Поделиться
"РГ публикует доклад председателя Конституционного суда Валерия Зорькина на Диалоге высших судов России и Германии.
I. Глобальные тенденции правового регулирования экономических отношений
Текущий мировой экономический кризис особенно остро высветил те проблемные тенденции правового обеспечения хозяйственно-экономической жизни современного глобализующегося мира, которые вызревали в последние десятилетия.
Основное содержание этих тенденций я бы определил как отставание нормативно-правовой регламентации хозяйственно-экономических отношений от изменений социального содержания этих отношений, заметно ускоряющихся по мере развития процессов глобализации.
Для меня очевидно, что в условиях глобализации эта проблема уже не может быть разрешена собственно юридическими методами. И что для их осмысления и поиска адекватных методов ее разрешения необходимо обратиться к философско-правовому, политэкономическому и социологическому анализу.
1. Именно в контексте такого широкого подхода я хотел бы начать свой анализ с рассмотрения проблемы соотношения права и социальной справедливости, обострение которой в современных условиях в значительной мере порождено именно отставанием права от потребностей меняющейся под влиянием глобализации социальной реальности.
Нередко приходится слышать от экономистов, что вовлечение стран Восточной Европы и бывшего СССР в глобальный мир рыночных экономических отношений происходило и происходит очень сложно и нередко болезненно по той единственной причине, что эти страны очень длительное время жили вне сферы восприятия и усвоения универсальных общечеловеческих ценностей, в том числе такой основополагающей ценности, как право частной собственности.
Я убежден, что подобная позиция близорука и контрпродуктивна. Нельзя забывать, что "западный" и "восточный" блоки прошедшей биполярной эпохи в своей конкуренции очень многому учились друг у друга, в том числе, в сфере генеральных ценностей.
Именно на основе анализа процесса сближения этих ценностей ряд крупных политических мыслителей, начиная с Джона Гэлбрейта и завершая Андреем Сахаровым, разрабатывали теорию конвергенции двух систем, вплоть до их мягкого, неконфликтного объединения. Причем в базисе конвергенции практически всегда назывались "западные" принципы свободного предпринимательства и защиты частной собственности и "восточные" принципы активного и эффективного государственного регулирования экономической жизни для обеспечения социальной справедливости. Именно так расширялся и дополнялся тот круг "общечеловеческих ценностей", которые должны лежать в фундаменте экономического права, и за недостаточное внимание к которым во многом обоснованно критиковали социалистический строй.
Именно под давлением "западных" ценностей рынка в странах Восточной Европы, а затем и в СССР вводились рыночные механизмы саморегулирования хозяйственных отношений между предприятиями (различные формы так называемого "хозрасчета") и проводилось расширение сферы признания допустимости частной собственности. С другой стороны, во многом под влиянием "восточного" опыта социальной защиты граждан идея социального государства в странах Западной Европы получила столь масштабную юридико-нормативную конкретизацию.
И именно реальная конвергенция этих базисных принципов правовой свободы и социальной справедливости составила базис основополагающих документов Организации Объединенных Наций, определив в итоге нынешнее состояние международных норм в сфере прав человека и гражданина.
Распад биполярной системы привел, на мой взгляд, к крайне опасному нарушению исторически сложившегося баланса между "рыночными" ценностями частной собственности и экономической свободы - и ценностями социальной справедливости. И к иллюзии неизбежности безусловного торжества западных "рыночных" ценностей - как необходимых, достаточных и единственно верных, способных вывести "заблудшее" человечество на "магистральный путь" дальнейшего всеобщего развития.
Особенно явно иллюзорный характер таких представлений проявился в ходе нынешнего глобального экономического кризиса. Экономические аналитики во всем мире убедительно показывают, как в законодательных новеллах последнего времени происходит расширение прав работодателей в ущерб правам работников. Социологи заявляют, что развернувшееся наступление на права трудящихся, завоеванные за многие десятилетия борьбы, приводит к фрустрации и политической радикализации все более широких общественных масс.
Одни "гуру" из влиятельных мозговых центров твердят о необходимости прекращения попыток государства вмешиваться в экономическую жизнь, а также неизбежности сокращения "чрезмерных расходов на социальное обеспечение и общественное благосостояние". И пишут статьи под знаковыми заголовками "Чтобы преуспевать, странам евро надо отказаться от идеи всеобщего благоденствия".
Другие эксперты, рассматривая последние рекомендации национальных законодателей, экспертов, руководства Еврокомиссии, призывающих к сокращению минимальных зарплат, пенсий, расходов на медицинское обслуживание, упрощению увольнений работников, а также к увеличению пенсионного возраста и продолжительности рабочей недели, - указывают, что подобная реанимация старой теории социального дарвинизма уже в ближайшие годы может дать весьма опасные результаты. А именно, вернуть в еще недавно относительно благополучный мир Запада подзабытые реалии ужесточающейся и расширяющейся по масштабам классовой борьбы или даже классовой войны.
