12.06.2012 23:20
    Поделиться

    Михаил Швыдкой: Свобода творчества зависит от воли и бесстрашия художника

    Политикой не исчерпывается жизнь человеческая. Поэзией - вопреки мнению Теодора Адорно - можно заниматься не только после Освенцима, но и в самом Освенциме. Мы можем сколько угодно спорить о социальных правах и свободах, но свобода творчества в значительной степени зависит не от соотношения партийных мест в парламенте или качества законов, а от воли и бесстрашия художника.

    Великое искусство рождалось в самые мрачные времена советской власти, достаточно вспомнить имена Дм. Дм. Шостаковича или С. М. Эйзенштейна. И не появляется на свет в пору больших ожиданий постсоветского времени, когда пьянящий воздух неведомой прежде общественной свободы уравнивает жизнестроительство с художественным творчеством. Когда дискуссии об организации условий для занятия искусством оказываются важнее самого искусства. Когда создать театр или учредить кинокомпанию оказывается проще, чем поставить спектакль или снять фильм, способный выразить дух времени. Именно поэтому в профессиональных дискуссиях столько лукавых перевертышей. Ведь публику, которая приходит в зрительный зал, не волнует, какая форма собственности у учреждения культуры, куда они купили билеты. И каких организационных принципов придерживаются его руководители. Их волнует - или не волнует - то, что происходит на сцене "здесь и сейчас", а вовсе не то, какими налоговыми льготами пользуется - или не пользуется - дирекция театра. И я не уверен, что можно вывести некую прямую зависимость качества спектакля от организационной формы, в которой он создавался. Как это ни парадоксально, идея сборного "театра звезд" (чем по внутренней логике и является продюсерский театр) в новейшее время родилась и была публично декларирована в первородном репертуарном театре - я имею в виду Московский Художественный. Ее сформулировал Олег Ефремов, возглавивший этот коллектив в начале 70-х годов прошлого столетия. Его не заботила чистота школы - ему были нужны яркие, ярчайшие дарования, которыми он и пополнил труппу МХАТ в 70-е годы, преодолевая сопротивление и старых, и нестарых мхатовцев. Историческим событием жизни не только МХАТ, но и всего нашего сценического искусства, подтвердившим успешность такой политики Олега Ефремова, стал спектакль "Все кончено" по пьесе Эдварда Олби (его в 1981 году поставила Лилия Толмачева), где в одном спектакле соединились гениальная мейерхольдовка Мария Бабанова и великие мхатовские старики "второго поколения" - Ангелина Степанова и Марк Прудкин. Сознательно привожу этот парадоксальный пример, чтобы напомнить о сложности того предмета, к которому с шашками наголо мчатся старо- и младореформаторы. Предмет настолько сложен, что не стоит искать простых решений. Хотя нынешнее время и искушаемо простотой.

    Да и сегодня на премьерах в репертуарных театрах, которыми руководят признанные лидеры сценического искусства, провозглашающие незыблемые, как им кажется, ценности "театра-дома", все чаще можно прочитать в программке, что новый спектакль подготовлен в сотрудничестве с тем или иным продюсерским агентством. Это сожительство бюджетных учреждений и негосударственных компаний позволяет вполне легально обходить множество нелепых законодательных и подзаконных актов, которые мешают творчеству. И находить наилучшие возможности оплаты труда штатных и приглашенных сотрудников, которые невозможны в обычном репертуарном учреждении культуры. Наконец, при желании и профессионализме такой бюджетно-коммерческий симбиоз позволяет заключать контракты, которые с точки зрения действующего трудового законодательства невозможно использовать в отношении штатных актеров театра. Декларации о чистоте помыслов всех, кто строит репертуарный театр, разбиваются о грубую прозу реальной жизни. Даже если вместо продюсерских компаний рядом с театром существует некий частный фонд, поддерживающий его, театра, практическую деятельность. Но и наши яростные проповедники продюсерского театра далеки от чистоты теорий, которые они пропагандируют. Все они - так или иначе - хотят заниматься своим делом, привлекая для этого деньги налогоплательщиков или иные государственные активы, прежде всего в виде недвижимости. Прошу понять, я не осуждаю ни первых, ни вторых. В эпоху социальных транзитов весьма часто переплетаются частные и государственные интересы - театральное дело не хуже и не лучше в этом смысле, чем сфера энергетики, скажем. Только в культуре побольше пафоса и разговоров о высокой духовности вместо трезвого и прагматичного анализа реальных возможностей. Конечно, можно продолжать жизнь, ничего не меняя, но только не надо тогда пенять на деградацию качества искусства и вкусов публики. Совершенно очевидно, что наше театральное дело запуталось где-то между социализмом и капитализмом, когда его создатели хотят иметь вполне капиталистические дивиденды и непременные социалистические гарантии.

    Споры о реформе театрального дела идут уже больше пятнадцати лет, то разгораясь вселенским пожаром, то затухая, сходя на нет. Потребность в реформах не обсуждается, их необходимость стала общим местом, хотя, по моему, никто толком не сформулировал, во имя чего и кого предполагают осуществлять эти реформы. Во благо самих деятелей театра, зрителей или культурного начальства, которое по существу - те же самые зрители, но с правом решающего голоса.

    Хочется верить, что во благо искусства. Во имя рождения того великого спектакля, который способен упорядочить хаос мира и принести гармонию в души людей. А иначе - зачем?

    Поделиться