Поделиться
Почему Эдуард Бояков - успешный продюсер и режиссер, автор и участник масштабных арт-проектов, создатель "Золотой маски", "Пасхального фестиваля", московского театра "Практика" и "Политеатра" - спустя 20 лет вернулся из столицы в Воронеж? Зачем знакомит с местной жизнью друзей и коллег из разных городов и стран? Как планирует осовременить Академию искусств, ректором которой был избран в конце июня?
Обо всем этом в Воронеже судачат уже несколько месяцев. Строят догадки, разумные и не очень. Имя "варяга" (или "аборигена"?) Боякова успело сделаться нарицательным. Чтобы услышать о намерениях Эдуарда из первых уст, "РГ" пригласила его на "деловой завтрак" в воронежскую редакцию.
Термометр для культуры
В течение лета в Воронеже под вашим началом проводится исследование культурного пространства. На что смотрят эксперты, что должно появиться на выходе?
Эдуард Бояков: Уместнее назвать это аналитическим докладом или аналитической запиской. То есть будет не научная работа, а введение в проблематику, в дискурс. Оно нужно прежде всего потому, что ни в области, ни в стране никто не имеет базовой информации о состоянии культуры. Мы не то что потеряли критерии оценки ситуации - мы даже не предполагаем, что они могут существовать. Виной тому и классическое русское раздолбайство, которое не позволяет собирать достоверную статистику, и комплексы интеллигентов-диссидентов докапиталистической формации (мол, а вдруг вернется "совок" и всем начнут навязывать цитаты из Путина или Медведева, как раньше из Маркса и Ленина, поэтому не трогайте культуру, сами разберемся). И нынешняя ориентация власти на прагматическую социальную политику, которая приводит к расцвету потребительской идеологии. Такие инфантильные реакции приводят к тому, что в нашей культуре нет цифр, индикаторов, экспертной оценки - рефлексии, одним словом. В результате - мы совершенно не представляем мира, в котором живем. В плане как культурной инфраструктуры, так и вообще реальности, ведь искусство - один из главных способов ее постижения.
Российской культуре очень не хватает внятных описаний того, что в ней происходит. Что, кстати, и показывает конфликт с отраслевыми НИИ, в котором я полностью на стороне министра Мединского. Так кто же даст ответ на вопрос о границах культуры как отрасли? Конечно, есть отчеты минкультуры и профильных департаментов в регионах: сколько фестивалей проведено и зрителей охвачено (в том числе - детей и инвалидов), какова доля спектаклей по современным пьесам и какова - по классике, сколько потрачено на культуру по линии коммунальных платежей, капстроительства, празднования юбилея Великой Победы и победы над поляками в 1612 году… Спросите любого человека, который занимается художественной практикой, знает ли он об этих показателях? А сами вы такие отчеты читаете?.. Хотя вам наверняка интересно, больше или меньше детей стало ходить в воронежские театры в последние годы, как вырос книжный рынок - например, в сравнении с рынком общепита… Я сейчас не только бюрократов критикую, а саму ситуацию. Как и во времена Андрея Платонова, налицо невероятная заорганизованность, которая становится тромбом на пути всех процессов - от приватизации имущества до походов в театр.
Подвижки происходят, иначе и быть не может. Но - медленно. Культура - отрасль тяжелая для модернизации. Финансирование скудное. Чиновникам же выгодна ситуация, когда ничего не ясно и в ответ на любую инициативу можно развести руками: "Денег нет. Вы же знаете - нет их. Какой фестиваль студенческой драматургии, когда на ремонт в детском интернате не хватает…". Сразу возникает пространство демагогии. Каждый борется за свое. Общие бюджеты и направления расходования средств обсуждать не принято. Ну а если все-таки "прижмут", бюрократы достают свой единственный и вечный козырь: надо сохранять традиции, не пускать варваров, которые будут показывать ужасные спектакли - эстонские, антирусские, развратные и так далее… На самом деле демагогам нет дела до разврата и насилия (посмотрите репертуар любого кинотеатра), им важно сохранить статус-кво, по сути глубоко коррумпированный. Но настоящая культура этого не терпит - она всегда предполагает развитие. Даже если речь идет о краеведении или истории, это все равно разговор о том, в каком городе мы будем жить завтра…
Поэтому пришло время разбираться. И меняться. То, что происходит в Москве последнее время - назначение новых худруков в театры (Кирилл Серебренников, Елена Тупысева, Борис Юхананов) и директоров в музеи (Марина Лошак, Юлия Шахновская) - не может не радовать и не внушать надежды.
