23.04.2013 23:20
    Поделиться

    Максим Кантор: Новая идеология уравняла преступления прошлого века

    "Обыкновенный фальшизм". В чем виноваты "простые и честные парни" из гитлеровской Германии
    На телеэкраны Германии вышел трехсерийный фильм "Наши матери, наши отцы". Он о главной войне минувшего века глазами немцев. Сериал посмотрело уже семь миллионов человек. Среди них - художник Максим Кантор. Предлагаем вниманию читателей его точку зрения на историю Второй мировой, показанную немецкими кинематографистами.

    Главный герой минувшего века - не Ленин, не Черчилль и не маршал Жуков, но Гельмут Джеймс фон Мольтке - немец, в одиночку восставший против нацизма.  Он из семьи легендарных фельдмаршалов, возглавлявших германские войска во время Франко-Прусской и Первой Мировой, имел все шансы делать  военную карьеру в Третьем рейхе - вместо этого организовал кружок гуманистов, создал проект нового общества Германии, написал письма против зверств Вермахта.

    О победе не думал, он не был среди заговорщиков 44-ого года (многие из тех заговорщиков были сами преступниками:

    Артур Небе возглавлял айнзацгруппу "Б", Штюльпнагель перемещал польских и французских евреев в лагеря), он даже протестовал против убийства Гитлера, дабы не делать из фюрера мученика.

    Гельмут Джеймс фон Мольтке был католик и юрист - стремился обосновать нравственное общество, руководствующееся правом; когда писал фельдмаршалу Кейтелю о зверствах германских войск в России, выполнял гражданский долг.

    Гельмут фон Мольтке не представлял партию - за ним только вера в Бога, и убеждение, что нравственный закон является мерой истории.

    Фельдмаршал Кейтель наложил известную резолюцию на доклад об истреблении советских военнопленных: "Сомнения соответствуют представлениям о рыцарском характере ведения войны. Здесь же речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю данные меры и беру их под свою защиту".

    Под "мерами" и "уничтожением мировоззрения" имелось в виду уничтожение людей. Это касалось не только комиссаров, поименованных знаменитом приказе, речь шла не только об уничтожении евреев, и не только об инструкции Гитлера от 30 марта 41-ого года, зачитанной перед генералами Вермахта.

    "Уничтожение мировоззрения" подтверждалось как общий курс постоянно: в локальных приказах по войсковым группам, которые отдавали Кейтель, Йодль, фон Браухич и Гальдер, которые транслировались широко и применялись солдатами Вермахта к исполнению. Совокупно с айнзацгруппами именно рядовые солдаты принимали участие в подавлении сопротивления гражданского населения, в так называемых "акциях" и - если отдельные офицеры и возмущались - голос их не был услышан.

    Доклад Мольтке и его позиция - были самоубийством.

    Гельмута фон Мольтке арестовали и расстреляли в тюрьме Плотцензее. Перед смертью Мольтке написал жене: "возможность умереть за убеждения является привилегией".

    Было время, о войне говорили много и страстно, потом стали забывать. Сегодня возвращаются к теме войны с иной интонацией, нежели прежде - негласно договорились объявить войну фактом истории и снизить пафос оценок. Сегодня жертва фон Мольтке выглядит едва ли не напрасной. Почти признали, что не было правых и виноватых - и, наконец, появился фильм, который мастерски снимает напряжение в болевых точках. Да, были трагедии - но ведь была война, это естественно.

    Конечно, Холокост отрицать не приходится, но если рассказать в нужной интонации, будет не так страшно.

    Показана дружба солдат вермахта с гражданским евреем, они в одной молодой компании; официальная пропаганда евреев преследует, а на бытовом уровне противоречий нет. А вот медсестра-еврейка объясняет медсестре-немке, почему ухаживает за ранеными немецкими солдатами: ведь они тоже люди. И уж если еврейка простила немцев в те годы, что же мы спустя семьдесят лет осуждаем? И про смертность советских военнопленных мимоходом объяснили: не подписал Сталин Женевскую конвенцию, так и получилось большая смертность. Война - как эпидемия; в эпидемии никто не виноват, но все страдают. Зачем обвинять всех скопом, когда следует рассмотреть каждую судьбу, увидеть в солдатах - людей.

    И стараемся понять правоту каждого; но для того, чтобы принять сотни личных оправданий, приходится забыть меру истории, а мера существует.

