Поделиться
Сегодня Тамара Ильинична продолжает свое творчество на педагогическом поле будучи заведующей кафедрой вокального искусства в РАТИ-ГИТИС. В эксклюзивном интервью "РГ" певица после нескольких лет молчания рассказала о том, в чем заключался феномен уникального голоса Муслима Магомаева, ностальгирует ли она по прошлому и почему изредка все же заглядывает в Большой театр.
Что вы скажете об уровне молодых певцов на конкурсе Елены Образцовой?
Тамара Синявская: Уровень конкурса хороший, о чем я могу судить с высоты своего уже педагогического опыта. Не обошлось, конечно, без совсем беспомощных участников, "случайно зашедших" сюда. Но были и певцы, которых я понимала, когда они выходили на сцену. Единственное, что практически всем не хватало внутреннего света. Кто-то попытался "включать душу", но пока для этого не доставало техники. Это все было и видно, и слышно. Я очень рада, что побывала на конкурсе, который принес мне много эмоций-воспоминаний. Своих коллег, Елену и Маквалу, с которыми "жюрила" конкурс, я люблю, как поется в песне Муслима, "по памяти". Они остались для меня такими же молодыми, какими я увидела их впервые в театре и время над ними не властно, потому что душа у них прежняя.
Ваш голос до сих пор находится в великолепной форме, о чем можно было узнать, благодаря циклу передач "Мастер-класс" на телеканале "Культура". Но вы нигде не выступаете. Почему?
Тамара Синявская: У меня нет на это сил, нет сердцебиения в этом направлении. А просто выйти и трудиться - это не мой случай. На сцене живут, любят, страдают, умирают… Если голос позовет - я приду. Сердцебиение появляется у меня, когда занимаюсь со студентами - тогда я забываю о том, что со мной произошло, включаясь в педагогический процесс, который на сегодняшний день главный. Иногда так случается, что мои студентки (я не беру в свой класс мужчин, на что у меня есть свои причины) на уроках вдруг садятся в кружок и начинают слушать, когда я, увлекаясь, показываю им не словом, а делом, как лучше спеть, после чего они начинают аплодировать. "Девочки, вы что, на концерт пришли?" - говорю я им. Единственным моим учеником был Владимир Магомадов. Я тогда была еще неопытной в педагогическом деле, поэтому когда мне предложили ученика, я, испугавшись, согласилась, потому что он пел один в один моим голосом. Он - меццо-сопрановый контратенор. Этого юношу слышал и Муслим, даже аккомпанировал ему у нас дома, когда мог себе это позволить и как музыкант дал много полезных советов. Владимир Магомадов спел Ратмира в новой постановке "Руслана и Людмилы" в Большом театре.
У вас русская вокальная школа?
Тамара Синявская: Не могу так сказать. У всех педагогов, с которыми я занималась в Москве, была школа итальянская. У меня душа русская, а школа - итальянская, что подтвердили годы обучения в Ла Скала, куда я ездила на стажировку, где мне сказали, что у меня прекрасная итальянская школа и предложили заниматься итальянской музыкой. Чем я там и занималась - учила партии итальянского репертуара, чего в Москве не вкусила, поскольку пела в основном русский репертуар, но итальянские персонажи тоже стали появляться в моем репертуаре.
Ностальгию по сцене испытываете?
Тамара Синявская: Н-нет… Но каждый день я позволяю себе распеваться дома по утрам. Мои соседи к этому привыкли и, думаю, что когда меня нет на месте, даже скучают. А занимаюсь я для того, чтобы быть в форме перед студентами.
С вашим изумительно красивым, абсолютно европейской выучки голосом вы могли бы сделать мировую карьеру. Таких мыслей не возникало?
Тамара Синявская: Никогда об этом не думала. Такова моя судьба, о которой я нисколько не жалею. Помню, как одна наша очень известная певица сказала мне, тогда еще совсем молоденькой девочке: "Тамара, у вас валютный голос". В то время слово "валюта" было под запретом, и я лишь позже поняла, что она имела в виду. Но запад, видимо, не совсем мое.
А предложения и соблазны были?
Тамара Синявская: Предложения были - соблазнов не было никогда. Предложения есть и до сих пор, но я отношусь к ним очень спокойно. Просто я, как всякая женщина, знающая свои слабые и сильные стороны, понимаю, что еще могу, а что уже не надо показывать.