Но начинать надо с анализа. Я вынужден часто приводить банальнейшую аналогию - даже здоровый человек должен проходить профилактическое обследование: первым делом осмотр (покажи язык, дай руку, локоть, повернись, нагнись, расскажи, что чувствуешь), потом анализы, потом диагноз и только после этого - рекомендации или лечение. В культурной индустрии у нас начинают "с конца".
Допустим, спрашивают: почему в конкретном театре нет зрителя? Руководство дает незамедлительный ответ: потому, что течет крыша, срочно дайте денег. И крыша будет течь каждый год то в одном, то в другом месте, ее будут без конца латать… В каждой второй библиотеке вы обнаружите ужасный туалет, тоже вроде бы от бедности, - но на поверку окажется, что за пять лет на него ушло больше, чем на санузел в дорогом ресторане! Потому что бизнесмен свои деньги считает, ремонтирует как следует. А в казенном учреждении экономят и постоянно устраняют аварии. Ну и воруют, конечно, потихоньку…
Какие могут быть индикаторы в сфере художественного творчества? Как понять, что такое, например, "хороший спектакль"? Наверное, можно посмотреть, кому он нужен. Экспертам, которые его номинировали на национальную театральную премию "Золотая маска"? Принимается. Прессе, экспертному сообществу Воронежа как интеллектуального центра? Принимается. Профессиональному сообществу? Принимается. Имея такие критерии, мы уже не будем смотреть только на то, пришел ли в зал губернатор. Наоборот - губернатор будет приходить на то или иное мероприятие под влиянием авторитетных оценок. Еще один показатель - "простые зрители". Можно, конечно, сказать: да они жлобы, пусть себе идут на концерт Ваенги. Но это неправильно. Даже те, кто в юности упустил возможность стать образованным и художественно развитым, кто не покупает хорошие книги и не ходит в музеи, - все равно часто хотят приобщить к культуре своих детей. И эти люди принимают решение, исходя из рекламы, афиш, статей в популярных газетах. Важно сравнить, сколько билетов продано в кукольный театр и ТЮЗ, а сколько - в драматический. Во сколько бюджету обходится одно зрительское посещение? Я не говорю, что надо закрывать тот или иной театр за пустой зал пуст или, наоборот, антрепризные аншлаги (дескать, там не искусство). Но фактор зрителя нужно учитывать при планировании расходов. Надо четко обозначить страты - где художественная культура, которую мы финансируем, а где попса. Аниматоров в ТЦ мы не кормим, даже если они Casta diva поют. Постановку по Рею Куни в академическом драмтеатре не субсидируем. Равно как показ мод, презентацию автомобилей или выставку меда. А вот спектакль по русской классике или по современной драматургии - оплатим. И тогда уже будем считать зрителей…
Этот ваш анализ не только прикладной смысл может иметь?
Эдуард Бояков: Конечно. Повторю, отсутствует методология оценки культурной ситуации, даже определение предмета. А это уже фундаментальный вопрос. Вот есть невероятно тяжелая проблема, о которой много лет говорят люди, знающие европейскую культурную политику. Они обречены повторять, как мантру, российским чиновникам и обществу банальную истину: культура - не одни театры и галереи, но также дизайн, ночные клубы, массовые мероприятия, медиа, интернет-пространство, архитектурные решения. Даже если они формально "проходят" по другому ведомству. И вот здесь у нас совершенный хаос, куда ни глянь.