    Вообще людям свойственно измерять реальность: пространство и время имеют координаты. Так же тысячелетиями измеряли зло, взвешивали преступления: и Кодекс Юстиниана, и Правда Ярослава, и Яса Чингисхана, и российский УК - все о том же: до какой границы можно дойти, а что - за гранью. Про бытовые преступления мы понимаем, кражу с грабежом не путаем, но доходит до большой истории, и мы доверяем идеологии, намеренно путающей параграфы и перевирающей статьи.

    Стараниями новой идеологии получилось так, что мы уравняли преступления века минувшего, разные по тяжести и совершенные по разным мотивам, свели все события к единой статье обвинения. История была сложная - но чем дальше она отодвигается, чем более стараются историю упростить, тем несуразнее выглядит минувшая война: и чего это люди не поделили?

    Когда на закате ХХ века возник термин "красно-коричневые" - никому и в голову не пришло, что повторяют сталинскую логику: именно на процессах 30-х годов доказывали, что троцкисты связаны с фашизмом. Как может быть, чтобы коммунисты (интернационалисты, которые программно за равенство) находились в союзе с фашистами (националистами, которые программно за неравенство)? Это же нонсенс. Однако публика, оболваненная риторикой Вышинского, верила в то, что правые уклонисты вступили в блок с нацистами, а мы в 90-е воспроизвели эту же чушь.

    Сравнение Сталина и Гитлера давно стало трюизмом в политической риторике, хотя мало какому врачу придет в голову сравнивать чуму и холеру, и лечить недуги одной таблеткой. Редкий судья уравняет вооруженный грабеж и групповое изнасилование, хотя преступлением является и то, и другое. Ах, мы привыкли отмахиваться от разницы, когда речь заходит о насилии власти - не все ли равно, кто и как тебя убьет. Плохо всякое убийство, какая разница, убили тебя коммунисты или нацисты, попал ты в Освенцим или в Магадан! Было сделано немало, чтобы сплющить исторический анализ до того, что грехи века превратились в трудно произносимое и трудно понимаемое слово "тоталитаризм"; все вины сделались однообразно похожими, - а потому не особенно страшными. И, как не существует единой таблетки от холеры и чумы, так и демократическая риторика - противостоящая нацизму и коммунизму одновременно  - не все объясняет и не всегда помогает.

    Сделано все, чтобы уравнять в исторической вине левых и правых, богатых и бедных, все убивали всех; причины войны отодвигаются в нашем сознании все дальше - и скоро мы уравняем виноватых и безвинных, одураченных и кукловодов, а затем - жертв и палачей. Теряется понятие "герой", и стирается понятие "подвиг", какой же герой может быть в войне, где неправы все? Вот уже и вырисовывается правда Власова, которого можно понять, и вот уже доказывают, что коммунистическая Россия повинна в войне не менее, чем нацистская Германия, вот уже историк Эрнст Нольте пишет о том, что нацизм - это паритетный ответ на коммунизм, и убийство по расовому признаку - это всего лишь равновеликий ответ на классовый террор.

    Точка зрения, уравнивающая стороны в войне и представляющая случившееся "европейской гражданской войной" некогда была осуждена в Германии - прозвучали голоса философов Франкфуртской школы, которые осуждали фашизм как беспрецедентное явление в истории. Но сколько можно испытывать комплекс вины? Сегодня в моде взгляд, позволяющий рассматривать Вторую мировую так, словно речь идет о Тридцатилетней войне 17-ого века. Ну да, были отдельные фанатики, но в целом, солдаты, идущие в бой - такие же парни, как и наши дети. И точно так же, как не задаемся мы вопросом, кто виноват в Тридцатилетней войне: шведы, французы или немцы - так же и пресловутая "историческая вина" Германии ушла в прошлое. Постановили, что все грешны - одни повинны в Магадане, а другие - в Майданеке.

    С легкой руки Александра Солженицына известно, что в смертности русских военнопленных повинна сама Советская Россия - почему не подписала Женевскую конвенцию?  В "Архипелаге" про это рассказано страстно. А солдаты Вермахта, они просто воины, служащие присяге, и смотрите, какие они хорошие парни. Постепенно мы приучаем глаз именно так смотреть на прошлое.

    Однако юрист Хельмут фон Мольтке считал иначе. Он - юрист - знал очень хорошо, что важно иное: важно, кто подписал конвенцию, а не то, кто ее не подписал. Женевская конвенция была подписана самой Германией, и условия содержания пленных обязаны были соблюдаться согласно утвержденным статьям - даже в случае войны с марсианами.