Наверно, все же не всякая, но умная женщина…
Тамара Синявская: Заметьте, это вы сказали. Кому-то нравится бороться и искать, найти и не сдаваться, если вы помните лозунг из "Как закалялась сталь" Николая Островского. "Все, - говорила Анна Ахматова, - все на дне колодца". Некоторые меня поражают, что не сдаются и поют, что называется, до конца. Кого-то мне бывает жаль, почему они рано уходят со сцены. Но у всех на то свои причины, свой выбор.
В Большой театр сегодня ходите на премьеры?
Тамара Синявская: Да, там работает моя подруга Маквала Касрашвили, поэтому иногда интересуюсь, можно ли зайти. Мне очень трудно давать оценку своему родному дому. Так вот если считать Большой театр моим домом, а людей, с которыми я там прожила, моими родственниками, то моих родственников практически не осталось. Пришли новые, не знакомые мне люди. У меня нет ностальгии по прошлому, но все до сих пор звучит в моем сердце. Поневоле приходится сравнивать, и не каждый выдерживает сравнения. В этом смысле мне тяжеловато.
Знаменитый тенор Владимир Атлантов говорил в одном из последних интервью, что ему уже неинтересны новости из мира оперы, что он лишь изредка выбирается на спектакли с участием Анны Нетребко и Дмитрия Хворостовского в Венской опере.
А вы интересуетесь тем, чем живет сегодня оперный мир?
Тамара Синявская: Я, конечно, стараюсь держать все в поле зрения. Если мне нужно получить свое впечатление, чтобы не довольствоваться чужими восторгами: "потрясающе!", я приду и послушаю - мое сердце и мои уши подскажут. По части "своего мнения" я - человек очень серьезный. Так было, например, когда я пришла на концерт Джесси Норман в Большом зале консерватории, когда она выступала вместе с "Виртуозами Москвы" под управлением Владимира Спивакова. Я и до того момента понимала, что она - великая мастерица, но знала ее только по записям. Слушала я ее спокойно, без "захлёба", но по окончании концерта сказала: "Всем певицам - на кухню". Норман оказалась Мастером с огромной буквы "М". Потом я перестала ходить не только на концерты и в оперу, но и в общество. Это опускаем. Участие в конкурсе Елены Образцовой фактически мой первый выход, если не считать конкурсов имени Муслима в Москве - это мой зов, долг, желание сердца и боль, все вместе.
В последние годы появилось немало подражателей голосу Муслима Магомаева.
Тамара Синявская: Должна сказать, что они были всю жизнь. К подражателям у меня однозначное отношение. Когда ты студент, то без подражания своему кумиру не обойтись. Я и своим студентам говорю, если вам нравится как кто-то поет и если вы понимаете, что это высокий класс - почему бы нет? Но потом сразу ищите себя, потому что публике будет интереснее ваша индивидуальность, а не индивидуальность двойника. Иначе получится театр пародий, как в развлекательном шоу "Один в один", которое опасно тем, что артистов, которые очень хорошо выступили, начинают воспринимать больше как пародистов других певцов. Это означает, что они отступили от своего "я" и, возможно, не учли последствий.
Для эстрады голос Муслима Магомаева был, кажется, чересчур роскошен. Он жалел о том, что оставил оперную сцену?
Тамара Синявская: Никогда в жизни он об этом не говорил, но, вероятно, были такие моменты, которые я могла прочитать безмолвно. Муслим возвращался на оперную сцену спустя десять лет как ушел в эстраду, поставив себе целью проверить, насколько что-то потерял или нет. Он отправился в Баку на три месяца, где занимался только "Севильским цирюльником" Россини. Я была на этом спектакле и жалела, что он ушел из оперы, жалела, сидя в зале, обливалась слезами, потому что это было так красиво и самое главное - естественно: он пел как говорил, не вымучивая нот. Но это был его выбор, так у него сложились звезды. Если бы он с самого начала оказался в таком оперном театре, где для него был бы репертуар, где ему было бы интересно жить и творить, возможно, все бы произошло по-другому. Когда я стажировалась в Италии, то показывала его записи музыкантам-итальянцам - никто из них не угадал, кто поет: "Veramente italiano", - был их ответ, то есть "натуральный итальянец". Для современных певцов - настоящее бельканто! "Кто это? Слишком хорошо и в хорошем смысле несовременно?" Мне кажется, все это потому, что Муслим в детстве и в юности увлекался записями старых певцов-итальянцев - Джино Беки, Беньямино Джильи, Энрико Карузо…