Поделиться
Фильм "Сталинград" поделит публику на две половины. Первую, надеюсь, меньшую, приучили к мысли, что искусство - подобие зеркала, и жизнь в нем должна отразиться какая есть. Вторая все еще способна отдаться собственно искусству - то есть интерпретации жизни с помощью всего доступного ему арсенала, подчас далекого от бытоподобия. Первая не терпит, например, в кино музыку - музыка ей мешает, потому что в жизни не сопровождает ни любовную сцену, ни батальную. Вторая умеет летать на крыльях киномузыки, часто сама того не сознавая.
Главное, что сделал Федор Бондарчук, - вернул нам возможность помнить, что мы в кино. Осознавать определенную условность зрелища. В его фильме театр военных действий - действительно театр. Режиссер понимает, что выстроить сожженный Сталинград в 3D так, чтобы он не смахивал на декорацию, невозможно - и силуэты разбомбленных зданий у него смотрятся хорошо прорисованными макетами. Руины меньше всего напоминают останки стандартного советского города - античными колоннами и величественными арками они похожи на колоссы Римского форума. Режиссер играет с ритмами, то рапидом замедляя движения, то включая реальное течение времени. Диалоги не содержат бытового мусора. Актеры отыгрывают каждое состояние до конца - так давно не играют в кино, но играют в хорошем театре. Откровенно условны многие коллизии, да и сама выкадровка из всей сталинградской эпопеи эпизода с обороной дома, по очертаниям даже не напоминающего Дом Павлова, с двумя любовными линиями, но без единой любовной сцены - все это условно. Как в кино.
Музыка к "Сталинграду" - не лучшее достижение Анджело Бадаламенти, но ее много, она звучит почти беспрерывно и свою функцию выполняет - сообщает кинодейству симфоническое развитие. Музыка как ничто иное дирижирует зрительскими эмоциями - она обеспечит и напряжение, и кульминацию, и необходимый сентиментализм, и очистительный катарсис. В ней, если хотите, вибрирует та самая душа фильма, голос которой неслышим тем, кто к этой стороне кинематографа глух. В подкрепление Бадаламенти придан Пуччини: один из бойцов оказывается оперным певцом и, аккомпанируя себе на чудом уцелевшем рояле, исполняет арию Каварадосси - мелодия летит над развалинами, работая как трагический контрапункт, и на ее гулком фоне режиссер разворачивает самые патетические сцены.
При этом никто не задается вопросом, кто в аду настроил пропыленный рояль: если на войне как на войне - то в кино как в кино.
На войне возможно все, но когда тебе показывают, как прямо за окном на расстоянии протянутой руки к земле несется пылающий истребитель, или когда из артподготовки делают фантастическое огневое шоу, которым, притихнув, любуется героиня, - это демонстративное возвращение к тому кино, которое чувствовало себя свободным от постоянной проверки реальностью. Возвращение к искусству, к фантазии художника, к многослойности ассоциаций и парадоксальности человеческих состояний. К тому, что требует от зрителя работы ума и воображения, вовлекает его в действие уже не как наблюдателя, а как участника, способного и в самую трагическую минуту отметить фантастичность зрелища. Условна жесткость драматургической конструкции, полемичная по отношению к "артхаусному" бытоподобию.
Фильм открывается сценой в современном японском городе, разрушенном землетрясением. Завалило группу немецких туристов, они погребены под плитой, и чтобы поддержать в них надежду, российский спасатель рассказывает им историю о своей матери и пятерых своих отцах в разрушенном Сталинграде. С точки зрения бытовой логики, натяжка разительная, но фильм именно здесь заявляет свою тему: война как трагедия, противоестественно разделяющая людей на своих и врагов. Координаты установлены, и мы, уже с дистанции времени, готовы с пониманием отнестись к истории с "благородным немцем": немец не "фриц", каким был в большинстве наших военных картин, а попавший в беду человек, вынужденный исполнять свой долг. Поэтому капитан Кан в исполнении Томаса Кречманна - персонаж концептуально важный. Это наиболее сильно выписанный и сыгранный образ фильма.
Все происходящее в фильме сродни мифологии. Мифологичны фигуры солдат на переправе, идущие по воде аки по суху. Пылающие люди-факелы противоестественно живописны - это уже чистая метафора. Даже само зачатие ребенка в аду войны подано как непорочное: мы не видели ни одной сцены, допускающей подобный результат, а так как влюблены в Катю все поголовно, о том, кто стал отцом, можно только догадываться. Да и само сражение, хоть картина и содержит несколько хрестоматийных примет Сталинграда, разворачивается в условно театральном пространстве, где художник в высокой степени влияет на эмоциональные струны зрителя. Сверять монументальную панораму на экране IMAX с реальной панорамой Сталинграда 1942 года бессмысленно. Она родственней образам недавнего фильма Хайао Миядзаки "Ветер крепчает", где самолеты нарисованы примерно в тех же сказовых ракурсах, с каких даны компьютерные бомбардировщики "Сталинграда".
Да, перед нами то, что Эйзенштейн называл "кинооперой", предложив высокие образцы жанра. И "Александр Невский", и "Иван Грозный" тоже освобождены от всего бытового, театральны, живописны и замешены на музыке Прокофьева. Конечно, такой жанр требует всей доступной современному кино палитры - поэтому понадобились IMAX и 3D, поэтому так тщательно оркестрован саундтрек, а операторы Максим Осадчий и Денис Аларкон Рамирес пользуются всей палитрой, от почти черно-белой графики до сочно выписанных полотен. В изображении много патетики, но нет натурализма - из смерти не пытаются сделать аттракцион: он разрушил бы ощущение легенды.
Неуловимо изменилась манера игры: никто из очень хороших актеров не проборматывает, как принято, текст, не топит главное в случайном. Посмотрите как работает чуткий к жанру Петр Федоров: так играют войну в театре - крупными, броскими мазками, не скрывая, что он актер в предложенных обстоятельствах. Условность искусства, которое не прикидывается жизнью.
Не думаю, что фильм нужно сравнивать с образцами советского военного кино уровня "Живых и мертвых" или "Баллады о солдате". Это создание иной эпохи и иных поколений, для которых Великая Отечественная перестает быть отверстой раной и вошла в мифологию. Поэтическую, возвышенную, но повествующую о деяниях, детали которых размыты временем. Много шума вокруг выдвижения фильма на "Оскара". Гадать, думаю, - пустое занятие: мы не знаем уровень большинства из 76 претендентов. Из тех, что я видел, при всем к ним уважении предпочту "Сталинград": он мастерски сделан и сочетает масштаб с историей, соразмерной человеку. А главное, он первым отрефлексировал переломный момент в нашем сознании, в отношении ко Второй мировой. Думаю, шансы попасть как минимум в лонг-, а то и в шорт-лист у него серьезные. Ну, дальше - как сложится конъюнктура.