Яркие примеры такого классового противостояния у нас перед глазами. Это движения "Оккупируй" (Уолл-Стрит, Бонн, Рим, Мадрид и так далее), а также нарастание по всему миру волн забастовок и демонстраций протеста с экономическими требованиями. И есть очень серьезные факторы, которые "работают" на дальнейшую эскалацию подобных процессов. Это катастрофический рост безработицы в странах Южной Европы. Так, в Испании на фоне заявлений правительства о способности страны обслуживать первоочередные бюджетные траты и госдолг общий уровень безработицы приблизился к 25% трудоспособного населения, а среди молодежи превысил 50%. То есть, оказался хуже, чем в США на пике "Великой депрессии"! Это, наконец, политический "пат" в Греции, связанный с ультимативными требованиями международных организаций и стран-кредиторов резко сократить "социальность" тонущего в долгах государства, и угрожающий началом процесса распада Еврозоны, которую строили 60 лет.
С проблемой соотношения права и справедливости в условиях глобализации тесно связан и целый пласт правовых проблем, порождаемых массовой трудовой миграцией между странами и континентами. Попытки подчинить социальную и экономическую жизнь таких мигрантов юридической нормативности принимающего их государства в рамках идеологии "плавильного котла" наталкиваются на явное или скрытое сопротивление мигрантов (в том числе, в криминальных и субкриминальных формах) либо на самоизоляцию мигрантских общин в стихийно возникающих гетто. Но и попытки адаптировать ценностно-нормативные установки мигрантов к западному образу жизни, проводимые под знаменем "мультикультурализма", пока что нигде успехов не приносят.
И это, опять-таки, особенно остро проявляется в условиях кризиса. Сохраняющаяся социокультурная и общенормативная дистанция между "коренными" и "пришлыми", относительно терпимая в "благополучные времена", в ситуации кризиса обрастает симптомами и даже эксцессами взаимного неприятия и вражды. Все это мы видим и в погромных акциях парижских и марсельских предместий, и в массовых бунтах в центре Лондона и Афин, и в выборных успехах политических радикалов в Бельгии, Франции (а теперь и в Греции), и в кошмарной террористической акции Питера Брейвика в Норвегии.
В результате налицо рост социально-политического экстремизма, повсеместно расшатывающего конституционно-правовые устои государства и общества. Причем адресован этот экстремизм и непосредственно "богатым", наращивающим отрыв от "бедных" в уровне и качестве жизни и превращающим социальное расслоение в непреодолимую пропасть, и "чужакам-мигрантам", которые демпингуют в оплате труда при конкуренции за рабочие места, и международным организациям и странам-кредиторам, которые для пролонгации и реструктуризации государственных долгов требуют реализовать такой "национальный режим экономии", который фактически означает отказ от конституционных принципов социального государства.
И, конечно же, этот экстремизм адресован еще и собственной государственной власти и национальной конституционно-правовой системе, которые все перечисленное допускают и юридически санкционируют.
Подводя итоги краткому обзору проблемы соотношения права и социальной справедливости, можно, по-видимому, сделать вывод, что слишком многое в нынешнем кризисном мире говорит уже даже не о наступлении богатых на права бедных, а о противостоянии сверхбогатых всему остальному миру. Ведь именно этот лозунг - "1% сверхбогатых против нас, которых 99%" - сегодня выдвигает уже не только движение "Оккупируй", но и многие другие достаточно широкие протестные социальные группы.
2. Другой очень серьезный пласт правовых проблем современного социально-экономического развития связан с тем обстоятельством, что деятельность сформировавшейся к настоящему времени могущественной системы транснациональных корпораций и банков лишь частично регулируется национальными юрисдикциями стран регистрации и в еще меньшей мере - наднациональными институтами в виде Всемирной торговой организации, Банка международных расчетов в Базеле и т.д.
Речь идет, прежде всего, о том, что действия системы ТНК и ТНБ в глобальном мире, в силу их финансово-производственного потенциала, нередко превышающего потенциал крупных государств, оказывают огромное влияние не только на локальные, но и на глобальные экономические процессы, в итоге неизбежно затрагивая конституционные права большого числа граждан в сфере частной собственности и предпринимательства.
Другой аспект этой проблемы заключается в фактическом развитии глобальной системы ТНК и ТНБ по модели олигополии за счет использования механизма перекрестного владения активами. Недавно опубликованное исследование швейцарских ученых показало, что объединенное такими механизмами неявное "сообщество" из примерно 150 транснациональных финансовых корпораций прямо или косвенно контролирует более 40% мирового богатства.
Нет сомнения в том, что "финансово-хозяйственный пул" такой мощи, в силу своей латентности никак не регулируемый эффективным антимонопольным законодательством, вполне способен манипулировать любыми из мировых рынков в своих собственных специальных интересах. И очевидно, что уже одно это обстоятельство является грубейшим нарушением основополагающих принципов рыночной экономики, постулирующих свободную конкуренцию и равноправие рыночных агентов.
