30.07.2012 22:01
    Поделиться

    110 лет назад в России заработал завод швейных машин "Зингер"

    В 1902 году в подмосковном Подольске вступил в эксплуатацию завод, выпускавший машины с русифицированным логотипом "Зингеръ" - "Поставщик Двора Его Императорского Величества". До этого огромная империя сидела за прялкой и штопательной иглой.

    Несостоявшийся служитель Мельпомены 

    Вряд ли в XX веке можно было встретить в мире хоть одну домохозяйку, не слышавшую когда-либо фамилию "Зингер" или не имевшую швейную машинку одноимённой марки. Во время Гражданской войны в России машинки "Зингер" были вторым по значимости элементом награбленного и белыми, и красными после золота и бумажных денег.

    В Китае эпохи Мао Цзэ-дуна в знаменитую формулу, обозначавшую благополучие нормальной семьи - наличие "трёх крутящих и одного говорящего" (швейная машинка, часы, велосипед и радио) - "Зингер" находился на первом месте. Её обладатель считался богачом и мог угодить под тяпку хунвэйбина, как "недобитый буржуй". 

    А автором столь полновесного экономического чуда стал сын каретника, американский немец еврейского происхождения Айзек Райцингер или как его больше знают в мире по укороченному американизированному имени - Исаак Зингер. Удивительно, но владелец патента (отнюдь не изобретатель, Зингер сам всегда категорически опровергал этот термин) на один из самых прибыльных механических агрегатов в мире, который даже Махатма Ганди назвал "одной из редких полезных вещей, изобретённых человечеством", всю жизнь был полуграмотной недоучкой. Он едва читал и считал с огромным трудом.

    Зато нюх на практическую прибыль у него был фантастический. Врождённая сметка и актёрский талант помогал ему выпутываться из самых сомнительных и даже скандальных ситуаций. А таковых было предостаточно, ибо маэстро Исаак всю свою долгую сознательную жизнь волочился за каждой юбкой, как последний местечковый повеса, населив эту грешную планету сразу двумя дюжинами "миннезингерами". Швейные машинки и те, кто на них строчит, были двумя главными страстями его жизни. Одна непременно дополняла и подстёгивала другую.

    Классической еврейской семьи у Зингеров-Райцингеров не получилось. Бочар папаша Адам, сам отчаянный ходок по женской части, изменял супруге Рут направо и налево. Неудивительно, что даже обилие детей (их было восемь) не стало препятствием для развода. Отцовские гены оказались доминантными - Исаак восприял лучшее, что было в бочаре от бабника. Вместе с таким "сокровищем" он и сбежал из дома в 1823 году, в возрасте 12 лет. Исаак достаточно долго себя искал в этом суетном мире. Ни одно из занятий не приходилось ему по душе. Он бросался из крайности в крайность. То нелёгкая занесла его в театр, где парень играл как в низкопробных ярмарочных балаганах, так и на пристойных подмостках в бессмертной шекспириаде. То планида определяла Исаака в мастерские, где сообразительный малый вдруг увлекался техникой. Работал у старшего брата в Рочестере, у Джорджа Помероя в деревне Флай-Крик, в кузнечном цеху в Нью-Йорке. Вроде бы даже что-то получалось у неграмотного поклонника Мельпомены.

    В 1839 году Зингер запатентовал своё первое изобретение - перфоратор для бурения твёрдых скальных грунтов. Читал-писал он через пень-колоду, но в законодательстве и маркетинге ориентировался неплохо - "Каналостроительной компании Ай и Эм" после долгих препирательств с мастером-самоучкой пришлось раскошелиться на две тысячи долларов. 

    Казалось бы, нащупал 28-летний добрый молодец свою стезю - надо её развивать. Тем более, что его неиссякаемая эротомания тащили за ним груз двух женитьб и четверых детей от обеих "параллельных" жён. Куда там, Мельпомена звала. "Для меня изобретение не стоит и ломанного гроша. Гроши - вот что меня интересует!", - заявил Исаак. Обе тысячи "зелёных" были потрачены не на чад и домочадцев, а на гастроли уже собственной труппы "Меrritt Players", в которой выступал под именем Исаака Меррита.

    Возможно в нём и умер великий трагический актёр, по крайней мере артистические навыки ему очень помогли в дальнейшей жизни. Но сцена явно не благоволила талантливому механику. Она никак не могла его прокормить. Пришлось возвращаться к тому, что приносило "гроши".  

    Швейное колесо 

    Зингер работал печатником во Фредриксберге (штат Огайо), затем перебрался в Питтсбург, где открыл небольшой деревообрабатывающий цех, изготавливавший рекламные вывески, надгробные таблички. Тут он сделал второе своё изобретение - станок для резьбы по дереву и металлу. 

