Поделиться
Целый спектакль им пришлось провести на авансцене. По задумке художников Ольги Шаишмелашвили и Петра Окунева вся огромная жизнь до тех судьбоносных володинских пяти вечеров оказалась отгорожена мощным неприглядным задником из потрескавшейся штукатурки и кирпича, за которыми остались и война, и гулаговское прошлое Ильина, и Сибирь, чью географию осваивало полстраны.
Причины, по которым главный герой так долго отсутствовал в жизни любимой женщины, в ленкомовской постановке обозначены конкретно и убедительно. Если в одном из лучших фильмов Никиты Михалкова (а сравнения все равно неизбежны, абстрагироваться не удается, слишком памятны интонации Станислава Любшина и Людмилы Гурченко) все явные знаки и реплики, объясняющие, что Ильин после войны сидел, пришлось (делаем скидку на то время) вырезать и переозвучивать - получалось, не было человека и не было, мало ли какие внутренние личные обстоятельства их развели; то в "Ленкоме" гулаговская тематика звучит очень отчетливо. В спектакле в ленинградской квартире Тамары кровати стоят, как нары. На груди у Ильина-Соколова - татуировка портрета Сталина (что наколото на его спине, можно только догадываться, судя по застывшему ужасу на лице Тамары-Железняк, когда она берется помочь ему вымыться). Пьет он водку, исключительно целыми гранеными стаканами и, видно, давно, потому пластика движений, манеры поведения - соответствующие. О том, что объявившийся через семнадцать лет человек только недавно вышел из лагеря, не заметит разве что слепой - так силен еще гнет его прошлого, и так подчеркнуто ярок созданный Андреем Соколовым рисунок роли. Не видит этого только любящая женщина, для кого ее Ильин остался прежним, все таким же, каким она его провожала на войну, а не мужчиной с безнадежно искалеченной психикой и поломанной судьбой...
И все же Андрей Соколов в предлагаемых обстоятельствах (вчера все у его героя шло от звонка до звонка, а сегодня подарен шанс, что жизнь еще может вдруг взять и состояться) играет не про лагерное прошлое. Про обнадеживающее настоящее - про то, как люди, которые до войны любили друг друга, но потом прожили порознь целых семнадцать лет, встречаются спустя годы, и понимают, что их любовь никуда не ушла. Что те чувства были истинными, а над истинной любовью время не властно.
Но лирическим пафосом там стараются не злоупотреблять. То, что раньше в володинской пьесе давалось очень тонко, буквально на полутонах, то, что тщательно скрывалось - не от зрителей, героями от самих себя, в новом спектакле звучит на полную мощь. Молодой сорокалетний режиссер из Петербурга Андрей Прикотенко рискнул с помощью декораций поместить героев в близкие к лагерным условия, а драматургию Александра Володина скрестить с музыкой Дмитрия Шостаковича, связующей вечера между собой. До Володина Андрей Прикотенко ставил спектакли по Софоклу, Шекспиру, получал за них высшие московские и петербургские театральные награды и, возможно, и на сей раз камерной володинской истории в какой-то постановочный момент решил придать размах античных или шекспировских страстей.
Но его спектакль, несмотря ни на что, получился, на удивление, по-домашнему уютным, обжитым. Запоминающимся. (Отдельной строкой здесь нужно упомянуть имя Александра Сирина, изумительно чутко сыгравшего в "Ленкоме" второстепенную роль друга-инженера.) А главное, дающим свой ответ на, казалось бы, риторический вопрос: что вдруг в одночасье начинает витать в воздухе, что возрождает массовый интерес к старым, давно выученным наизусть пьесам? Был театральный сезон, преподнесший какое-то рекордное количество "Дядей Вань", когда все вдруг сразу мучительно затосковали по небу в алмазах. Сегодня, судя по театральным афишам и аншлагам в залах, наступило время "Пяти вечеров", когда люди стали отказываться верить и не хотят больше уговаривать себя, что лучшее в их жизни уже позади. В "Современнике" "Пять вечеров" сейчас играют Сергей Гармаш и, после Елены Яковлевой, Евгения Симонова. В "Мастерской Петра Фоменко" - Полина Агуреева и Игорь Гордин. Помню, каким мощным получился характер Ильина у Сергея Арцыбашева в Театре на Покровке. Андрей Соколов и Олеся Железняк, надо верить, не крайние в этом списке, кто володинским слогом со сцены еще и еще раз будет убеждать: никогда нельзя падать духом. Никогда. Ни одного вечера из пяти, подаренных судьбой, ни единого дня из семнадцати лет, отобранных у жизни.