Еще один важный аспект рассматриваемой проблемы связан с резким "распуханием" финансового сегмента глобальной экономики в результате превращения национальных валют в рыночный товар и возникновения огромной массы разнообразных вторичных финансовых инструментов страхования (хеджирования) рыночных рисков - деривативов, а также систем сверхбыстрой электронной торговли на финансовых рынках. Все мы знаем, что именно спекулятивная игра на рынке ипотечных деривативов стала "спусковым крючком" начавшегося в 2007 г. мирового экономического кризиса. Но не всем, видимо, известно, что объем одного лишь сегмента глобального рынка деривативов - так называемых кредитно-дефолтных свопов - почти в 15 раз превышает совокупный валовый годовой продукт мировой экономики.
Расширение в глобальной экономике сегмента сверхбыстрых спекулятивных финансовых игр, в ходе которых с одних рынков на другие могут почти мгновенно "перебрасываться" ресурсы, превышающие ВВП крупнейших стран, приводит к фундаментальным трансформациям в мировом хозяйстве и определяет совершенно новое лицо этого хозяйства.
Этот новый облик глобальных экономических отношений крупный стратегический аналитик Эдвард Люттвак обозначил как "турбокапитализм". Причем сущностные риски турбокапитализма, связанные с возможностью быстрого и практически непредсказуемого возникновения и разрастания кризисных процессов в любых национальных или отраслевых сегментах глобальной экономики, риски, непосредственно влияющие на осуществление права собственности и социальных прав огромными массами людей, - находятся вне сферы полноценного правового регулирования.
Попытки резкого снижения этих рисков на основе предложенного много лет назад Джеймсом Тобином налога на спекулятивные финансовые операции, лишающего большинство подобных операций прибыльности, пока успехом не увенчались, несмотря на поддержку со стороны многих крупнейших мировых экономистов и политиков. Некоторые эксперты видят причину в том, что вводить такой налог имеет смысл лишь в случае, если он будет иметь универсальное, общемировое значение. Но в этом случае, считают они, будет иметь место посягательство на суверенные прерогативы национальных регуляторов. Другие специалисты утверждают, что дело не в проблеме государственного суверенитета, а в сопротивлении глобального финансового лобби, для которого сохранение спекулятивного финансового турбокапитализма является основным источником растущих прибылей и главным условием управления мировой хозяйственной системой.
Следует отметить и то обстоятельство, что несовпадение государственно-политических (конституционных) и экономических (по большей части внеконституционных) границ зачастую приводит к эрозии национальных систем правовой регуляции экономических отношений. В качестве примера подобных правовых деформаций можно привести несоблюдение норм Всемирной торговой организации национальными юрисдикциями за счет искусственного выстраивания разного рода протекционистских барьеров (лицензирование импорта, антидемпинговые расследования и тому подобное).
Все эти глобальные угрозы праву собственности и свободному предпринимательству, которые уже вполне осознанны многими политиками и экспертами, пока не получили надлежащего нормативного разрешения.
3. Еще одна общемировая проблема в рассматриваемой сфере правового регулирования связана с повышением влияния организованной преступности на финансовые и хозяйственные процессы. Приведу лишь несколько свежих фактов. В ходе кризиса итальянский корпус карабинеров выяснил, что во многих регионах Италии после резкого сокращения потребительского и иного кредитования со стороны банков в кризисе их кредитную роль почти полностью взяли на себя теневые финансовые организации мафии. Британские эксперты обнаружили, что деньги транснациональных оргпреступных сообществ были одним из важнейших финансовых ресурсов, позволивших избежать краха ряду крупных банков. А управление ООН по борьбе с наркотиками и оргпреступностью сообщило, что годовые доходы криминального сектора глобальной экономики превысили 2,1 трлн. долл., и что большинство из этих денег отмывается и переходит в легальную "белую" экономику. И, значит, не может не привносить в регулирование правоотношений в сфере собственности свои криминальные нормы.
Особо следует выделить проблему внутригосударственной и транснациональной коррупции, которая очень остро стоит в России, и которая, как показал кризис, весьма актуальна даже и для самых "законопослушных" стран мира. Я не буду останавливаться на этой проблеме, поскольку она требует самостоятельного и очень серьезного анализа. Соглашусь лишь с высказыванием генерального прокурора и министра юстиции США Эрика Холдера, который в своем выступлении на втором Международном юридическом форуме в Санкт-Петербурге подчеркнул, что важнейшим барьером на пути развития внутринациональной и глобальной коррупции является судебная система. В этой связи встает целый комплекс задач по повышению качества правосудия, которые необходимо решать как на уровне отдельных государств (я имею в виду прежде всего Россию), так и в международном масштабе.
