Поделиться
Сестер было на самом деле тридцать. Десять раз по три, плюс еще три - на генеральной репетиции в Америке, на которую, по свидетельствам очевидцев, местные жители (а вовсе не только русская диаспора за океаном) тщетно стремились попасть всеми правдами и неправдами. Ввиду того что билетов на десять спектаклей самого известного за рубежом русского драматического театра было не достать уже до приезда прославленного коллектива в Нью-Йорк. И это был самый большой срок, когда один и тот же русский драматический спектакль подряд игрался в Америке.
В Нью-Йорке на сцене Бруклинской академии музыки шли гастроли Малого драматического театра - Театра Европы. Сейчас уже можно с полным правом сказать - триумфальные гастроли, о чем свидетельствовала американская пресса. В таких восторженных тонах отозвавшаяся на приезд "Трех сестер" Льва Додина в Нью-Йорк, что развеялись все сомнения по поводу, казалось бы, неизбежных трудностей перевода и перевоза наших чеховских терзаний души в страну ярких мюзиклов и неонового Бродвея, да еще в контексте последствий мирового финансового кризиса.
Здесь необходимо напомнить, что рецензии в американской прессе - это не вердикт, а приговор: разгромят - продюсерам можно в тот же день объявлять себя банкротами, а гастрольным труппам брать авиабилеты назад - зрители не пойдут смотреть. Расхвалят - можно праздновать и творческую, и коммерческую победу: одно доброе слово в "Нью-Йорк таймс" обеспечивает кассу на "многая лета" вперед.
Почти полосные положительные рецензии в данном, как всегда, исключительном случае свою роль не успели выполнить: сработала память прежних впечатлений и билеты на все десять представлений, как мы уже с удовольствием, но без удивления констатировали, были проданы еще задолго до приезда петербуржцев в Америку. Ведь это был шестой визит Театра Льва Додина в Нью-Йорк и третьи гастроли спектаклей Малого драматического театра на сцене Бруклинской академии музыки, отмечающей в этом году свое 150-летие. В 2010-м на этой сцене БАМ показывали "Дядю Ваню" Льва Додина, и зал на тысячу человек, к изумлению американцев, "трещал по швам". Поэтому для последовавших за "Дядей Ваней" "Трех сестер" сразу же было сделано исключение: изменив своей традиции показывать гастрольные спектакли не более пяти раз, в свой юбилейный сезон Бруклинская академия музыки включила десять представлений "Трех сестер".
Зарубежные гастроли всегда, и особенно с русской классикой, как лакмусовая бумажка: нас слышат? Нас понимают, или хотя бы нас хотят понять?
И вот десять вечеров подряд - при аншлагах и под овации - разговоры о Чехове, на оказавшемся универсальным для всех времен и народов спектакле о себе и об окружающих людях, живших тогда и живущих сейчас. О том, что чем они - люди - лучше, тем труднее во все века складываются их судьбы. О том, что двести-триста лет назад на земле все было гораздо понятнее с человечеством, а двести-триста лет вперед все будет намного счастливее для человека, но время это никогда лично ни для кого не настанет… О людях с идеалами, которые очень хорошо понимают, что такое несбывшиеся надежды, несостоявшиеся планы и утраченные иллюзии, уже в самой ранней юности. О жизни, в которой надо сохранить себя и собственное достоинство, о той жизни, где, цитируя Льва Додина, "надо бороться, судьбе, с которой надо бороться, даже если знаешь, что она тебя победит. Во всем этом во что бы то ни стало нужно сохранять достоинство, хотя иногда уже не понимаешь, для чего нужно его сохранять. Но почему-то это все-таки нужно, как сказал бы в своих стихах Александр Володин"…
"Чехов вообще, может быть, самый европейский писатель России, - рассказывал художественный руководитель МДТ режиссер Лев Додин в интервью "Голосу Америки". - Мне кажется, что вся эта гремучая чеховская смесь, которая составляет такую мощную поэзию чеховского театра, американцам очень близка, они ее очень слышат. Хотя я должен сказать, что я не знаю стран, где это не слышат, все зависит только от того, удается дать Чехову зазвучать или нет, потому что "изменить голос" можно любому автору, и тогда его можно не услышать".