К чему такое неправильное понимание приводит? Поясню на примере сферы танца, хореографии. На самом верху там Большой театр, на реконструкцию которого потрачен миллиард долларов. Пониже - другие театры. Потом - хореографическое училище в Воронеже или Перми. Еще ниже - студия, куда детей с четырех лет водят. И всю эту вертикаль поддерживает государство: субсидируются театры, подготовка хореографов и педагогов. Это реальность административная. А теперь - реальность художественная: из шести последних премьер в Большом максимум половина имеет прямое отношение к лексике классического балета. А "Весна священная" в постановке Татьяны Багановой, которая вообще не танцует на пуантах, - чистый современный танец. Но у этого танца нет системы, вертикали, инфраструктуры. Нет зданий, кафедр, училищ. Люди занимаются в каком-нибудь подвале на Машмете в Воронеже или в фитнесе на Юго-Западе в Москве. Результат соответствующий. Мы вне актуального поля. А музыка?.. У нас прекрасные традиции образования в области академического пения. Но такое пение существует лишь 300-350 лет. А есть другие музыкальные практики - как древние фольклорные, так и суперсовременные, когда сочиняют с помощью компьютерных программ. Есть ли инфраструктура для этой музыки? Нет. Поэтому, Россия, наверное единственная в Европе страна, где нет культуры фольклора… И актуальных электронных музыкантов нет тоже.
Где реакция культурной отрасли на эту реальность? Ее нет. И тогда молодежь говорит: "Раз так, сами и ходите в оперные театры, а мы выбираем ресторан или кинотеатр". В кинотеатре не устанавливают цензы, не дают понять: "Ты некультурный балбес". Там в одном зале смотрят мультик или дешевую комедию, а другом - фон Триера. То есть в кинотеатрах люди могут расти как зрители. А вот классическое театральное искусство - не развивается в сегодняшней ситуации. Надо это честно признать. А не ворчать: "Эти революционеры-авангардисты хотят уничтожить все наше великое и вечное…" Да покажите на деле, кто вы, сделайте что-то живое, установите контакт с современным зрителем - а потом уж объявляйте себя наследниками Станиславского или Петипа!..
Старое понимание культуры просто не работает. В библиотеку люди не ходят не потому, что там крыша прохудилась, а потому, что, грубо говоря, интернета нет, там эта эпоха еще не наступила. Если я Ингеборгу Дапкунайте приглашу в Воронеж, она по дружбе приедет от силы раза два за год - ведь у нее съемки по всему миру. Но если у нас будет нормальный оптоволоконный кабель и специалисты, она легко встретится с читателями воронежской библиотеки по скайпу. Сегодня финансирование культуры как бы игнорирует современные технологии. Как будто есть только картонные формуляры и очереди за номером "Нового мира", где опубликован "Один день Ивана Денисовича".
Я отдаю себе отчет в том, что говорю банальности. Но иногда весь ужас и состоит в их непонимании. Вот сидит чиновник, сам не любит интернет - значит, и остальным не нужно…
Как реагируют на работу экспертов те, кому, как вы сказали, выгодна неопределенность?
Эдуард Бояков: Сопротивляться начинают, конечно. Воевать, искать виноватых, говорить, что понаехали москвичи, эстонцы, авангардисты… кавказцы… люди с сережками… да, евреи, безусловно… Что ж, мы живем в открытом информационном поле. Если Воронежу это исследование и какие-то шаги по развитию культурной инфраструктуры нужны - я готов, мне есть что предложить. Если нет - я же не Жанна д’Арк. У меня есть хороший дом в Москве, куча друзей и партнеров по всему миру, которые счастливы будут заниматься со мной другими художественными практиками. У меня волнообразная траектория: был период огромных проектов, был более локальный. Вспоминаю "Золотую маску" - вы не представляете, сколько на меня сыпалось проклятий и обвинений: ты кто вообще, кто тебе позволил называть это "Национальной театральной премией"? Тогда никто не имел монополии на слово "национальный", и я просто ввел такое словосочетание в оборот. Абсолютно недемократическим путем, ни с кем не советуясь. А дальше начал подтверждать претензии на масштабность. Понятно, что если бы Национальную премию получал то мой товарищ, то бывший начальник, то подружка-артистка, название бы исчезло само. А так - прижилось.