4. К числу тревожных с точки зрения права тенденций развития глобальных рынков относится, на мой взгляд, и тенденция к так называемой "либерализации" экономического законодательства, в русле которой под предлогом повышения эффективности работы рынка предоставляется слишком большая "свобода рук" капиталу. В мировой прессе уже написаны целые тома о том, что именно отмена в США закона Гласса-Стигала времен Великой Депрессии, запрещавшего коммерческим банкам спекулятивную игру на финансовых рынках, стала одним из главных факторов такой рисковой экспансии турбокапитализма, которая привела к нынешнему мировому кризису.
В ходе этого кризиса появилось много свидетельств того, что именно трансформации экономического законодательства в направлении "свободы рынка", неуклонно сужавшие права государства по контролю за деятельностью бизнес-структур, привели к целой серии корпоративных крахов. И, в итоге, - к необходимости затрачивать гигантские финансовые средства ни в чем не повинных налогоплательщиков на спасение (в том числе, путем национализаций) слишком "свободно" заигравшихся корпораций и банков от окончательного обрушения.
Кроме того, кризис показал, что многие агенты рынков (включая и тех, кто недавно относился к числу наиболее респектабельных), пользуясь отмеченной выше либерализацией экономического законодательства, обнаруживают готовность использовать субкриминальные или чисто криминальные практики: от так называемой "оптимизации налогов" за счет фальсификации отчетности или перевода капитала в оффшорные юрисдикции - до инсайдерской торговли на глобальных рынках "мусорными" деривативами; от беспрецедентного коррумпирования высоких чиновников крупных стран ради получения в этих странах экономических преференций - до создания множества "финансовых пирамид" вроде пирамиды Мэдоффа, крушение которой нанесло вкладчикам ущерб в размере до 60 млрд. долл. и привело к разорению многих тысяч честных предпринимателей.
На это накладываются еще и такие тенденции "либерализации" правотворчества и правоприменения, которые нередко ведут к нарушениям основополагающих конституционных принципов равного доступа к праву. Я имею в виду либерализацию норм об ответственности за экономические преступления (в частности, отмену или смягчение норм заключения под стражу предпринимателей, совершивших правонарушения, на том основании, что их арест угрожает крахом контролируемых ими бизнес-структур). Результатом такой "либерализации" нередко оказываются ситуации, когда мальчишка, укравший велосипед за 100 долларов, попадает в тюрьму, а криминальный бизнесмен, провернувший аферу в миллионы долларов, гуляет на свободе, заплатив тысячедолларовый штраф. Причем подобных явлений, как сообщают многие юристы, больше в странах с прецедентным правом, где очень важную роль в исходе судебного дела нередко играет дорогой адвокат, сумевший "раскопать" и эффектно представить в суде подходящий прецедент.
Все перечисленное выше, на мой взгляд, означает очень сильное отставание системы правового регулирования от трендов "эпохи перемен". Это означает нарастающее расхождение существующих правовых норм с той экономической (а также взаимосвязанной с экономикой социальной и политической) реальностью, которую должны регулировать и "вводить в берега" нормы права. И это касается как международного регулирования в сфере экономики и основополагающих хозяйственных прав, так и регулирования в пределах национальных правовых систем.
В России решение перечисленных проблем является, как нигде, насущно необходимым и актуальным. Именно у нас, в силу отсутствия или слабости укорененных традиций саморегулирования и регулирования отношений частной собственности и предпринимательства, нередко некритически перенимаются из "мирового опыта" и воспроизводятся - даже не в сфере права, а в сфере нормативных лакун правотворчества и практической хозяйственно-экономической жизни, - глобальные тенденции, разрушительные для социальности и государственности.
При этом особенно острой является для России проблема соотношения права и социальной справедливости, с которой я начал свой доклад.
Дело в том, что то нарушение исторически сложившегося баланса между ценностями экономической свободы и социальной справедливости, которое стало следствием крушения социалистической системы, наиболее ярко и болезненно проявляется на постсоветском пространстве и прежде всего в России. На мой взгляд, именно этот дисбаланс является главной отличительной чертой и главной проблемой постсоветской трансформации отношений собственности, истоки которой лежат в характере проведенной здесь приватизации.
Приватизация так называемой социалистической собственности, которая стала исходным пунктом произошедшей в стране коренной ломки всей системы социально-экономических и политико-правовых отношений, носила беспрецедентный по темпам и масштабам характер. И, к сожалению, столь же беспрецедентный по степени своей несправедливости. Именно благодаря широкомасштабной приватизации страна встала на рыночный путь экономического развития, который открыл перспективы для формирования современной политико-правовой системы, отвечающей требованиям идущей в мире глобализации. И именно неправовой характер приватизации с исторической неизбежностью предопределил нелегитимную природу крупной собственности и породил основные деформации политико-правового развития страны.