    Не следует заблуждаться. С 1790 года в Северной Америке патенты раздаются на любую мелочь, хоть ненамного отличавшуюся от аналогичных изделий и имеющих коммерческую ценность. Далеко не все они были революционными или особо ценными. Просто таким образом с помощью патентного права тогда пытались бороться с промышленным шпионажем, что порой приводило к многолетним изнурительным судебным тяжбам.

    Не избежал их и сам Зингер, также не чуравшийся что-либо за кем-либо "доизобрести". Станок тоже прокормить его не мог, и Исаак с очередной женой Мэри-Энн перебирается в Нью-Йорк, где и театров сколько угодно и промышленный подъём налицо. Здесь он попытался было продать усовершенствованную им пилораму.

    Но судьба испытывала гуляку Исаака на прочность. Построенный им работающий образец в цехе Тейлора (A. B. Taylor & Co) был разрушен из-за взрыва парового котла. Тейлор предъявил Зингеру счёт, Зингер Тейлору - пустые карманы. На том и разошлись. Тейлор остался в Нью-Йорке, Зингер подался в Бостон из негостеприимного мегаполиса. Здесь Исааку сказочно повезло - он вместе со своим компаньоном Джорджем Зибером попал на владельца небольшой механической мастерской Орсона Фелпса, у которого арендовал помещение. Попытался было убедить того в перспективах своей пилорамы, но Фелпс лишь руками махал, понимая, что имеет дело с очередным сумасшедшим гением, который не то, чтобы показать чертежи, даже написать на бумаге это толком не умеет.

    У самого Фелпса голова болела по другому поводу - в его мастерской собирали швейные машинки "Lerow & Blodgett", которые то и дело ломались. Требовалось, чтобы кто-то взялся чинить эту безнадёжную рухлядь. Почему бы это не поручить двухметровому психу с актёрскими данными и манией величия.

    Следует заметить, что сами аппараты для механического шитья были известны уже давно. Историки отдают голландцам первые изобретения в этом сегменте - колёсную машину для пошивки парусов, стачивающую длинные полотна относят ещё ко временам Столетней войны в XIV веке. В веке XV своим проектом отметился вездесущий Леонардо да Винчи, но как и многие его задумки, он остался нереализованным. Ещё через сто лет пытался повторить его подвиг англичанин Уильям Ли, который изобрёл машинное вязание. В 1755 году немец Карл Вейзенталь получил патент на швейную машину, копирующую образование стежков вручную, но так и не сумел придать изобретению промышленный толчок. 

    В 1790 году англичанин Томас Сейнт создал прототип современной машинки, а через 30 лет французский портной Бартельми Тимонье полностью переделал машину Сейнта, доведя основные узлы конструкции до того вида, какой она имеет сегодня. Практического смысла это тоже не имело - Тимонье основал фабрику, которая вдребезги разнесли обозлённые задержкой зарплаты рабочие. Изобретатель так и умер в нищете. За океаном собственный агрегат создал в 1833 году Уолтер Хант, которого совершенно извела упрёками жена-портниха. Тот тоже был механик-самоучка, но в отличие от Зингера, ничего не смыслил в патентном праве и не догадался зарегистрировать своё изобретение.

    Зато более сообразительный Элиас Хау в 1846 году предъявил свои права на машинку, которая делала 300 стежков в минуту и была почти точной копией аппарата Ханта. Материалы в ней устанавливали вертикально, накалывали на шпильки транспортирующею рычага и перемещали в прямом направлении. Изогнутая игла двигалась в горизонтальной плоскости, а челнок похожий на челнок ткацкого станка совершал возвратно-поступательное движение.

    А в 1850 году в мастерской Фелпса несостоявшийся актёр Зингер ковырялся с несовершенной конструкцией машинки "Lerow & Blodgett". То ли таким образом Фелпс пытался хоть что-то получить в качестве платы за аренду, то ли действительно имело место пари (так потом гласила собственная легенда Зингера).

    Сам он писал так: "Я работал днём и ночью, спал 3-4 часа в сутки, ел один раз в день, потому что знал, если сейчас машина не будет сделана за 40 долларов, она не будет сделана никогда. Сборку машины заканчивали ночью на 11-й день работы. Около девяти вечера решили испытать готовую машину. 

    Первая попытка не удалась, и рабочие, уставшие после напряжённой работы, разошлись по одному, решив, что всё закончилось неудачей. Я продолжал пробовать машину, мой помощник Зибер держал лампу, но в нервном состоянии, после нашей бесконечной работы и треволнений я не смог получить нормальную строчку. Убитый горем, около двенадцати ночи мы с Зибером пошли в гостиницу, где жили. По дороге мы присели на штабеле досок и Зибер меня спросил, не заметил ли я, что слабые петли образовывались на лицевой стороне ткани. В это мгновение меня осенила мысль, что я просто забыл отрегулировать натяжение верхней нити, и мы вернулись в мастерскую. Я отрегулировал натяжение нити и прошил пять безупречных строчек. Совершенство этих строчек меня полностью удовлетворило, мы вернулись в гостиницу и крепко уснули". Суть его усовершенствования состояла в том, что Зингер изо всего множества узлов и деталей запатентовал только одно устройство: "иглу с кососмещенным отверстием", то есть, с ушком внизу.

