Поделиться
4 сентября впервые мы будем отмечать его день рождения - без него. В Театре эстрады имени Аркадия Райкина соберутся друзья, коллеги - цвет петербургской эстрады, придут зрители. А сейчас об Эдуарде Анатольевиче читателям "РГ" рассказывает Зоя Александровна, любимая и единственная жена, с которой он счастливо прожил 53 года.
Расскажите, где вы познакомились с Эдуардом Хилем?
Зоя Хиль: В Консерватории. У нас была хорошая оперная студия, Эдик еще студентом пел во всех спектаклях - "Евгений Онегин", "Пиковая дама", "Севильский цирюльник", "Русалка"… А я танцевала в балете. Ему очень хотелось стать оперным или камерным певцом. Он исполнял партии Онегина, Фигаро, Томского, Елецкого, произведения Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова, Верди, Бизе, даже готовился к конкурсу имени Мусоргского. Но судьба распорядилась иначе.
Было лето, нужно было срочно записать песню на музыку Андрея Петрова к кинофильму "Путь к причалу". Никого не нашли и попросили поющего студента сделать это. Эдик никогда ни от чего не отказывался, быстро учил, мигом запоминал. "Песню о друге" ("Уйду с дороги, таков закон - третий должен уйти…") записали на радио. В кино потом ее пели артисты...
Эдуард Анатольевич огорчался, что стал не оперным, а эстрадным певцом?
Зоя Хиль: Не огорчался. Он всегда говорил, что увидел в песне много интересного. Исполняя ее, можно увлечь зал. На него произвела огромное впечатление Шульженко, он часто рассказывал, как сидел в оркестровой яме на ее концерте (мест в зале не было), и когда она подошла к краю сцены, он дотронулся до кончика ее платья. Он поклонялся ей как актрисе. У нее в каждой песне была сценка, человеческая история, маленькое произведение.
Вокально Эдуарду не было сложно, у него была серьезная база (повезло с педагогами). Говорили, что голос звучал хорошо, но нужна иная фактура исполнителя, он должен быть высокого роста. Его образ был близок к Фигаро. Это был незабываемый Фигаро. Жаль, что не осталось записей, все ушло в небытие. Зрители принимали Хиля хорошо. А ему нравилось веселить публику и самому получать от этого удовольствие. Он ведь всю жизнь был на сцене с улыбкой, радостный. Так задорно пел!
Столько шлягеров, сколько у Эдуарда Хиля, наверное, ни у кого не было. Его песни знала вся страна.
Зоя Хиль: В какой город ни пригласят, всегда просили спеть "Потолок ледяной…", "Моряк вразвалочку…" Всё, что на слуху. Он не отказывался, но предлагал послушать что-то еще - что ему нравилось. Не многие знают, что у Хиля были циклы песен Беранже, два вокальных цикла Шуберта. Мне очень нравилось, как Эдик пел "Военные письма" и "Скоморошьи песни" Гаврилина. Образ за образом, театрализовано.
Позже, когда Эдуарда Анатольевича пригласили преподавать в театральном институте, к нему приходили Евгений Дятлов, Олег Погудин, и с его легкой руки они стали заниматься серьезной музыкой. "Петь надо не попсу, это всегда споешь, - говорил он им, - а вот пройди-ка через трудности". И посоветовал Погудину петь песни Вертинского, а Дятлову - "Разбойника" на музыку Гаврилина.
Я не раз видела, как после концерта молодые ребята окружали Эдуарда Анатольевича, просили автограф, восхищались: "Нам понравилось, клево!", "Прикольно!".
Зоя Хиль: Это уже пошла "страница Трололо".
Нет, до Трололо!
