Поделиться
Какое блаженство,
что блещут снега,
что холод окреп,
а с утра моросило,
что дико и нежно
сверкает фольга
на каждом углу и в окне
магазина.
Пока серпантин, мишура,
канитель
восходят над скукою
прочих имуществ,
томительность
предновогодних недель
терпеть и сносить -
что за дивная участь!
Какая удача, что тени легли
вкруг елок и елей,
цветущих повсюду,
и вечнозеленая новость любви
душе внушена и прибавлена
к чуду.
Откуда нагрянули нежность
и ель,
где прежде таились
и как сговорились!
Как дети, что ждут
у заветных дверей,
я ждать позабыла,
а двери открылись.
Какое блаженство,
что надо решать,
где краше затеплится
шарик стеклянный,
и только любить,
только ель наряжать
и созерцать этот мир
несказанный...
Белла Ахмадулина
Декабрь 1974 г.
Давно заметил: если книга - твоя ровесница, то ты находишь в ней что-то особенно близкое. Тут не одни глаза, а еще и руки - осязают в тонкой бумаге что-то младенческое, улавливают какие-то первые токи бытия. Мелкий шрифт, тонкие, как нити дождя, строки. Вот и медлишь под этим дождем, жадно листаешь эти сто страничек. "Так в глубь тетради, словно в глубь лесов // я безрассудно и навечно кану..."
Какая странная, таинственная участь - быть тонким сборником на двух скрепках, в слабом тисненом переплете и болоньевом плащике суперобложки. Появиться на свет в московской типографии и тут же быть увезенной куда-нибудь на Север или на Алтай, на Байконур или на строительство дороги Абакан - Тайшет... Обрести там палатку, вагончик, а потом - этажерку под торшером в хрущевке. Быть на сто раз прочитанной на ходу, пропетой под гитару, нашептанной по ночам, подаренной с короткими словами прощания. Поезда, самолеты, вездеходы, байдарки, скитанья в рюкзаках, тряска в фанерных почтовых ящиках.
В ту осень так горели маяки,
так недалеко звезды
пролегали,
бульварами шагали моряки,
и девушки в косынках
пробегали...
И пусть навсегда улетели те самолеты, и давно отменены те поезда, и где-то ржавеют те вездеходы, а книжка с именем "Струна" вот, рядом с компьютером - разве не чудо? Разве не чудо: не потеряться в той стране, которая сама себя теряет.
И разве не счастлив тот, кто может окунуть лицо в этот сборник, и увидеть: вот летит сквозь осень мотороллер, льется молоко в луженое ведерко, осыпаются платаны, мороженого катится возок и кружится пластинка... "Какая участь нас постигла, // как повезло нам в этот час, // когда бегущая пластинка // одна лишь разделяла нас!".
И слава Богу, все стоит
тот дом среди деревьев
дачных,
и моложав еще старик,
объявленный как неудачник.
Вот он выходит на крыльцо,
и от мороза голос сипнет,
и галка, отряхнув крыло,
ему на шапку снегом сыплет.
И, стало быть, недорешен
удел, назначенный молвою...
Какая из нынешних книг, так броско упакованных в глянец, сможет поведать через полвека нашим внукам: меня любили, мной дорожили до слез, меня носили на руках, прятали на сердце - в карманах кожаных летных курток, гимнастерок и штормовок; со мной ходили на свиданья, мне дарили осенние листья, вкладывая их между страниц. "Мы были звуки музыки одной...".
Как стремительно тает все, что мы считали вечным, - озоновый слой и льды Северного полюса, заповеди любви и память о войне. Страна тает. Отечество, можно сказать. "Природа подвергается разрухе,// Отливы превращаются в прибой, // И молкнут звуки - по вине разлуки // Меня с тобой..."
Но остаются стихи. А это значит - все так же падает первый снег за окном библиотеки и светится рыжий локон над античной драмой. "И, стало быть, недорешен удел, назначенный молвою..."
Не знаю, как для кого, а для меня стихи - это возможность поднести к глазам Родину. Нежный вкус родимой речи холодит уста и теплит сердце.
А в соседней комнате девочка поет кукле "баюшки-баю". И почему-то совершенно не хочется сегодня включать телевизор.
О, президентов выборы
и крики!
Как там шумят
и верховодят всласть...
И все же книги -
как над нами книги
Неумолимо проявляют
власть!
P.S. Все процитированные мной строки - из книги "Струна" Беллы Ахатовны Ахмадулиной.