    Знал Мольтке и то, что Россия подписала Гаагскую конвенцию, не отмененную Женевской, в которой оговаривались те же самые пункты содержания военнопленных, с единым отличием - Женевская предусматривала разное содержание в плену командного и рядового состава, а советская сторона этого не приняла. Знал Мольтке и то, что приказами - не только Гитлера, но и Кейтеля и Браухича - было доведено до сведения каждого рядового Вермахта, что это война по искоренению расы недочеловеков; Гельмут фон Мольтке именно об этом и писал - о том, что Вермахт вовлечен в массовые зверства, в деятельность айнзатцкоманд, в убийство гражданского населения.  То была беспрецедентная в истории война - война народная, в которой чувство национального было доведено до звериного, и это зверство старательно культивировалось.

    Это невыносимая правда, но это правда, так именно и было.

    Человек может быть хуже зверя, и расист это доказывает легко. Степень вины существует - и это важно как для истории, так и для нравственного сознания человека.

    Есть простительные грехи, есть непростительные грехи, есть страшные грехи. Существует память о 28-и вагонах, заполненных детскими колясками, которые были отправлены из Аушвица в Берлин - взрослые люди целенаправленно душили младенцев; такого не было никогда и нигде - ни в Магадане, ни во время испанской инквизиции. Это был пик человеческой жестокости, превосходящей звериную.

    Когда говорят: все виноваты, каждый по-своему виноват, то вообще стирается смысл суда. Суд оценивает всякое преступление, и каждое преступление заслуживает отдельного суда.

    Точно так же как существует иерархия святости, в которой подвижник не равен мученику, мученик не равен святому, а святой не равен апостолу, - так же существует иерархия зла. Данте написал поэму именно про то, что градация зла имеется - она равна по сложности иерархии добра. Когда Данте с Вергилием спускаются по кругам Ада вниз, к ледяному болоту Коцита, они последовательно проходят ступени падения нравственности: есть очень много уровней зла. Убийца хуже чем вор, но убийца детей хуже чем просто убийца, а тот, кто убил много детей, хуже чем тот, кто убил одного ребенка. Вы скажете, что это дурная арифметика. Но эта арифметика единственно правильная - и в Божеских глазах, и в глазах истории, и в памяти людей.

    Современные исследователи установили пять степеней тяжести концентрационных лагерей - последний, самый страшный уровень (его назвали словом "Коцит") это нацистские лагеря смерти. И самое страшное в этом то, что солдаты вермахта в большинстве своем были информированы о том, что происходит в лагерях - с евреями и с советскими военнопленными.

    Помнить страшно, но забыть нельзя.

    Никто и никогда не снимет ответственности с советских людей за сталинские лагеря: лагеря устроил не один злокозненный вождь, а весь народ. Если через ГУЛАГ прошло около 17 миллионов человек - то сколько же народу потребовалось, чтобы этих людей унижать, конвоировать, расстреливать. Сколько следователей должны были их допрашивать, сколько вертухаев их истязало, сколько машинистов вело составы на север. Всех одурачили пропагандой - или люди втянулись в унижение себе подобных?

    Подробного счета никто не отменял - в этом скрупулезном подсчете и состоит история. И если в какой-то момент общество решает, что лучше бы не помнить всех бед, это только значит, что мартиролог надо произнести еще громче, еще отчетливее.

    Никто не в силах отменить счет в отношении солдат вермахта - простых и честных парней. За годы Второй мировой погибло около четырех миллионов советских военнопленных - цифра беспрецедентная; заключенных сознательно заморили голодом и заморозили. Около шести миллионов евреев было задушено; гражданское население уничтожали десятками тысяч. И в этом равномерном уничтожении людей принимали участия простые честные парни, честно выполнявшие свою работу. Такого не было никогда, ни на одной из войн. Их биографии можно рассказать так, что все будет выглядеть объяснимо и извинительно; но за что тогда погиб Гельмут фон Мольтке?

    Если рассказывать о войне подробно и точно, можно лишиться сна - но дело того стоит, спать не надо.

    Мы обязаны помнить все в подробностях и рассказать нашим детям. Мы обязаны рассказать детям, из-за чего началась война - и что такое теория расы господ. Нельзя забыть, что есть разница между равенством и неравенством, есть разница между интернационализмом и национализмом. Разница в убеждениях определяет благородство поступка, а иначе было бы все равно: отдать жизнь, работая врачом в чумном бараке или помереть, объевшись пельменями.

    Иначе пройдет еще десять лет, захотим детям объяснить, почему Гельмут фон Мольтке - герой, а уже объяснить не сможем.

    Поделиться