Зоя Хиль: Эдуард Анатольевич, действительно, часто удивлялся, когда у него ребята просили автограф: "Откуда вы меня знаете?" Ему говорили: "Мои мама с папой вас любят". А потом уже: "Бабушка с дедушкой слушали ваши песни, и мы их знаем". Я была с ним в нескольких клубах и в Москве, и в Петербурге, и видела, как его принимает молодежь. Он не только пел, но и всегда разговаривал с публикой - и со сцены, и после концерта. К нему шла ответная волна радости, душевности, хорошего настроения. Люди просили петь еще и еще. Подпевали. Ему всегда удавалось взять зал - удивительное качество. Кстати, он не любил большие залы на несколько тысяч мест, говорил, что должен видеть зрителя, чтобы было общение.
Помню, как в последние годы вы не отпускали мужа в дальние поездки, как Эдуард Анатольевич с гордостью говорил о вас: "Зоя меня бережет! И никакие телохранители мне не нужны".
Зоя Хиль: (Улыбается) Я добрым словом вспоминаю Серафиму Абрамовну Клебанову, заведовавшую филармоническим отделом "Ленконцерта" в советское время, она содействовала тому, чтобы я была рядом с Эдиком. Мудрая женщина! Как-то вызвала меня к себе в кабинет и говорит: "Зоя, надо подумать над тем, чтобы вы всегда были вместе. Он молодой, ездит на гастроли. Тебе надо беречь семью и помогать мужу. Давай будешь вести концерты. Сцену ты знаешь". Так я начала работать с ним. А потом стала администратором (что теперь называется громко: "продюсер", "директор", "шоумен"), на практике прошла хорошую школу - училась у опытных администраторов. Всегда была рядышком с мужем, старалась уберечь от лишнего - например, от большого количества концертов. Жила его жизнью.
И забросили свой балет?
Зоя Хиль: Мне бы не хотелось говорить так: "пожертвовала собой", "поставила крест на своей карьере". Я поняла, что мне встретился талантливый человек и надо ему помогать, чтобы он выполнил то, что ему дано природой. Я в жизни видела хорошие, крепкие союзы, где жены помогают мужьям: Наталия и Андрей Петровы, Наталия и Валерий Гаврилины, Надежда и Борис Штоколовы (а после смерти Надежды - вторая жена, Нина). Это не жертвы, а помощь - чтобы мужу было легко, хорошо, чтобы он чувствовал себя уверенно.
Его радовало, что сын стал композитором?
Зоя Хиль: Конечно! Приятно, что дома - коллега, дает советы папе. Дима - музыкант уже другого времени, стал просвещать нас, предлагал слушать разные группы - у него невероятная фонотека. Эдик не очень любил джаз, но Диме удалось заинтересовать его. У них с отцом были совместно выпущенные диски "Была война", "Город белых ночей". Дима к себе очень строг, не тусовщик. Он закончил хоровое училище при Капелле, Консерваторию. Теперь в этом училище его сын, наш внук Эдик Хиль. Ему 15 лет, в 9-й класс нынче пойдет. Поющий. Они пели втроем - "Папа, дедушка и я - музыкальная семья". Многие песни написаны Димой.
Ему, наверное, легко в музыкальном мире с такой фамилией!
Зоя Хиль: Он человек скромный, застенчивый. Вообще детям знаменитых пап, мам всегда сложно чего-то добиться в жизни, невольно идет сравнение - и оно не в пользу робкого начала. Родительское имя блистает, а они где-то рядом. Некоторые родители помогают детям пробиться, а Эдуард Анатольевич никогда не просил за сына, считал, что это неловко - проталкивать, "раскручивать". Дима даже стеснялся своей фамилии, смущался, когда на улице к папе подходили люди и просили дать автограф. Когда он был маленьким, говорил: "Мама, давай пойдем вперед от папы (или позади)"…
Дима сделал большую работу, выпустил несколько дисков: Эдуард Хиль поет песни Гаврилина, Дубравина, Баснера, Морозова, Петрова, Плешака, Портнова, Пожлакова…
Сейчас говорят о том, что в Петербурге будет улица и сквер Эдуарда Хиля. Где бы вы хотели их видеть?
