Поделиться
Поводом для блиц-дискуссии послужило высказывание министра внутренних дел Владимира Колокольцева. Комментируя убийства девочек в Набережных Челнах и Иркутской области, министр заявил, что не видит ничего предосудительного в смертной казни за особо жестокие преступления. "Я считаю, что смертная казнь в таких случаях - это нормальная реакция общества на свершившийся факт", - сказал министр, подчеркнув, что выражает личное мнение.
Высказывание, пусть даже неофициальное, высокого должностного лица по вечно горячей, неостывающей теме не могло остаться без комментариев. В том числе и со стороны представителей власти. "Обсуждение этого вопроса в практической плоскости не стоит", - процитировал Интерфакс сотрудника администрации президента. Против возвращения смертной казни высказался председатель Госдумы Сергей Нарышкин. С аналогичным заявлением выступил и глава думского комитета по законодательству Павел Крашенинников, сказав, что применение такого наказания способно успокоить общественное мнение, но "не устранит корень зла": "Дело даже не в наших обязательствах перед Советом Европы. Проблема значительно глубже: отмена смертной казни нужна нам, поскольку государство не должно быть инструментом мщения". О необходимости вернуть смертную казнь заявили только депутаты-коммунисты.
С 1999 по 2010 год в России действовал мораторий на высшую меру наказания, как того требовали условия вступления в Совет Европы. Теперь же смертная казнь запрещена постановлением Конституционного суда.
Европа подсказывает России, где ставить запятую в классической фразе: "Казнить нельзя помиловать". Но международный протокол об отмене смертной казни Россия до сих пор не ратифицировала. Затянувшаяся неопределенность начинает все больше раздражать ее европейских партнеров, не понимающих, почему страна, на словах разделяющая международные принципы гуманизма, не хочет узаконить отказ от высшей меры. Ссылки на терроризм не принимаются.
На самом деле, если присоединение к Европе будет постоянно зависеть от российской внутренней политической конъюнктуры, то подходящий момент для отмены смертной казни на законодательном уровне не наступит никогда. Как-то так получается, что всякие разговоры на эту тему вроде бы не ко времени. Зато призывы казнить за жестокие преступления звучат постоянно. Мы их слышали, например, когда был оглашен приговор "битцевскому маньяку", признанному виновным в сорока восьми убийствах и трех покушениях. Подобные призывы звучали и после громких терактов. О радикальном способе обуздания лютых преступников, пользуясь каждым новым поводом, одобрительно отзывались многие российские политики. Выразительнее всех однажды высказался Владимир Жириновский: "Трибунал! Казнить на Красной площади в Москве!"
Ничего удивительного. Депутаты с думской трибуны произносят то же самое, что говорят между собой, сидя на кухне, сотни тысяч, а может, и миллионы их соотечественников. Социологи уже перестали проводить опросы на эту тему ввиду заведомой предрешенности их результатов. Правда, тут стоит напомнить слова видного русского криминалиста прошлого века, профессора Александра Федоровича Кистяковского: "С воззрениями народными необходимо во многих случаях считаться; это не мешало бы твердо помнить и некоторым защитникам смертной казни; но считаться с ними без разбору, только потому, что они народные, - значило бы иногда обречь все успехи цивилизации на совершенную гибель".
Если власть будет считаться с "воззрениями народными", то высшая мера неотменима. Ни в одной стране общественное мнение не одобряет милосердия государства к отпетым душегубам. Нужна политическая воля. Не будь ее, просвещенная Европа до сих пор практиковала бы казни "по просьбам трудящихся".
Владимир Путин не поддерживает идею вернуться к высшей мере. "Позиция президента относительно смертной казни хорошо известна, - сказал прес-секретарь главы государства Дмитрий Песков. - Это позиция давняя, последовательная, и ничего нового здесь не появилось".
Путин с его интересом к истории знает, наверное, сколько российских правителей в свое время пытались покончить с казнями и чем потом все кончилось. Дочь Петра Первого Елизавета, восходя на престол, дала обет во все время своего царствования никого не лишать жизни. Но ее гуманные побуждения, встреченные глухим строптивым ропотом дворянства и чиновничьей бюрократии, не простерлись дальше замены палаческого топора на палаческий кнут. Или те же большевики: начав на второй день своей революции с декрета об отмене смертной казни, они к лету 1918-го уже воздавали кому следует красным террором.
Дело, конечно, не только в исторической традиции. Дело в сегодняшних наших реалиях. Пока ежедневно на просторах страны человеческая жизнь истребляется в несусветных масштабах, пока она не стоит ни копейки, до тех пор общественное мнение будет восставать против упразднения высшей меры.