25.09.2013 23:04
    Поделиться

    МХТ им. Чехова представил "Сказку о том, что мы можем, а чего нет"

    Идея осуществить на сцене прозу двух трагически рано ушедших из жизни киносценаристов Петра Луцика и Алексея Саморядова пришла в голову Марату Гацалову еще в Центре драматургии и режиссуры.

    С помощью Михаила Дурненкова "Сказка о том, что мы можем, а чего нет" превратилась в сценический текст, который и пьесой-то не назовешь. Она стала основой для диковинного театрального приключения, которое разворачивается по ночам на Малой сцене МХТ им. Чехова.

    Еще летом театральная Москва шумела: "Спектакль Гацалова могут запретить! Его надо срочно спасать!" "Спасенный" спектакль оказался сказкой-страшилкой в духе Сухово-Кобылина про вурдалаков - "стражей порядка", про "новую купчиху", вдову и ведьму Марину Калашникову, живущую во "дворце" на Яузе и про нечистую силу, которую даже "оборотни в погонах" победить не могут.

    Публике предлагают стать частью мистического перформанса из нашей жизни; молодые "менты" ведут ее, разделив на четыре группы, в разные отделения сцены, и там оставляют наедине с одичавшими стражами порядка.

    Главного "оборотня" - Олега Георгиевича Махмудова - играет в спектакле Алексей Кравченко.

    Крепкий мужичок, не имеющий жалости и давно окормляющий эти места своей мужской и властной силой, он завел в отделении странные порядки.

    На кокардах и рукавах у "стражей" - то львы, то решетки, а сами "стражи" нервные, бегают за своим шаманом в рясе, со змеей на груди - то ли священник, то ли буддийский монах - и все мантры распевают, то ли боятся чего, то ли бесом одержимы. Гулко в "отделении" - женские крики и "обезьяньи" звуки; нечистая сила тут давно прописалась. И когда Марина Калашникова (Мария Кудряшова), на которую Махмудов объявил охоту, множась, "распадаясь" на отдельные голоса, вступила в игру с "оборотнями", вышло, что на всякого "оборотня" есть-таки своя нечистая сила.

    Весь социально-критический сюжет, ужас сегодняшнего силового беспредела оказался вписан в общий "эзотерический сдвиг", которому подвержена эпоха.

    Но главным идеологом проекта оказался вовсе не режиссер Марат Гацалов, а его постоянный соавтор художник Ксения Перетрухина.

    Не будь ее крестообразного модуля, разделившего все пространство на четыре части, сюжет о таинственной вдове Марине Калашниковой, сведшей с ума все отделение на Яузе, оказался бы путаным и невнятным. Ощущение множащихся, пульсирующих голосами, параллельных миров, захватывает публику, которая чувствует себя внутри настоящего "хоррора" или мистической игры в духе "Твин Пикса".

    К финалу спектакля зал еще раз погружается во тьму, голоса звучат где-то прямо за спинами испуганных зрителей, неведомые "болотные" огни зажигаются медленно и мерцают таинственным светом, а картонные перегородки начинают стремительно вылетать из деревянных рам, и "крыша" буквально едет над головами зрителей.

    Пространство, в котором мы существуем, давно перестало быть эвклидовым, времена пересекаются с небывалой настойчивостью, а посреди современной Москвы слышатся голоса опричников.

    Эти признаки сегодняшнего сознания все отчетливей различимы в самых разных видах искусства и науки, но в театре еще никто не выразил их с такой чувственной и пространственной убедительностью как Ксения Перетрухина в своих последних работах ("Сказка" и "Три дня в аду", недавняя премьера Театра Наций).

    Поделиться