- Я спокойно отношусь к этому. Эдик родился в Смоленске. Оттуда нам прислали недавно Смоленскую икону Божией Матери. Смоленская школа, в которой он учился, уже носит его имя. Это приятно. Там же собираются назвать улицу его именем. В Петербурге есть сквер имени Маневича, бывшего вице-губернатора, погибшего в 1997 году. Это в Щербаковом переулке, близко от нашего дома, а на другой стороне - палисадничек, вот ему хотят дать имя Хиля. Слышала, что еще какую-то улицу в строящемся новом районе хотят так назвать. Было предложение учредить премию имени Эдуарда Хиля для лучших исполнителей эстрадной песни. Я очень благодарна людям за память, за то, что хотят продолжить жизнь любимого артиста. Таким светлым человеком был Эдуард Анатольевич.
Знаете, недалеко от нашего дома есть памятник Достоевскому, где вечно собираются бомжи. Мало ли какие обстоятельства привели их к такой жизни. Эдик всегда разговаривал с ними. Его все знали: "Хиль идет!" "Ты что такой грустный сегодня?", - спрашивал он. Или: "Ну, что сегодня пьете? Опять какую-нибудь гадость?" - "Хочешь попробовать?" - предлагали ему. Забавные диалоги были. В первую очередь он видел в бомже человека. Если ему плохо, значит, надо помочь, если он радуется, значит, я буду радоваться вместе с ним. Я у него всегда училась.
Расскажу вам одну историю. Это было давно, лет 15 назад. Мы приехали в деревню. Жил там юродивый, все шарахались от него. Вечно немытый. Хотя жил с матерью. Но добродушный, любил возить телегу - перевозил людям вещи. Эдик как-то увидел его печальным, спрашивает: "Юр, что случилось?" "Бо-бо", - показывает тот на свои ноги (говорить толком не мог). Жара, стер ноги в резиновых калошах, в которых всегда ходил. Эдуард Анатольевич привел его к нам. Взял таз, ножницы, бинт, принес воды. Подстриг парня (по-моему, там были насекомые), вымыл ему голову, ноги, перебинтовал, надел чистую рубашку… "Фу-фу", - показывает довольный парень. Теперь дай курить, значит. "Чего нет, того нет - не курю, - говорит Эдуард Анатольевич. - В город поеду, привезу тебе"… Я только смотрела и удивлялась.
Эдуард Анатольевич рассказывал, как любит дачу.
Зоя Хиль: "Тебе надо прорабом работать", - подсмеивалась я. Эдика интересовало строительство, он любил строительные магазины. Сейчас появилось много новых материалов, технических приспособлений, продавцы с удовольствием рекомендовали ему новинки. Он покупал, а я спрашивала: "Зачем тебе это?" - "Пригодится". Если кто-то из знакомых ремонтирует квартиру, Эдик приходит, с интересом смотрит, расспрашивает и сообщает, что ему советовали… А на даче ему хотелось в будущем сделать студию - для Димы и Эдика.
Помню, его часто спрашивали, не собирается ли он выпустить книгу. Знаю, что Эдуард Анатольевич писал статьи для журналов о Гаврилине, Свиридове, Соловьеве-Седом, Штоколове…
Зоя Хиль: Был замысел сделать книгу, но ведь она требует времени, думал, что сделает это позднее. Когда у человека концерты, поездки - не до того. Потом он бесконечно переписывал ноты - в разных тональностях, разучивал новые песни, повторял старые. Был очень требовательным к себе. Он честно заработал свое имя и награды. Неожиданно для себя получил звание заслуженного артиста России, потом - народного. Пел и пел, работал и работал. Ну, порадовался - отметили. Но это не было каким-то событием. Я счастлива, что была рядом и могла наблюдать, какой он жизнерадостный, сердечный человек.