    Игла с ушком посредине, "которая вместе с ниткой попеременно проводится сквозь материал двумя иглодержателями, расположенными по разные стороны игольной пластины", была запатентована англичанином Стентоном. А смещение отверстия - целиком замысел Зингера. Действительно, сконструировать механическую часть машинки можно было по-разному, но непрерывный шов двумя нитками получается только с помощью иглы новой конструкции. Если ранее игла вращалась на специальном барабане по кругу, что позволяло строчить исключительно по прямой, причем через несколько стежков нить запутывалась, так что приходилось вынимать ткань и начинать все сначала. Теперь же он убрал барабан, расположил челнок горизонтально и сконструировал ножку-держатель, - теперь игла с ушком внизу двигалась не по кругу, а вверх-вниз. С обрывами нити было покончено, мало того, теперь стало можно поворачивать ткань при шитье в нужную сторону. Кроме того, Зингер сделал специальный стол-доску для ткани и что самое главное - ножной привод в виде педали для машинки. А это уже было действительно революционно - педаль позволяла освободить руки швеи для более тонких операций. К тому же, машинка была достаточно мощной, способной прострочить свинцовую пластину.

    12 августа 1851 года он получил на своё усовершенствование чужих изобретений американский патент за № 8294. 

     "Ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь" 

    Первый же экземпляр машинки был продан предприимчивым Зингером за 100 долларов, что полностью покрыло все его затраты (40 "зелёных") на его изготовление - едва ли не первый в истории случай, когда первый образец изделия не только окупил все затраты, но еще и принес прибыль. Своих денег у Зингера не было, первые годы он существовал целиком на средства Зибера, с которым и создал совместную фирму "Jenny Lind Sewing Machine Company". Идея назвать фирму по выпуску швейных машинок в честь страшно популярной за океаном шведской певицы Дженни Линд целиком дань Зингера обожаемой им Мельпомене. Дженни гастролировала по Штатам и выступала в театре Барнума, возле которого артистичный Зингер устраивал своё шоу по продвижению товара - строчил "королевскую юбку" на глазах пришедшей поглазеть на заморскую диву публики. Само собой после такого представления негодующие миссис хватали за грудки своих мистеров, требуя купить им такую же. 

    Трюк прошёл, но его увидел и въедливый Элиас Хау, тут же подавший в суд на Зингера за плагиат. Тут же появился очнувшийся Хант, который подал в суд уже на Хау, утверждая, что и тот скопировал его образец. Вскоре к тяжбам подключились Гровер, Бейкер, Уилер и Уилсон, обвинявшие друг друга в "краже идеи" и Зингера с "коллегами" в том же. Завязался такой клубок, что разрешить его представлялось совершенно невозможным американскому правосудию.

    Спас Зингера известный адвокат Эдвард Кларк, взявшийся вести это дело. Хоу получил своё отступное в виде 15 тысяч долларов, которые быстро окупились тем, что Кларк устроил так, что все обвиняющие друг друга в плагиате истцы договорились об участии в совместной патентной акции. 

    Правда, до этого Зингер преспокойно выдавил из дела Фелпса и Зибера, которые выдоенные досуха уже были ему не нужны. Первый спокойно ушёл в свою мастерскую, продав акции "Дженни Линд", второй в склоках с неблагодарным Зингером заработал инфаркт. А когда тот с деланным актёрским сочувствием пришёл к его постели и заявил: "Видит бог, Джордж, я позабочусь о твоей семье после твоей смерти!", Зибер решил от греха подальше продать свою долю за шесть тысяч долларов. 

    Теперь уже фирма стала называться I.M. Singer & Co., а единственным компаньоном был дальновидный адвокат Кларк. Их первый завод по производству швейных машинок открылся в Нью-Джерси. А в 1856 году совместно с другими претендентами в "отцы" компаньоны образовали так называемый "патентный пул" - "Картель швейных машин", который позволил продавать свои аппараты без судебных тяжб за счёт отчислений по 5 долларов со всех проданных машинок.

    Развязав себе руки, компаньоны целиком отдались маркетингу. Тут уже полуграмотный Зингер проявил себя настоящим гением рекламы и продвижения. На всякий случай он обезопасил собственную машинку ещё 22-мя патентами на самые незначительные усовершенствования, но чтоб уж точно в будущем не появился ни один претендент. Ему же принадлежала идея оказать давление не на покупателей-мужчин, а на их жён, которые найдут способы заставить благоверных потрясти мошной. Пример балагана у цирка Барнума его убедил в этом.

