Поделиться
Как водилось в те времена, разговор неизбежно коснулся разницы между Россией и Америкой. Мы уже обсудили историю, политику и экономику, а потом неизбежно заговорили о разнице в менталитете. Американец начал говорить о главенстве закона, я в ответ начал было ему объяснять, насколько для людей в России важно чувство справедливости. Он засмеялся и сказал: "В нашей юридической школе, как только студент-юрист на экзамене упоминает в качестве аргумента справедливость, мы ставим ему "два" и отсылаем на пересдачу. Справедливость не имеет никакого отношения к работе правовой системы. Ее задача - не установление всеобщей справедливости в стране, а максимально эффективная реализация принципа главенства закона".
Логика здесь в том, что абстрактной справедливости не бывает вообще нигде и никогда. Справедливость всегда носит конкретный исторический и социальный характер. То, что справедливо для одного человека или социальной группы, то может оказаться вопиющей несправедливостью для кого-то другого. Посмотрите, например, на международное право или традиции кровной мести в разных культурах мира. Это, кстати, отлично понимали, например, марксисты-ленинцы, которые в свое время придали понятию справедливость сугубо классовый характер. Мне тогда запомнилась еще одна мысль, которую высказал мой американский собеседник в контексте всего вышесказанного - закон, сказал он, по определению неизбежно имеет черты несправедливости, ибо он основан на необходимости его обязательного для всех выполнения, а то и принуждения. Здесь уже трудно спорить.
В этом смысле, если социалистические теории права более или менее сводились к попыткам установления социальной справедливости в стране, но только для некоторых родственных социальных групп и классов при полном подавлении или уничтожении других, то правовая система демократического государства построена на принципах равенства всех перед законом. То есть социалистические учения говорят о равноправии для избранных классов в распределении справедливости, а теории демократии - о равенстве в распределении, если можно так сказать, постоянно существующей в любом обществе несправедливости, причем между абсолютно всеми членами общества. Именно это максимально равное распределение несправедливости и должен при демократии регулировать закон. Именно на это должна быть направлена политика. Насколько успешно это удается сделать - настолько правовая система носит демократический характер, что уже характеризует и всю политическую систему той или иной страны. Попытки утвердить в современном сложном и многослойном обществе систему права на базе идей социальной справедливости ведет не к главенству закона, а к правосудию самосуда.
За справедливость должны вступаться и бороться политики, включая принятие законов, считающихся большинством населения страны справедливыми, а правовая система должна обеспечивать равенство всех перед этими законами, в том числе и через адекватную их трактовку и применение на практике. Если она не выполняет эти функции, то она вольно или невольно "подставляет" политическую систему страны, ломая баланс равного распределения несправедливости в обществе.
Складывается впечатление, что сегодня борьба за социальную или корпоративную справедливость, столь любимую россиянами, привела к тому, что Россия скатывается к системе разного рода внеправовых разборок, то есть самосудов. Потоком идут новости о том, что ее граждане, не веря в эффективность правоохранительных и судебных органов, берут их функции на себя и устраивают судилища, удовлетворяющие их понимание справедливости.
Дикий самосуд, устроенный над участниками ДПП в Приморье, является типичным примером такого феномена. Яркими примерами другого феномена стал приговор сельскому учителю Илье Фарберу, особенно заметный на фоне демонстративно щадящего отношения к фигурантам гораздо более серьезных дел, типа дела "Оборонсервиса". Даже немного отходя от принципов главенства и разумности закона, равенства всех перед судом, государство рискует неожиданно для себя превратить Россию в страну самосуда. А бездумное пестование идеи справедливости или политической целесообразности вместо принципа равного для всех следования закону рискует стать мощным идеологическим и эмоциональным обоснованием практики таких самосудов. Загнать обратно все это в правовые рамки будет крайне сложно, если вообще возможно.