен, но название пока не могу сказать. Потерпите немного.
Чем объяснить то, что трендом Большого и Мариинского театров стали возобновления спектаклей из советского "золотого фонда" - "Борис Годунов", "Псковитянка", "Царская невеста" и др., а у вас, наоборот, сняли исторический спектакль Станиславского "Евгений Онегин". В последний раз пройдет в этом сезоне и "Пиковая дама" Льва Михайлова.
Александр Титель: Дело в том, что спектакль "Евгений Онегин" в постановке Станиславского возобновлялся много раз. Каждое возобновление, если не лицемерить, а говорить профессиональную правду, имеет смысл только тогда, когда удается из рук в руки передать намерения автора или найти сегодняшнюю идею, которая позволит артистам в этих декорациях и в этих мизансценах быть правдивыми и узнаваемыми. Спектакль своего учителя Льва Дмитриевича Михайлова я возобновил сразу, как только пришел в театр. Но эта "Пиковая дама" идет уже 30 лет, и, может, имеет смысл пока спрятать ее, не играть, чтобы потом восстановить. Большой и Мариинский театры - это другого типа институции. Ара Карапетян совершенно справедливо сказал, что есть театры, которые являются (во всяком случае, в тех странах, где есть своя развитая музыкальная оперная культура) национальной академией музыки. И Парижская опера должна ставить в первую очередь французскую музыку, а Большой театр - пропагандировать русскую музыку.
У вас такое командное согласие, что возникает вопрос: не в этом ли состоит суть коллективного договора, который связывает вас в Театре Станиславского и Немировича-Данченко и который теперь собирается заключить в Большом театре Владимир Урин?
Ара Карапетян: Это договор между директором и всеми остальными. На самом деле все просто: мы являемся частью этого театра, и если ты работаешь, пытаешься вложить себя в этот театр, как делала вся команда, которую собрал Урин, то ты не можешь мыслить иначе.
Александр Титель: Раскрою еще один секрет, который мы знаем с Уриным: музыкальный театр - это обширное поле для дилетантизма. Здесь много искусств, поэтому раздолье на их границах пошустрить. А суть в том, чтобы в театре было собрание абсолютно профессиональных людей, каждый из которых четко отвечает за свое дело и знает: зачем, почему и как он хочет это делать.
Премьеры театра, предстоящие в этом сезоне:
К. В. Глюк. "Китаянки", "Исправившийся пьяница". 21, 22, 23 февраля
Дж. Верди "Аида" в постановке Петера Штайна. 11, 12, 14, 16 апреля
Вечер современного балета. Хореографы Лукаш Тимулак, Эмиль Фаски, Константин Семенов. 16, 17 мая
В. А. Моцарт "Дон Жуан". 11, 12, 14 июня
Ж. Массне "Манон". Хореография Кеннета Макмиллана. 4, 5, 6 июля
Соло для двоих. Наталья Осипова и Иван Васильев. Проект Ардани Артистс (Нью-Йорк) и Центра искусств Сегерстром (Калифорния). 30 июля - 3 августа