Когда я говорю о неправовом характере приватизации, то имею в виду, разумеется, не столько нарушения действовавшего в тот период законодательства (хотя их было немало), сколько отступление от фундаментальных правовых принципов равенства и основанной на нем справедливости. Приватизация началась с того, что общенародная по прежней Конституции (то есть, созданная трудами нескольких поколений людей, но управляемая государством) собственность была объявлена государственной, а фактически (в условиях отмены прежнего государства) как бы "ничьей". А затем, под лозунгами о необходимости решительного избавления от "советских представлений о справедливости как равенстве в нищете", пошли процессы передачи этой собственности от имени нового государства тем, кто оказался в силу тех или иных обстоятельств ближе к "штабам" приватизации. При этом значительную долю реальных собственников, занявших наиболее привилигированные позиции в процессе дележа нашего общего социалистического наследства, составили представители как прежней (коммунистической), так и новой (постсоветской) номенклатуры, а также владельцы нелегальных капиталов. Попытки создать видимость всеобщего "правового равенства в отношении собственности" в фиктивной бумажно-ваучерной форме были, мягко говоря, откровенно поверхностными.
Осуществленный в очень короткие сроки, практически "взрывной", переход от советской системы уравнительного распределения материальных благ к резко и несправедливо дифференцированному постсоветскому распределению собственности и предпринимательских прав в пользу незначительной части привилегированных лиц, оказался в глазах большинства населения воплощением вопиющей несправедливости. И это ощущение несправедливости в ключевом конституционном вопросе о собственности и потенциальных возможностях предпринимательства, подрывающее легитимность собственности, имеет далеко идущие последствия как для государства, так и для общества.
Нелегитимность крупной собственности неизбежно проецируется на все государственные институты, служащие институциональной политико-правовой опорой сложившихся экономических отношений. Нелегитимность собственности, в конечном итоге, является главной причиной неэффективности российской экономики, обусловливающей и ее "сырьевой перекос", и вывоз капиталов из страны, и отсутствие потенциала для инновационного развития, и низкую инвестиционную привлекательность России, и коррупционного сращивания существенной части бизнеса с государственной бюрократией, и низкую конкурентоспособность российской судебно-правовой системы по сравнению с правовыми системами других государств. И именно нелегитимность собственности лишает представителей крупного российского бизнеса общественной поддержки и создает тот массовый социальный фон "негативного или злорадного равнодушия", на котором и неправовое перераспределение собственности (включая ее захваты путем рэкета или рейдерства), и коррупционные поборы с бизнеса со стороны части "чиновной братии", - значительной частью общества воспринимаются чуть ли не как "восстановление справедливости".
В последние годы у нас в стране появляется все больше материалов, вскрывающих неправовую природу проведенной приватизации. Сошлюсь лишь на очень содержательный анализ Счетной палатой РФ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 г., опубликованный в 2005. Есть на этот счет и интересные зарубежные исследования, по результатам которых наша приватизация характеризуется как инсайдерская (а это самая жесткая характеристика из всех возможных и дана она, кстати, специалистами Мирового банка).
Были ли другие, более справедливые, т.е. соответствующие сути права, возможности и варианты наделения граждан постсоветской России правами собственности и предпринимательства? Безусловно, были.
Были идеи полноценной ваучерной приватизации, в условиях которой выдаваемый гражданину ваучер на долю общенародной собственности исключал рыночное обращение (продажу или иное отчуждение), и мог быть лишь его недевальвируемым вкладом в приватизируемые активы.
Были идущие гораздо дальше идеи академика В.С.Нерсесянца в русле разработанной им концепции цивилизма как нового общественного строя, в основе которого лежит признание за каждым гражданином страны личного, прирожденного и неотчуждаемого права на равный минимум собственности в размере одинаковой для всех доли от десоциализации некогда "общенародной" собственности. Сверх этого минимума гражданской собственности в рамках данной концепции допускаются все другие виды собственности, рыночное функционирование которых обеспечивает дифференциацию в распределении социальных благ.
Были разработанные академиками Д.С.Львовым и С.Ю.Глазьевым модели общенародного распределения природно-сырьевой ренты.
Была, наконец, острая критика принятой к исполнению схемы приватизации со стороны сообщества крупнейших мировых экономистов, включая нескольких нобелевских лауреатов.
В этом контексте интересно отметить "перекличку идей" между российскими и немецкими учеными в области поиска такой модели согласования экономической свободы и социальной справедливости, которая отвечала бы социальным потребностям и экономическим возможностям современного общества. Я имею в виду давно обсуждаемую на Западе (и особенно, насколько я знаю, в Германии) идею так называемого безусловного дохода, т.е. дохода, гарантирующего минимум человеческого существования и предоставляемого государством каждому гражданину независимо от его трудового вклада.
Такая идея, на мой взгляд, является логическим развитием концепции социального правового государства. С правовой точки зрения в ее основе лежит представление о том, что люди рождаются свободными и равными в своих достоинствах и правах. Это ключевой тезис естественно-правовой доктрины, закрепленный в ст.1 Всеобщей декларации прав человека. Все люди, сказано там далее, "наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Освободить человека от экономической нужды и раскрепостить заложенный в нем как в разумном существе творческий потенциал - вот главный побудительный мотив такого подхода. Показательно, что идея безусловного дохода становится все более популярной в российском Интернете, она уже вошла в Википедию (т.е. свободную энциклопедию, формируемую самими участниками Сети).
