Поделиться
Лев Бакст: открытие материи, галерея "Наши художники", до 15 апреля
Выставкой графики Льва Бакста открылась новая площадка галереи "Наши художники" в центре Москвы. Впервые в России показываются работы Бакста, которые он делал как дизайнер тканей в Америке в начале 1920-х годов.
Собственно, они и в Америке показывались нечасто. После нежданной смерти художника в конце 1924 года в Париже рисунки остались у его адвоката. Позже они оказалиcь у искусствоведа Алона Бемента, который передал их в собрание Института-колледжа искусств в Мэриленде. Рисунки были показаны на выставке 1943 года в том же институте, вскоре после передачи коллекции. Плюс некоторые из этих эскизов появились на выставке "Великолепный Бакст: театральный и текстильный дизайн из коллекции Балтимора" в 2003 году. Вот, собственно, и весь набор. Фактически после 1943 года это первый полный показ работ Бакста как декоратора тканей.
"Пусть художник будет смелым, простым, суровым и примитивным!", - провозгласил Лев Бакст в одной из своих лекций, которые он читал в начале 1920-х в Америке. Все хорошо. Только трудно представить человека, меньше подходящего под определение "простого, сурового, примитивного", чем сам Лев Самойлович. О коллекции галстуков этого франта среди друзей ходили легенды. Сам он скромно заметил в автобиографической прозе: "Я знал за собой эту слабость. Всякий раз, когда я покупал себе новое белье, новый костюм, шляпу - мне казалось, что я начинаю новую жизнь, гораздо более прекрасную и интересней прежней...". Утонченный поклонник XVIII века, художник "Мира искусства", замечательный портретист, он стал европейской звездой благодаря "Русским балетам" Дягилева. Неожиданным следствием этой славы стало приглашение поработать на дом моды Пуаре. Неизвестно, согласился ли Бакст - тогда, в 1910 году, это предложение казалось несколько непривычным. Но великосветским заказчицам он отказать не мог. Как писали "Биржевые ведомости" в 1910 году: "Представьте себе, Бакст подвергается теперь форменной осаде парижанок, особенно артисток, выпрашивающих у "модного" художника рисунки для своих нарядов". К тому же, "во всех модных магазинах появились галстуки Bakst. (...), самым неожиданным последствием нашего успеха явился переворот в области моды".
Среди следствий этого переворота было появление росписей ног балерин на сцене, а затем - и росписей рук, ног и плеч великосветских красавиц на балах. Это, наверное, все же не стоит считать татуировкой, но бал цветных париков, состоявшийся у графини Шуваловой на Фонтанке, где клиентки художника появились с волосами, выдержанными в одном тоне с платьями, выглядит предшественником боевой раскраски панков.
Нужна была утонченность Бакста, его безупречное чувство цвета, чтобы от куртуазного осьмнадцатого столетия перепрыгнуть к архаике. Впрочем, у него, кажется, были "посредники" - Бердслей и английские денди. Как проницательно заметил один из британских рецензентов, "в своих работах Бакст соединил любовь русских к варварским цветовым эффектам с изысканностью линии Обри Бердслея". В Америке выяснилось, что "варварские" цветовые эффекты любят не только русские. И когда весной 1923 года американский бизнесмен Артур Селиг заказал Льву Баксту эскизы шелковых тканей с мотивами индейцев, художник развернулся.
Как ни странно, индейцев в России начала ХХ века, еще до всех вестернов, любили страстно и мальчишки, и поэты. Достаточно сказать, что Бунин перевел "Песнь о Гайавате" Лонгфелло, Брюсов - роман Купера "Последний из могикан", Бальмонт опубликовал записки путешествия по Мексике и перевод эпоса "Пополь-Вух". О Велимире Хлебникове и Петре Митуриче я уж не говорю... Бакст не мог не быть "в теме". И если в России и Франции его больше интересовала экзотика Индии, Китая и Древнего Египта, то в Америке он занялся изучением культуры местных племен. Как он сказал на одной из лекций, "при посещении художественных музеев и школ я был больше всего поражен искусством американских индейцев. Это действительно прекрасное искусство, столь же прекрасное, как любое раннее искусство примитивных народов Европы". Не менее важно, что интерес к "примитиву", архаике, который был свойствен и русскому, и европейскому искусству, совпал с увлечением "этникой" в моде. Во всяком случае Артур Селиг, который ради того, чтобы сделать шелковые ткани с рисунками Бакста, ушел из компании, где проработал 32 года и открыл новое дело, не прогадал. Как писал Бакст в письме родным, "материи мои разошлись по всей Америке с огромным фурором - все дамы света щеголяют теперь в них...".
Впрочем, при первом же взгляде рисунки на выставке, становится понятно, что среди источников вдохновения Бакста были не только искусство индейцев, но и знакомые русские сюжеты. Самым неожиданным было появление золотых силуэтов собора Василия Блаженного на белом фоне, чередующихся с красными цветочками. Впрочем, фольклорные голубки и лошадки, жар-птицы тоже узнаваемы в орнаменте. "Царь всех художеств и поэт всей пластики" - так Бакст называл орнамент - царит и в его рисунках тканей. Растительный и геометрический, он спрягает в общий узор силуэты животных и цветов... Слоны с погонщиками, коты и олени, вороны фронтальные фигурки человечков образуют бесконечное шествие. Вроде того шествия из"Тысячи и одной ночи" на знаменитом петербургском бале у графини Клейнмихель, которое тоже оформлял Лев Бакст.
Девяносто лет спустя в Москве можно не только увидеть эскизы тканей, в которых щеголяла вся Америка, но и купить шарфы с таким же рисунком. Специально для выставки итальянская мануфактура напечатала неколько образцов ткани на ручных станках.