    Понимая, что самое большое скопление почтеннейшей публики может быть в театрах, цирках и церквях, он стал размещать рекламу на программках спектаклей, а также в церквах: описания швейных машинок раздавались прихожанкам на проповедях вместе с религиозной литературой. При этом использовались современныые достижения цивилизации - фотографии. Особым успехом пользовался плакат с фотографией женщины-индианки из племени семинолов, шьющей на зингеровской машинке. 

    Зингеру нужны были "гроши", но он знал, как их заработать. Понимая, что цена в 100-125 долларов недоступна широким массам потенциальных покупателей (её стоимость равнялась четверти годового бюджета средней американской семьи), он пошёл на очередной революционный шаг - предложил продавать машинки в рассрочку по схеме hire-purchase (лизинг-покупка). Рукодельница брала новенький агрегат напрокат, внося за него ежемесячную арендную плату и был волен вернуть его продавцу в любой момент, когда пожелает. А когда сумма арендных платежей за машинку достигала розничной цены товара, можно было оставить ее себе насовсем. Это было очень удобно, и резко повысило продажи.

    Начав с тысячи машинок в год, компания Зингера увеличила оборот в 200 раз к 1875 году, применяя в качестве смежников компании из оборонного комплекса (первый зафиксированный в истории удачный пример конверсии). За счёт этого удалось снизить цену до 10 долларов (средняя зарплата американца - 4 доллара в неделю), повысив обороты до десятков миллионов в год при отчислениях на рекламу в миллион. К тому же Зингер начал выпуск и продажу запчастей к машинкам, что позволило покупателям самим производить несложный ремонт. Постпродажный сервис до этого не использовал никто, поэтому интерес к компании Зингера возрос не только в США, но и за океаном. Это позволило открыть заводы в Глазго (Шотландия), Подольске (Россия) и пр. Гражданская война между Севером и Югом дала настоящий толчок бизнесу.

    Зингеру удалось за изрядную мзду протолкнуться к военным заказам и повесить у себя на фабрике плакаты "Мы одеваем армию". А уж многолетние господряды - это уже не просто собственные заказы, но и оснащение подавляющего большинства американских мануфактур машинками Зингера. Только в штате Нью-Йорк у него работали четыре собственных завода, выпускающие до 3 тысяч аппаратов в год. Кроме того, I.M. Singer & Co. одними из первых в мире стали использовать франчайзинг. Компания Зингера заключала с дистрибьюторами договора на передачу франшизы, которым таким образом передавалось полное право на реализацию и ремонт швейных машинок на определённой, строго оговоренной в договоре, территории США. Именно на предприятиях Зингера начали впервые применять практику приглашения наёмных топ-менеджеров. В1865 году таковым стал Инсли Хоппер. 

    Когда деньги потекли рекой, Зингер вспомнил о своём не менее любимом занятии - погоне за юбками. Его многочисленные жёны и любовницы, водившие за собой длиннющий выводок детей (25 только признанных), осаждали редакции американских газет и устраивали скандал за скандалом. Умный Кларк воспользовался этим и предложил Зингеру убраться в Европу с сохранением 40%-ной доли в компании, чтобы не подрывать торговлю, где преобладают пуританские американские домохозяйки. Тот предложение оценил здраво и отбыл от скандалов в Англию, где поселился в купленном за 500 тысяч долларов поместье "Вигвам" с очередной женой Изабеллой Бойер-Саммервиль.

    До самой смерти он оставался членом Совета попечителей своей компании, построившей один из самых высоких небоскрёбов на Манхэттене, и сколотил состояние в 14 миллионов долларов, которое оставил последней жене. Изабелла, по слухам, была любовницей самого великого скульптора Фредерика Огюста Бартольди, автора Статуи Свободы в Нью-Йорке, который лепил её именно из натурщицы Изабеллы - законной вдовы великого недоучки.    

    Так и остались они в Истории - 93-метровая Изабелла на Гудзоне и 187-метровый Зингер-билдинг на Манхэттене, между которыми строчат стёжки челноки морских лайнеров. А спустя 27 лет после смерти "отца швейного колеса", его машинки начали выпускать в огромной России, чей бескрайний рынок он даже не мечтал покорить. За него это сделали пройдохи-приказчики, в кратчайший срок покрывшие одну шестую часть суши сетью из 3 тысяч фирменных магазинов, продававших по 600 тысяч машинок в год.

    Теперь не только во многих даже совсем небогатых русских крестьянских семьях слышался стрекот машинок, но и в домах хозяек с Балкан, Турции, Персии, Японии, Китая крутилось колесо, созданное на русском заводе.

    Поделиться