Идеи, предлагаемые российскими учеными, при всей внешней схожести имеют иные концептуальные основания. Если взять наиболее разработанную в теоретическом отношении концепцию цивилизма академика В.С.Нерсесянца, то в ее основе лежит не естественное равенство людей как носителей разумной свободной воли, а исторически сложившееся равенство граждан как наследников социалистической собственности, созданной несколькими поколениями советских людей. (Имеется в виду возможность получения каждым гражданином равной доли доходов от введения в рыночный оборот десоциализированной собственности). Таким образом, речь идет не о равенстве в фиксированном денежном содержании, получаемом гражданином от государства, а о равенстве в собственности, означающем, по сути дела переход к новому типу общественного устройства, в рамках которого собственником становится каждый. Важно отметить и то, что главный акцент здесь делается не на свободе человека от нужды, а на свободе человека от государства, которое таким образом лишается права на десоциализируемую собственность (за ним признается лишь право на налоги, но не на доходы от собственности).
В условиях экономического кризиса, обнажающего и усиливающего проблему социальной справедливости, интерес к такого рода идеям, несомненно, будет возрастать. С другой стороны, будет усиливаться и активность сторонников иного подхода к проблеме. Показательно, что в последнее время в России нередко высказываются утверждения о том, что легитимация итогов приватизации уже вообще не нужна, что собственники самим своим успехом ее легитимировали по факту, и что главная юридическая, политическая и пропагандистская задача следующего этапа - оградить собственников и государство от эксцессов низового протеста малоимущих, а также от их влияния на законодательную власть посредством выборов. Рассуждения на эту тему все чаще доходят - причем нередко со ссылками на юридические и политические авторитеты прошлых эпох - до утверждений о необходимости пересмотреть, с учетом накопленного мирового опыта, представления о "правильных" формах демократии.
Мол, и в США, и в Европе и в других регионах мира растет недовольство тем обстоятельством, что нищие и живущие на госдотации (то есть на деньги налогоплательщиков) массы выбирают власть. И, тем самым, диктуют всему обществу, какие принимать законы, и как именно нужно распоряжаться бюджетом, то есть деньгами этих самых налогоплательщиков. Отсюда делается вывод о необходимости возврата от всеобщей равноправной демократии граждан - к цензовой демократии "состоятельных людей". В наиболее мягких вариантах предложений такого рода говорится о том, что право голоса на выборах должны иметь лишь те граждане, которые выплачивают налоги, в сумме превосходящие получаемые ими от государства дотации.
В данной аудитории нет нужды разъяснять, что подобные идеи являются недопустимой атакой на весь спектр основополагающих - политических, экономических, социальных - прав человека. Включая сущностно важное для всех, и особенно для нас, судей, право на равный доступ к праву и правосудию.
Поэтому стоящую сейчас перед Россией проблему легитимации крупной собственности так или иначе придется решать, причем, решать не кулуарно, а в рамках широкого демократического обсуждения, точнее - в рамках своего рода "общественного договора" между властью, крупными собственниками и остальным населением страны.
Очевидно, что с правовой точки зрения эта проблема исключительно сложна, учитывая многократные переходы этой собственности из рук в руки уже по рыночным ценам к новым владельцам. Я отнюдь не призываю к революционным изменениям в этой сфере и не предлагаю готовых рецептов. Я говорю лишь о том, что понимание проблемы - это необходимое условие для того, чтобы КС в рамках своей компетенции мог в какой-то степени выправлять ситуацию доступными ему правовыми мерами. Ориентиром для суда является понимание необходимости восстановления баланса между "рыночными" ценностями частной собственности и экономической свободы - и ценностями социальной справедливости.
Свой вклад в решение проблемы КС видит прежде всего в защите социально-экономических прав граждан и особенно тех слоев населения, которые оказались отрезаны от процессов приватизации нашего общего социалистического наследства. Под защитой таких прав Суд понимает не государственную благотворительность, продиктованную соображениями политического или морального характера, а реализацию социальным государством своей обязанности обеспечивать путем соответствующих компенсационных механизмов наиболее слабым членам общества равенство стартовых возможностей в реализации ими своих основных прав и свобод. Данная трактовка социальных прав ни в коем случае не означает снижения значимости таких традиционных "либеральных" прав, как личные и политические права. Безусловно, без торжества либеральных идей не было бы государства и социального, и правового одновременно. То есть государства, где социальные права граждан принадлежат им от рождения, а не даруются им сверху, и их перечень не зависит от воли власть предержащих; где эти права закрепляются в конституциях и законах и гарантируются государством в силу притязаний (потребностей) гражданского общества и требований норм международного права на основе принципа справедливости и общепринятых стандартов в данную историческую эпоху.
