Поделиться
Впрочем, в последний или нет, нам не дано предугадать. Но днем во вторник музейное сообщество в лице историков, искусствоведов, директоров музеев и общественности единодушно высказалось против реализации идеи возрождения Музея нового западного искусства (ГМНЗИ) с помощью "музейного передела", которую высказала Ирина Александровна Антонова во время прямой линии с президентом.
Подводя итог заседания, г-н Мединский, министр культуры, заметил, что, хотя уверен, что в 1948 году была совершена ошибка, когда был закрыт музей, но он не уверен, что ее исправление не было бы еще большей ошибкой. Присовокупив неожиданно, что были люди, которые и создание Петербурга тоже называли ошибкой, пусть и блестящей, Петра I.
Таким образом, можно было бы сказать, что нам повезло быть свидетелями очередной пьесы под названием "Много шума из ничего". Тем не менее, есть несколько моментов, прозвучавших во время обсуждения, которые не хотелось бы быстро забыть.
Первое, разумеется, напоминание о принципе неделимости музейных коллекций, о котором, между прочим, говорит и закон РФ, принятый в 1996 году. Как ни странно, к этому закону противники идеи Ирины Александровны апеллировали нечасто, видимо, опасаясь подвести под монастырь еще и этот мудрый закон. Благо законы у нас переписываются резво.
Второй момент касается собственно обсуждения судьбы ГМНЗИ, закрытого 65 лет назад. Если единственным результатом инициативы г-жи Антоновой будут новые межмузейные проекты, посвященные исследованию, изучению и рассказу о работе этого музея в 1920-1940-х годах, то можно считать, что страсти были не напрасны. Другое дело, что, как сказала Наталья Сиповская, директор Института искусствознания (ГИИ), перевод разговора в чисто административное русло бессмыслен, а главное - нужна интеллектуальная составляющая, которая может лечь в основу выставок, изучения, рассказа о научной и художественной жизни, кипевшей вокруг этого музея. Говоря скучными словами, нужен объемный взгляд на прошлое. Музей нового западного искусства, объединивший коллекции Щусева и Морозова, был, конечно, детищем своего времени. Но он был фактически не только спасением для шедевров европейской живописи, но и школой, прибежищем и отрадой для многих художников, историков искусства и зрителей, не говоря уж о людях, которые работали в музее.
Собственно, музей пытались закрыть уже в 1930 году. Разумеется, из-за "квартирного вопроса". Тогда на здание музея претендовала Военная Академия, которую поддержала "Комиссия по разгрузке Москвы". В 1930 лишь письма общественности, и "твердое заступничество наркома товарища Бубнова, обратившегося с категорическим протестом в СНК, спасло музей от разрушения", а Москву - "от разгрузки". В 1948 это уже не помогло.
Сегодня представлять тот музей как идеальный невозможно. Но это не значит, что изучение музейного прошлого не нужно.
Наконец, третий момент. Страсти вокруг "возрождения" ГМНЗИ подчеркнули факт отсутствия в Москве музея современного искусства мирового уровня.
Это отсутствие немыслимо компенсировать лихим волюнтаристским жестом - "взять и поделить" коллекции Эрмитажа и ГМИИ им. А.С.Пушкина, поставив, как заметил Михаил Пиотровский, на грань уничтожения два "энциклопедических музея" России. Уничтожения тем более странного, что сотрудниками Эрмитажа уже разработан в деталях отличный, по словам экспертов, проект показа французского искусства начала ХХ века в новых реконструированных помещениях Восточного крыла Генерального штаба.
Естественно, вопрос о создании в Москве музея современного искусства мирового уровня требует соответствующих вложений. Но вопрос, почему на приобретение одних коллекций можно тратить 150 млн. долларов, а на приобретение работ мастеров авангарда - нельзя, заданный Михаилом Каменским (Sotheby's), повис в воздухе. Сделаем вид, что он риторический?
Яков Гордин, главный редактор журнала "Звезда":
Идея возрождения Музея западного искусства мотивировалась необходимостью реабилитации Музея нового западного искусства. Но реабилитация жертв репрессий никогда не была за чей-то счет. Когда реабилитировали Петрова, на его место не сажали Иванова. Думаю, это неточное сравнение.
Алексей Левыкин, директор Государственного исторического музея:
Я не могу поддержать позицию Ирины Александровны Антоновой. Я опасаюсь прецедента. Не столько даже претензий одних музеев к другим, а совсем иных требований. Речь прежде всего о проблеме реституций, с которой сталкиваются сегодня музеи. Мне приходилось четыре раза выдавать экспонаты музея по распоряжению вышестоящих государственных органов.
Могу сказать, что это очень тяжелый опыт. Я его не пожелаю никому.
Если мы соглашаемся на то, что можно забрать работы из Эрмитажа в Москву, это означает, что мы готовы выслушать требования о возвращении работ из музейных коллекций их бывшим владельцам или их наследникам.
Михаил Каменский:
Я считаю, что правильно говорить не о воссоздании Музея нового западного искусства, а о создании в Москве музея западного искусства.
Нам нужен музей, где русского искусство ХХ века предстало бы как часть мировой культуры ХХ века. Музеи могут участвовать в создании такого музея на уровне межмузейного проекта.