Сейчас у меня есть драйв и вера в Воронеж, в развитие этого города и региона. Мне не очень интересны проекты типа фестивалей и театров. Главное для меня здесь - два дела. Во-первых, Академия искусств: надо открывать новые специальности, начинать растить современных художников в широком смысле - строить принципиально новый вуз. Во-вторых, помощь губернатору Гордееву и новому руководителю департамента культуры Елене Ищенко. Мое дело здесь - предлагать варианты, проявлять инициативу. Например, по программе развития детского театра. Я утверждаю, что городу и области это жизненно необходимо. Но я не ученый, не чиновник и не собираюсь им становиться, я хочу заниматься художественной практикой и педагогикой. Поэтому дать импульс - попробую, а потом… дело профессионалов, которые работают в городе и области. Думаю, здоровых творческих сил здесь достаточно. Может, я и не стану тогда устраняться - но в любом случае не буду один все тянуть, пробивать стену… Мои коллеги, приезжавшие в Воронеж в рамках подготовки доклада, отметили хорошую атмосферу и то, что, в отличие от Москвы, здесь нет пропасти между сотрудниками государственных институций и, например, руководителем частной галереи. Просвещенный чиновник смотрит те же спектакли и фильмы, читает те же книги, что и куратор выставок современного искусства. Это дает надежду на то, что развитие не будет сопряжено с противостоянием между слоями культурной среды.
Мы не ревизоры и говорить о "нарушениях" будем в последнюю очередь. Если сделаем хорошую "опись" - а она будет открытой, публичной - чиновники и практики сами увидят, что делать. Доклад руководству области сделаем 16 сентября, пригласив узкий круг экспертов и журналистов. А на следующий день - в каком-то менее официозном месте - для широкой общественности.
Можно ли такой подход к оценке культурной ситуации, такую модель применить потом в других регионах?
Эдуард Бояков: Надеемся, да. В России подобного анализа не проводили нигде. Было несколько докладов - в Перми, в Красноярске - но в результате дело не двинулось дальше журнализма, модной риторики и предложений по проектам (хорошие фестивали, выставки и тому подобное). На федеральном уровне культурная отрасль, повторюсь, не описана и не осмыслена. А значит, воронежский опыт может пригодиться. При том, что в нашем документе наверняка будет много ошибок и недоработок. Вообще методология таких проектов должна вызревать, несколько лет надо писать и критиковать, обсуждать. Снова и снова…
Как вырастить элиту
Раз уж заговорили о проектной работе, свежий пример в Воронеже - Платоновский фестиваль. Чем он, на ваш сторонний взгляд, стал для города? Как мог бы развиваться?
Эдуард Бояков: По афише Платоновский фестиваль - лучший или один из лучших в России (в этом я, поверьте, разбираюсь). Очень мощный, очень столичный. Очень элитарный - и в хорошем смысле слова, и в плохом. Хороший аспект в том, что элиту общества и должна формировать культура. Не принадлежность к списку "Форбс", не обладание несколькими торговыми центрами или тысячами квадратных метров, построенных методом ковровой бомбардировки исторических кварталов. С функцией формирования, обозначения элиты Платоновский справляется блестяще. Конечно, очень много значит пример губернатора. Ни для кого не секрет, что на это вынуждена обращать внимание та часть бизнес-сообщества, которая раньше театрами и филармонией не интересовалась.
Предприниматели так устроены: видят тренд (аристократическое искусство, благотворительность, внимание к истории) - начинают ему соответствовать. Это нормально. Так было всегда, и во времена Лоренцо Великолепного, и во времена королевы Виктории. И это, в свою очередь, примиряет художественную, академическую элиту с элитой экономической и политической.
Но есть обратная сторона элитарности - очевидный образовательный и финансовый ценз. Все жалуются на дорогие билеты. Я, правда, считаю, что билеты надо продавать за те деньги, за которые они могут продаваться. Платоновский фестиваль собирает 14 миллионов рублей через кассу - Воронеж должен гордиться этим! Но из-за этого ценза образуется специфический зритель. Явно не хватает молодых людей - в том числе на спектаклях на молодежную тематику. Я не раз говорил директору фестиваля Михаилу Бычкову и буду повторять: нужна специальная программа для студентов. Спектакль в отремонтированном здании драмтеатра идет с аншлагом, отлично - но там такие широкие проходы между рядами! До реконструкции было 800 мест, стало 300. А объем-то не делся никуда. Огромные ложи, где за каждым стулом можно поставить еще по человеку. Ну разочек! Ну пусть оштрафуют пожарные… Или договоримся с ними, чтобы на один вечер выставили специальный пост в театре… В Москве в наш театр "Практика", где стационарных мест меньше ста, каждый вечер набивается минимум 25 дополнительных зрителей. И на приставных стульях, рядом со студентами на подушках, могут оказаться Петр Авен, Михаил Фридман, Роман Абрамович или Александр Мамут. То, что они вот так со всеми в зале демократично, в буфете в общей очереди, - очень важный социальный акт. Платоновский фестиваль обязательно должен в эту сторону двигаться. У него должна быть социальная миссия.