Однако подобное внимание со стороны КС к проблеме социальной справедливости и защите социальных прав граждан вовсе не означает недооценку задач, связанных с необходимостью конституционно-правовой защиты ценностей частной собственности и экономической свободы. В этом направлении судом проделана большая работа, итоги которой можно объединить в два крупных блока решений Конституционного Суда России (подробнее см.: Приложение).
Первый блок решений Суда охватывает период массовой приватизации в 1990-е годы и связан с правовым обеспечением процесса становления класса частных собственников. В этот период Судом был принята серия решений, направленных на определение конституционно-правового содержания понятия "собственность"; на сохранение, защиту и преемственность имущественных прав граждан; на раскрытие конституционно-правового смысла права на приватизацию применительно к приватизации жилищного фонда и приватизации производственных фондов.
Второй блок решений Суда относится к периоду стабилизации отношений собственности 2000-е годы. В этих решениях Суд, опираясь на конституционный принцип равенства и конституционные гарантии, связанные с непосредственным действием основных прав и свобод человека и гражданина, неоднократно указывал законодателю на недопустимость создания излишних бюрократических барьеров или сложных для восприятия и применения на практике процедур в сфере правого оформления отношений собственности, на необходимость введения обоснованных ставок при определении стоимости имущества, выкупаемого в ходе приватизации у государства, и т.д. Решения Суда внесли свой вклад в процессы укрупнения акционерной собственности, обеспечения правовых условий для привлечения инвестиций в экономику, поиск надлежащего правового баланса частных и публичных интересов в процессе привлечения инвестиций в стратегические для государства сферы экономики и т.д.
Во всех этих решениях КС исходил из понимания того, что в перечне конституционных прав человека важнейшее значение имеет право частной собственности, включая частную собственность на землю (ст.35 и 36 Конституции РФ), и связанное с ним право на предпринимательскую деятельность (ст.34 Конституции РФ). Значение этих прав для развития не только российской, но и любой иной правовой системы обусловлено тем обстоятельством, что свобода человека, а значит и право как мера его свободы возможны только тогда, когда человек является субъектом собственности на средства производства (даже если это собственность лишь на его рабочую силу).
Говоря о роли КС в защите экономического строя и права собственности (а именно так обозначена основная тема нашего сегодняшнего мероприятия), нельзя обойти вниманием задачи дальнейшего совершенствования гражданского законодательства в направлении более полной реализации конституционного принципа свободы договора, а также создания общего благоприятного фона для предпринимательства путем качественной и эффективной работы всей системы правосудия.
При обсуждении данной проблемы на состоявшейся в начале этого года конференции, посвященной 20-летию Высшего Арбитражного Суда РФ, я, в частности, прокомментировал прошлогоднее решение КС, принятое им по обращению Президиума ВАС на предмет проверки конституционности норм, определяющих подведомственность споров третейским судам. Из смысла этого обращения и из комментариев Председателя ВАС А.А.Иванова можно сделать вывод, что ВАС склонялся к необходимости ограничения компетенции третейских судов (в частности, в спорах, связанных с регистрацией прав на недвижимость), мотивируя это тем, что на практике такие суды (особенно те, которые создаются при коммерческих организациях) зачастую не являются "подлинно научными, авторитетными структурами, где работали бы действительно независимые арбитры".
Должен сказать, что для КС это был далеко не первый случай обращения к тематике третейских судов и международного коммерческого арбитража. Наша правовая позиция в данном вопросе заключается в том, что в третейский суд может по соглашению сторон передаваться любой спор, возникающий из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом. Разумеется, законодатель может вносить в правовое регулирование третейского разбирательства изменения в части передачи отдельных категорий гражданско-правовых споров в исключительное ведение государственных судов. Однако мы полагаем, что неспособность государства обеспечить подлинную независимость и надлежащий уровень компетенции третейских арбитров не является достаточным основанием для ограничения свободы договора. Надо бороться с причинами деформаций в правовой сфере, а не с их следствиями, порождая новые деформации в виде монополизации такого важного сегмента рыночных отношений, как третейское разрешение правовых споров по экономическим вопросам.
Эта тема (уже применительно к международному уровню) получила свое развитие в рамках интересной дискуссии, возникшей на проходившем совсем недавно в Санкт-Петербурге втором Международном юридическом форуме. Я думаю, что было бы уместно здесь коротко прокомментировать те аспекты дискуссии, которые касались международного арбитража. Проблему затронул в своем выступлении Председатель ВАС А.А.Иванов. Говоря о конкуренции правовых систем, которая усиливается по мере роста сотрудничества государств в экономической сфере, он предостерег против недобросовестной конкуренции, которая, по его мнению, имеет место, в том числе, в случаях создания своего рода "унии международного коммерческого арбитража и национальных судов государства, в котором этот арбитраж расположен" . Докладчик предложил ряд весьма жестких мер борьбы с подобной недобросовестной конкуренцией.
Иную позицию по проблеме представил в своем докладе министр юстиции Великобритании Кеннет Кларк, отметивший, что конкуренция лучше, чем протекционизм, и что страны, которые прячут свои юридические услуги от конкуренции, несут существенные экономические потери.