Как звучали чеховские интонации на БАМ - Бруклинской академии музыки - и какое впечатление музыка чеховского слова в додинской трактовке произвела - читаю и цитирую ниже дословно фрагменты из подборки американской прессы.
"Нью-Йорк таймс"
"Сам процесс жизни тягостен для беспокойных душ чеховских "Трех сестер". Далекое будущее и воспоминания о более счастливом прошлом тянут их в разные стороны, отвлекая от мыслей о настоящем - от этого персонажи кажутся почти ирреальными. Даже такое, казалось бы, бесспорное событие, как разбитые часы, несет в себе оттенок экзистенциальной тайны. "Может быть, я и не разбивал вовсе", - говорит пьяный армейский доктор, случайно уронивший часы. "Только кажется, что разбил. Может быть, нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет". И эта вероятность несуществования ярким и тревожащим маяком мерцает в новой постановке Малого драматического театра из Санкт-Петербурга... Персонажи этого полного сострадания и великолепно сыгранного спектакля плывут сквозь свою историю подобно не зависящим друг от друга призракам - даже сбиваясь в тесные стайки, каждый из них бесконечно одинок в ловушке собственного отчаяния. Словно им кажется, что да, сбившись в кучку, им удастся убедить себя, что они на самом деле создания из крови и плоти, - а если они из крови и плоти, значит, должна быть возможность надежды, правда же?
Поставленный им с удивительно органичной смесью деликатности и смелости, спектакль Льва Додина отмечен эмоционально многогранным, точно и подробно проработанным исполнением почти всех главных ролей. Чеховские герои полны противоречий - только они настаивали, что счастливы, и вот уже бичуют себя за припадок отчаяния всего несколько сцен спустя. Кажется, что русские артисты наделены интуитивной способностью доносить до нас эти крайние эмоциональные состояния и резкие перепады как бесспорный признак участи всего человеческого рода: переживать любое, пусть самое мимолетное, нерациональное и мрачное чувство все-таки лучше, чем ничего не чувствовать…
Как и в виденном нами в этом же театре в 2010 году "Дяде Ване" г-на Додина, актерские работы в этом спектакле часто поднимаются до пронзительной насыщенности, полностью опровергающей штампованное представление о героях Чехова как о робких страдальцах, покорно бредущих в вечное забвение и с тихой отрешенностью наблюдающих, как тают их шансы на счастье. Когда учитель гимназии Кулыгин (Сергей Власов) походя говорит Ольге, что если бы не Маша, он бы женился на Ольге, старшая сестра тянется к нему с поцелуем - и вот они уже сомкнулись в неловком объятии, которое столь же быстро заканчивается, сколь и начинается. А вот Ирина, только что холодно отвергнувшая признание в любви застенчивого штабс-капитана Соленого, сливается с ним в лихорадочном, страстном поцелуе… Ни одного из этих двух страстных объятий нет у Чехова в тексте - и постановка г-на Додина умудряется показать нам едва сдерживаемые костры желаний, пылающие во всех персонажах, донести до нас, как отчаянно эти люди хватаются за неуловимые минуты удовольствия, а в это время внутри их душ растет осознание, что их мечты - всего лишь химеры, что они навсегда останутся узниками собственного безрадостного настоящего…"
"Тайм Аут Нью-Йорк"
"У Малого драматического театра под руководством режиссера-суперзвезды Льва Додина (именно таким титулом наградили Додина американские журналисты. - Прим. ред.) просто нет соперников в постановках Чехова. Во время многочисленных международных гастролей спектакли Додина выполняют поистине святую миссию - разоблачают штампы представления о Чехове как о намеренно мрачно-скучном драматурге: герои "Платонова" весело плескались в воде, "Чайка" с плавно катящими по сцене велосипедами, казалось, готова была взлететь. После полнокровного "Дяди Вани", показанного в прошлом сезоне, труппа вернулась к нам с "Тремя сестрами". И это абсолютное потрясение. Золотые летние деньки всех вышеперечисленных спектаклей сгустились до ледяной полуночи - Додин на полном ходу прорезает чеховские сумерки и уводит нас за собой в ландшафт а-ля "Король Лир"...