Эта миссия должна быть и у медиасообщества, которое на данный момент не уделяет фестивалю должного внимания. Для меня очевидно, что у многих журналистов есть обиды на дирекцию (может, в чем-то обоснованные, я не знаю… но страдает-то дело). Соответственно, они на Платоновский не ходят и не освещают его. Сотрудники ведущих воронежских изданий лишают себя возможности поговорить с известными художниками, что-то эксклюзивное узнать. Нет экспертизы, критики профессиональной. Коллеги, послушайте, личные отношения - ваше дело, но игнорировать событие такого масштаба непрофессионально! Другая сторона конфликта тоже настроена не очень конструктивно: мол, не хотите - не надо, мы тогда за счет административного ресурса завесим весь город рекламой. Но кроме афиш должна быть и другая коммуникация…
Фестивалю нужно, мне кажется, расширять адресную программу. В этом году на площадке перед Концертным залом выступила невероятная группа "Даха-Браха" из Киева - они гастролируют по миру, играют, к примеру, на Венецианской биеннале, из Воронежа в Торонто улетели. Тысячная толпа должна была это услышать у нас! А на самом деле качество звука и количество народа совершенно не соответствовали масштабу события.
И тем не менее, в целом - это прекрасный фестиваль с настоящим лидером, который ни в коем случае не должен выпускать из рук бразды правления. Я слышал от Михаила Бычкова сомнения в том, что он сможет возглавлять дирекцию на следующий год: мол, будет много хлопот по строительству нового здания для Камерного театра и вообще… Надеюсь, это было либо кокетством, либо проявлением усталости. Настоящий фестиваль, как настоящий коньяк, должен годам к семи вызреть, а потом становиться все вкуснее и вкуснее…
Определенная часть поклонников фестиваля настаивает на том, что в программе должно быть поменьше экспериментальных произведений и побольше проверенных временем шедевров. Дескать, как можно "кормить" воронежцев свежими постановками поляков и эстонцев, когда тут еще спектаклей Фоменко и Фокина не видели. Стоит ли сокращать программу актуального искусства?
Эдуард Бояков: Не надо пытаться одно другому противопоставлять. Надо набирать союзников. Если по-прежнему работать только на одну социальную группу, она станет миной замедленной действия. Те женщины, которые сегодня благодарят Бычкова за возможность увидеть спектакли Додина и Женовача, быстро начнут ему указывать, какой длины юбки должны быть на артистках и какие лексические рамки они должны соблюдать. Псевдоинтеллигенты, псевдотрадиционалисты способны быть очень злобными. А если грамотно приглашать на актуальные постановки студентов, коих в городе 140 тысяч, то они сметут билеты. И своей благодарностью вознесут Бычкова на такие высоты, на которые его не поднимут члены творческих союзов и члены Гражданского собрания "Лидер", вместе взятые ("Лидер" - некоммерческое объединение преуспевающих бизнесменов региона, спонсор Платоновского фестиваля. - "РГ"). Студенты - самый перспективный зритель. Почему первый показ эстонской "Педагогической поэмы" в этом году прошел со скандалом? Потому что среди публики почти не было молодых людей. Они пришли на следующий день, веселились и хлопали. Я защищаю в данном случае не спектакль, а право привезти его. Конечно, с соответствующими уведомлениями - как в афишах и анонсах, так и в объявлениях при входе в зрительный зал. То есть право приглашать нужного зрителя.
Ваш-то театр привез на фестиваль "Бабушек", которые не могли не понравиться публике, а не жесткий спектакль вроде "Жизнь удалась"!
