Поделиться
Николай Коляда поставил лермонтовский "Маскарад" таким образом, что, будь драматург жив, не миновать бы режиссеру вызова на дуэль.
В своей версии "Маскарада" Николай Коляда не простил классику ничего - ни неуклюжих рифм, ни натяжек сюжета. Начинающему драматургу ("Маскарад" Лермонтов сочинил в 21 год) пришлось солоно, невзирая на его посмертную репутацию: будто "печальный демон - дух изгнанья парил над грешною землей", - а его сшибли из рогатки.
Почти век после написания пьеса "Маскарад" считалась, по определению, несценичной. Кроме того, дорогу на сцену ей преграждали цензурные препоны: чрезмерная желчность автора и его героя, которому, по выражению классика, "приспичило обличать", не находила поддержки цензоров. Но худо-бедно, с купюрами и сокращениями "Маскарад", написанный для бенефиса знакомой драматургу актрисы, как правило, и игрался в этом качестве. Но как только обличение класса эксплуататоров вошло в моду, "Маскарад" прочно закрепился в разряде классики.
Николай Коляда подошел к тексту так, будто никогда не учился в советской школе. Он прочел Лермонтова с непосредственностью детского восприятия - словно впервые в жизни наткнулся на эту пьесу и этого автора, ничегошеньки о них не зная. И ничего не прощая: с некоторым даже злорадством режиссер, он же - драматург, автор ста с лишним пьес, акцентирует каждый промах молодого гусара.
Избыток пафоса он высмеивает в рамках своей режиссерской манеры, которая целиком и полностью укладывается в ложе карнавальной культуры, блестяще описанной Бахтиным. Коляда по-своему отвечает на основополагающий вопрос произведения, почему же все-таки Арбенин отравил Нину, - да так уж вышло. Как, скажем, синички взяли спички и к морю синему пошли, так же и предумышленное убийство в этой бесшабашной системе координат не нуждается в мотивации.
Остроумно обыгрывается графоманство автора, не умеющего сладить с русским языком. Рифмы вроде "свечу - вскричу" актеры повторяют до полного ошеломления их корявостью. Такие совсем не по-русски сказанные неуклюжие конструкции, как "Я вас не убегаю", вместо звериной серьезности, осененной трепетом перед классиком, становятся поводом для смеха.
Арбенин, как и Печорин и иже с ним, родились из щенячьего преклонения перед Байроном - метросексуалом того времени. Всерьез такой демонический образ сыграл великий Мордвинов, сила таланта которого оставляла место лишь восхищению. В спектакле Коляды досталось и Николаю Дмитриевичу. Арбенин (Олег Ягодин) со взбитой в кок прической, утрированными жестами, голосом "на опоре" - карикатура на инфернальный кинообраз не столько злая, сколько смешная.
"Маскарад" Коляды - это комедия характера, но не героя, а - неумелого драматурга. К примеру, Арбенин важничает: "Мы сделаем два тура" - Коляда прочитывает все это буквально - и герой въезжает в бальный зал на лыжах. Светский раут у баронессы режиссер превращает в массовый заплыв в пенной ванне. Режиссер заставляет героев тогдашнего времени расплатиться за свой мачизм - пародией на мужской стриптиз с раздиранием одежд. В заданных Колядой условиях князь Звездич не может всерьез страдать "ах, пропала честь моя!", - конечно же, по этому поводу он ноет и канючит, распустив сопли.
Однако в сценах, приемлемых режиссером с точки зрения качества, мгновенно срабатывает переключатель: с гротеска - на трагедию, вплоть до жуткого финала, когда Арбенин утаскивает труп Нины, тоненько воя на одной ноте (так, говорят, Михоэлс - Лир плакал над телом Корделии).
Но в общем и целом режиссер обошелся с Лермонтовым так же, как герой "Маскарада" - со своими современниками. Коляда разрушил миф о классике карнавальным смехом. Интересно было бы узнать, каким образом Михаил Юрьевич отреагировал бы на высмеивание, - тем более учитывая его неприятный характер. И в самом деле, вызвал бы он Николая Владимировича на дуэль или нет?