Как всегда, артисты этой труппы играют изумительно, очень подробно. Взять хотя бы Игоря Черневича в роли соблазнителя поневоле Вершинина. Видеть, как натурализм облекается в импрессионистскую форму, - настоящее наслаждение: например, почти вся пьеса играется на центральных ступеньках, ведущих в зал. Хотя, может быть, герои просто наблюдают, как жизнь проходит мимо. Ведь, сидя на своем насесте и глядя на мир, нас всегда тянет на разговоры, а философия часто вырывается на свет, только когда мы заносим ногу за порог"...
Журнал "Бэкстейдж"
"В большинстве постановок по пьесе "Три сестры" - по знаменитой трагикомедии Чехова о неудавшихся жизнях - страсти самих сестер и их друзей и близких скрыты где-то так глубоко внутри, что, возможно, и не существуют вовсе. В конце концов, подавленные стремления - это главная тема истории трех сестер Прозоровых, в чьих разговорах главное - как спастись из нынешней провинциальной тьмутаракани в идеализированную Москву их далекого счастливого детства. Но в обжигающем спектакле Льва Додина и Малого драматического театра из Санкт-Петербурга эмоции не просто бурлят, прорываются на поверхность, но и перекипают через край, как первородная лава. Постановка - на русском с английскими титрами - не натуралистична; это скорее сон, мечта, в которой все герои получают возможность воплотить в жизнь свои тайные фантазии и осуществить свои самые горячие желания. А мы благодаря этому совсем по-новому узнаем персонажей, которых, казалось бы, знали как облупленных после лекций по мировой драматургии в колледже…"
Газета "Вилладж войс"
"Спектакль "Три сестры" по пьесе Чехова, который Малый драматический привез в Бруклинскую академию музыки, включает в себя драку подушками, шуточную бороду, гигантскую меховую шапку, неисправимый свист и несколько украденных поцелуев... Режиссер Лев Додин дарит нам игривую и живую постановку, но при этом не оставляет никакой надежды героям на "после занавеса". Несколько монологов, призванных облегчить беспросветность концовки (Вершинин и его рассказы о лучшем мире, Ольга и ее рассказы о благодарности последующих поколений), но герои произносят их так, что мы понимаем - они сами не верят в свои слова.
Пьеса о трех сестрах и брате, попавших в ловушку провинциального города, где из гостей - только потрепанная артиллерийская бригада, а из развлечений - только редкие романтические увлечения. Чехов, закончив пьесу, писал другу, назвав ее "неловкой историей", уточнив, что "настроение у пьесы мрачнее мрачного… те, кто читал, говорят, что чернее некуда". На полотне этого отчаяния Додин высвечивает фарсовые элементы, визуализируя и воплощая неуловимый чеховский подтекст.
Конечно, Додин не противоречит духу Чехова, но все же он дарит каждой из сестер непрописанное в тексте страстное объятие. Даже Ольге. Да, этого нет в авторских ремарках, это очень смелые решения, но радости плотской любви ничем не противоречат пессимистической сердцевине пьесы. И вот уже герои весело напевают "Сижу на тумбе я и горько плачу я, что мало значу я". Этот и другие музыкальные моменты и редкие объятия излучают свет, в контрасте с которым мрак становится еще более заметен, в итоге рождая игру тональной светотени - очень русскую смесь улыбок и слез.
Я не знаю, как долго русская труппа репетировала эту постановку, но все характеры кажутся удивительно полными, законченными, обжитыми... Хотя декорация и свет не настаивают на конкретном историческом месте и моменте действия, лица и тела актеров рассказывают нам все, что нам нужно знать... Это компания энергичных и эксцентричных персонажей - никто из них не готов смириться с судьбой, хотя, видимо, никто не в силах ей противостоять. Три сестры никогда не уедут в Москву. Но любители Чехова могут доехать до Бруклина. И они не пожалеют".