Эдуард Бояков: Да уж, тогда скандал был бы побольше, чем с эстонцами. Это как раз к вопросу о том, как надо выстраивать коммуникацию. Сразу оговорюсь: насчет "Бабушек" мы договаривались с дирекцией до того, как мне предложили возглавить Академию искусств. Так что это не было пиар-ходом. Я просто хотел показать Воронежу, что сделал в Москве. Ведь я воспитан воронежскими педагогами, в том числе и Бычковым, у которого работал завлитом, здесь делал первый фестиваль, у меня здесь родственники, могилы учителей… Конечно, я мечтал привезти сюда театр "Практика", который создал. По моему мнению, он самый живой и актуальный в столице, объективно - самый модный. Зачем же мне делать презентацию эпатажной? Я всегда стараюсь, не изменяя себе, соответствовать тем порядкам, которые заведены в том или ином месте. Не лезу в монастырь со своим уставом. Я же не хожу к губернатору в шортах. Это не двуличие, а наоборот, уважение, коммуникационный код. А если кого-то интересует, что я еще делаю, - так все в открытом доступе, что называется…
Я сознательно привез первым спектакль "Бабушки". Потому что он универсальный. Он недавно был в Лондоне, Базеле и Первоуральске. И везде зрители плакали. Он наводит мостик между поколениями, чего очень не хватает всем нам. Такой разобщенности в России никогда не было. Семья рушится сама собой - не потому, что кто-то кого-то обидел, а потому, что не о чем говорить. Мы смотрим разные фильмы, читаем разные книжки, слушаем разную музыку, у меня айпад, у нее Второй канал… Нет застолий, нет песен, нет элементарных ритуалов. Искусство - уникальная возможность это общее поле создать. Поэтому было бы идиотизмом начинать знакомство с воронежцами с эпатажного спектакля. Хотя поиск, провокация - важнейшая функция искусства. Если это не дешевая провокация, конечно.
Итак, вы увидели "Бабушек", документальный театр. Интересно? Если да, теперь могу показать спектакль из проекта "Человек.doc". Например, где Владимир Иванович Мартынов рассказывает о своем уникальном опыте, от номенклатурного детства до встречи со Стравинским, от преподавания в Духовной академии до попытки остановить комету, летящую на Землю. Или спектакль об Александре Гельмане, главном драматурге брежневского времени, где рассказывается, как вся его семья, 14 человек, оказалась в фашистском гетто на Украине. Погибли 12. И вот он, пятилетний, перешагивает через трупы родных, чтобы выйти из барака… Если эти спектакли примут, то по-другому будет восприниматься и пресловутая "Жизнь удалась", где речь идет о подростковой грубости, жесткости, потере базовых моральных устоев, вранье, предательстве, беспробудном пьянстве, беспорядочном сексе. Тогда люди поверят, что я ставлю этот текст, чтобы разобраться в героях, что люблю их, а не считаю "быдлом". Когда я сам смотрю "Жизнь удалась", то понимаю, что мы в арт-среде только внешне отличаемся от этих деклассированных, люмпенизированных ребят. Ну, манжетик почище. А в том, что касается вранья, сквернословия и всего прочего, у нас грязи не меньше.
Строить - не ломать
Как вам в Академии искусств работается? В интернете некоторые достаточно агрессивно высказываются, пророчат вузу под началом нового ректора чуть ли не развал.
Эдуард Бояков: В жизни я яростных противников не вижу. Люди, которые "гадят в комментах", - отдельный феномен. Лет пять назад исследователи сделали интересные портреты таких комментаторов: наиболее распространенный тип - мужчина за 30, неудачник, трусливый и болезненно закрытый. Ему все равно, по какому поводу ругаться и проявлять сарказм. Так что… повторяю и себе, и друзьям, и коллегам: не обращайте внимания. Созидайте, не судите, открывайтесь в словах и делах.