Д.А.Медведев, подводя итоги выступлений на пленарном заседании Форума, по этому поводу заметил, что хотя "неэффективность правовых систем всегда будет побудительным мотивом к тому, чтобы … обращаться к услугам иностранного суда или международного суда", тем не менее "она не может быть основанием для распространения чужой правовой системы на другие страны и на иностранных граждан, потому как за этим, как правило, стоят не общегуманистические соображения, а вполне конкретные политические цели". Мне бы хотелось сделать акцент на первой части этого тезиса.
Дело в том, что защиту государственного суверенитета в этой области одними запретами обеспечить не удастся. Бизнес, опираясь на принцип свободы договора, будет и дальше "голосовать ногами", выводя заключаемые сделки на зарубежные арбитражные площадки, если российская правовая система не станет достаточно привлекательной как для отечественных предпринимателей, так и для их зарубежных партнеров. Пока что опросы практикующих в этой области юристов, мягко говоря, не в пользу России как места для третейского разрешения правовых споров . И одна из существенных причин такого положения дел, по мнению специалистов, - это "негативное отношение судей государственных арбитражных судов к деятельности судов третейских". Поэтому даже российские компании, заключающие между собой сделки с третейской оговоркой, нередко стремятся передать свой спор в компетенцию зарубежного арбитража.
В этой ситуации главная проблема, которая стоит перед государством и которую надо обсуждать в первую очередь, заключается в том, чтобы, с одной стороны, наращивать привлекательность правовой системы России для международного арбитража (и здесь - большое поле деятельности), а с другой - осваивать международный рынок юридических услуг, готовить специалистов, способных конкурировать на этом рынке с зарубежными юристами, обеспечивать консультативную поддержку отечественным предпринимателям и т.д. Если поставить эту проблему шире, то можно сказать, что важнейшей гарантией защиты экономического строя и права собственности в современной России является наличие эффективной системы правосудия.
************************
Завершая краткий анализ наиболее актуальных проблем правового регулирования экономических отношений как в системе глобального взаимодействия, так и на внутригосударственной уровне в рамках Российской Федерации, хотел бы подчеркнуть следующее. Основная проблема современного экономического развития, которая, на мой взгляд, заключается в усилении дисбаланса между ценностями экономической свободы и социальной справедливости в условиях экспансии финансового турбокапитализма и необузданной игры суперкорпораций на глобальных рынках, не может быть решена на уровне национального правового регулирования. Решение этой проблемы требует введения активизма крупнейших транснациональных игроков глобального рынка в рамки глобального правопорядка.
В контексте такого подхода мне представляется ошибочной и опасной ситуация, когда единственный безусловно правомочный международный нормоустанавливающий институт - Организация Объединенных Наций - занимается всеми вопросами глобального миропорядка, за исключением этого важнейшего вопроса. Считаю, что именно ООН, как единственной организации, правомочной принимать и контролировать глобальные меры регулирования, следует включить в свою компетенцию нормотворчества сферу экономических правоотношений.
Для того понадобится очень многое.
Нужно будет снять опасения наций по поводу возникновения еще одной, причем крайне чувствительной, сферы делегирования вовне государственных суверенитетов.
Нужно будет переломить сопротивление специальных интересов крупнейших игроков глобального турбокапитализма.
Нужно будет создать - решениями мирового сообщества - новые дополнительные институциональные структуры ООН.
Нужно будет четко определить их регулировочные и процедурно-правовые прерогативы.
Нужно будет насытить эти структуры специалистами и экспертами, способными верно оценивать не только собственно экономическую правовую сторону предлагаемых решений, но и их сопряженные политические, социальные, нравственные и психологические аспекты и последствия.
И нужно будет научиться принимать и исполнять такие решения - в сфере, которая традиционно никогда не была предметом полноценного международного регулирования.
Хорошо осознаю, что сделать все перечисленное очень трудно. Видимо, непросто даже решиться на то, чтобы начать это делать. Но для меня очевидны кризисные тенденции национального и международного права, которые при усугублении кризиса уже обнаруживают перспективу попыток решения внутренних экономических проблем национальных государств полицейскими мерами, а межгосударственных и международных экономических проблем - военными средствами.
И потому я считаю, что нащупывать подходы к реализации институтов и процедур глобального экономического регулирования в рамках обновляемой ООН - задача безотлагательная. Представляется, что российская (а возможно, уже и международная) инициатива начала работы в этом направлении могла бы быть озвучена или даже подвергнута предварительному рассмотрению в рамках очередных саммитов крупнейших развитых и развивающихся стран, так называемой G20.
Еще раз подчеркну, что для России решение перечисленных проблем правового регулирования отношений собственности и хозяйственно-экономических отношений в целом - является особенно актуальным. И потому Россия, как никто другой в мире, особенно заинтересована в том, чтобы эти тенденции были переломлены, и переломлены именно в глобальном масштабе.