В академии хорошая атмосфера, со студентами обсуждаем ремонт общежитий, с преподавателями - планы, новые специальности… Я очень рассчитываю на коллектив. Но это не значит, что стану слушать только тех, кто проработал там больше моего. У нас, безусловно, не все безоблачно и с кадровым составом, и с учебными планами. Понадобятся новые назначения. Конечно, я буду действовать активно, наступательно, но ни в коем случае не агрессивно. Это мое главное обязательство - не перед коллективом вуза, не перед министром культуры РФ, который меня сюда пригласил, не перед губернатором. А прежде всего перед собой: сделать так, чтобы все изменения в академии, были связаны не только с моей "петровской" энергией преобразования - через хребет сломать, на дыбы поставить и прорваться…
Не буду скрывать, я часто так в жизни действовал, своего добиваясь, строя компании и театры. Поэтому некоторые люди, которые меня знают таким, испугались. Но ломать-то иногда намного сложнее, чем строить. Когда начинаешь с нуля, простор для фантазии огромный (так было с большинством моих проектов). А когда есть уже сложившееся "здание", ты зажат со всех сторон. Образно говоря, кругом дома и каналы, строительный материал разложить негде, котлован не выроешь, сваи не забьешь, высокую технику не заведешь - надо как-то залезать сверху и ремонтировать четвертый этаж, не беспокоя жильцов с первого. Чтобы вечером строители пришли, а утром уже цветочница с молочницей - как заведено. И не дай Бог что-то разрушить. Один раз цветочница не явится - и все, дом потерян, хоть ты 20 этажей надстрой…
Академия искусств - это храм, я действительно так считаю. А храм - это место, где всегда служат. Где надо отбросить эгоизм. Чтобы процесс не прерывался, я не имею права противопоставлять себя сотрудникам. Да, я сразу инициировал открытие новых специальностей и кафедр, хочу уже в следующем году открыть хореографический факультет, начать готовить режиссеров кино и театра, художников мультимедиа, специалистов по компьютерной графике, дизайнеров… Для этого нам передают из областной собственности бывший Дом офицеров, там надо быстро сделать ремонт. Если люди не разделят мою уверенность в том, что все это нужно делать, я буду стараться их переубедить. Либо они примут мою сторону, либо я сам начну думать иначе.
С большинством нынешних преподавателей я хочу работать, уважаю их бэкграунд, верю в их способность развиваться - начиная от дружбы с интернетом и заканчивая интересом к новым формам деятельности. Поэтому мне нет смысла бороться с возможными оппонентами на поле политических интриг или административных рестрикций. Я буду действовать открыто. Какие-то решения можно принимать, не советуясь с коллегами. Допустим, коменданта общежития я так поменял, потому что там был мрак и ужас, десятки квадратных метров плесени и бутылки из-под алкоголя в комнатах. Но по ключевым позициям, связанным с программой и учебными планами, нужно одобрение ученого совета. Мы его недавно переизбрали - кстати, сохранив почти весь старый состав. Я рассчитываю на мудрость этого органа. Если возьму слишком быстрый темп, меня приостановят.
То есть в стратегии вы уверены, вопрос в тактических решениях.
Эдуард Бояков: Да. В целом я рассуждаю, как консерватор, а не революционер. Надо возвратиться к идее классического образования: воспитывать людей, а не специалистов. Творцов, а не ремесленников. Надо нам, педагогам, постоянно расти и работать над собой. Вот в эти простые идеи я верю. И еще верю в свои силы. И точка. В частностях, конечно, могу ошибаться, перебарщивать. Мне могут сказать - давайте подождем год, не будем пока открывать новую специальность, потому что не успеваем кадры найти, оборудование закупить и так далее. Либо стану спорить, либо примирюсь.
Какие-то вещи можно делать без особых затрат. Например, преодолевать невероятную разобщенность факультетов. Сегодня, по сути, в рамках академии существует консерватория, театральный вуз и художественный. Хотя сотрудничество было бы полезно всем: молодые художники могут оформить спектакль актерам, педагог по сценическому движению - позаниматься с вокалистами… В академии 12 музыкальных кафедр, много концертмейстеров - а актеры на выпускных экзаменах поют под "фанеру". Это неправильно!
На базе традиционного преподавания нужно создавать интегральные, междисциплинарные методики. Исполнитель классической музыки сегодня имеет преимущества перед коллегами, если знает специфику электронных инструментов, основы звукорежиссуры и продюсирования. Специалисту по компьютерной графике важно уметь хорошо рисовать - и тогда его работы окажутся лучше, чем у тех рекламщиков, кто замусорил своей продукцией Воронеж. Театральному режиссеру и артисту уже не обойтись без понимания киноязыка, иначе есть все шансы превратиться в пошлого кривляку. Потому что кинобэкграунда от них не потребуют только два жанра - детская елка и стриптиз. Во всех остальных случаях вы обращаетесь к зрителю, чье познание уже детерминировано тем, как подаются образы в кино и в телевизоре: все эти dolby surround system, клиповость и так далее …
Универсальность эстетического языка сегодня важна как никогда. Вот говорю я с Теодором Курентзисом про неких музыкантов, позволяю себе сравнение с Radiohead и осекаюсь - спрашиваю, знает ли он эту группу… А в ответ: "Да кто ж Radiohead не любит!" Это говорит человек, входящий в число лучших дирижеров мира, как здорово! Между тем огромное количество поклонников оперы не то что не любят Radiohead, а даже не догадываются об этом феномене. Так же как о Спайке Ли или Мишеле Гондри. И тем самым выбрасывают себя из зоны актуальности. Это все равно, что знать Пуччини и не знать Вагнера. Хотя в свое время и Вагнеру устраивали обструкцию, и Пуччини вызывал шквал ненависти, потому что выглядел совсем отстойно-попсовым по отношению к Верди. А сегодня мы их всех воспринимаем как равноправных участников музыкального процесса.
Такая интеграция языков сделает вуз уникальным. Хотя это все та же классическая, универсальная образовательная парадигма: давайте поймем, что такое человек, сознание, традиция и что такое современный мир, - а потом поговорим про специализацию, про какую-нибудь вышивку, которую практиковали в XVIII веке женщины определенной губернии.
Кстати, народные ремесла, возможно, в скором будущем окажутся большим авангардом, чем та же компьютерная графика или сочинение музыки в айпаде. Через десять лет люди, способные что-то делать руками, будут намного круче веб-дизайнеров, которых смогут выпускать все вузы Воронежа. Образование должно опережать время - мы готовим тех, кто станет задавать тренды в будущем. Я не знаю точно, какими они должны быть. Но некоторые художники это чувствуют. Особенно оказавшись в правильной среде. И, наверное, поэтому, они с энтузиазмом откликаются на мои предложения поработать в нашей академии. Хотя многие мои московские друзья, не говоря о воронежских журналистах, никак не могут взять в толк, зачем я сюда вернулся, какие у меня могут быть интересы. А у Михаила Шемякина (он обещал скоро приехать, обсудить планы) - у которого во Франции поместье в несколько десятков гектаров и замок с библиотекой в тысячу квадратных метров? Вот его тоже зацепило. Потому что никто такие задачи в России еще не ставил. Готов влиться в проект и Слава Полунин, и Антон Адасинский, создатель лучшего в России пластического театра. У Антона театр и госфинансирование в Дрездене, он там делит здание ни много ни мало с Уильямом Форсайтом - хореографом номер один в мире.
Мы думаем об одном и чувствуем необходимость нового вуза. Моя же задача, помимо всего, еще и продюсерская - перевести идеи разных людей на язык учебных планов.
Недавно с радостью обнаружил, какую свободу имеет высшее образование. Оказывается в программах вузов большая вариативная часть. Но людям же лень что-то сочинять. Им легче позвонить коллегам в другой город: "Пришлите мне программу вашего курса, а я своей поделюсь!" Или другой вариант - диссертацию пересказывать из года в год…
Свободой надо пользоваться, ею надо заражать людей, и тогда ребята поедут к нам учиться со всех концов страны. Далеко не все престижные ныне вузы создавались в крупном городе и по высочайшему повелению, как МГУ. И Оксфорд, и Кембридж, и Йель, и Гарвард когда-то были деревеньками. А сейчас наши чиновники и нувориши почитают за честь послать туда своих детей. Я убежден, что в этом отношении в Воронеже идеально сочетаются провинциальность в хорошем смысле слова (отсутствие суеты и страстей, которые делают жизнь в Москве почти невыносимой) и интеллектуальный капитал, репутация "умного" города (развитая промышленность, высокий IT-индекс, университеты). Думаю, тут есть настоящая почва, чернозем, из которого может вырасти что-то большое и настоящее.
Пока все складывается. А дальше посмотрим. Может быть, когда местное сообщество почувствует вкус к изменениям, мне придется успокаивать художников и продюсеров, просить: тише, тише, медленней!