Поделиться
95 лет назад в Ростове-на-Дону прошла единственная в мировой истории демонстрация ...уголовников, договорившихся разом отказаться от своего преступного прошлого и "покаяться перед Революцией".
Удивительные вещи происходили ранней весной 1917 года в Ростове-на-Дону. Город, прослывший меккой воровского мира России, в котором "бандитскими" считались целыми районы города (Богатяновка и Нахаловка, нахичеванский "Горячий край" и многие другие), где шайки численностью в 300 человек никого не удивляли, а легендарные воры считали своей обязанностью обнести магазин, в котором в тот самый день установлена новейшая система охраны, или непременно в одиночку и непременно средь бела дня упереть тяжеленную фисгармонию, вдруг до неузнаваемости переменился.
Обыватели пересказывали друг другу леденящую душу историю, как прилично одетый господин 3 марта (по старому стилю), когда только-только дошли вести из столицы об отречении августейшего монарха, вышел к толпе у помещения Военно-промышленного комитета на Большом Столыпинском проспекте и обратился к горожанам с пламенной речью:
- Господа! Каюсь перед вами, я спекулировал кожей! Продавал - и наживал деньги! Довольно теперь! Приходите ко мне, я живу на Пушкинской, проверьте! Какая имеется кожа - всю отошлю немедленно на фронт! Да здравствует новая Россия! Да здравствует дорогая армия!
Раскаивавшемуся спекулянту толпа зевак аплодировала с криками "браво!", а на следующий день о происшествии было написано в местной газете "Приазовский край", как об удивительном событии в городе.
Но удивительное в Ростове только начиналось. Еще через несколько дней из Богатяновского централа, воспользовавшись анархической суетой первых дней Февральской революции, сбежали более 200 уголовников и дезертиров. Ловить беглецов было некому - к тому моменту охранку, царскую полицию, сыскное отделение и городовых разогнали. Созданная Временным правительством милиция только-только начинала работать, набрав в штат исключительно горевших энтузиазмом студентов Донского университета. Революционного пыла, который хорош на митингах или, в крайнем случае, в научных исследованиях, у них было хоть отбавляй, но о том, как ловить матерых ростовских блатарей, они понятия не имели.
И тогда ростовский Гражданский комитет избрал на должность "революционного полицмейстера" энергичного Павла Калмыкова (из социал-демократов, "меньшевиков"), который сумел внести упорядоченность в хаотичную беготню студентов и привлечь в милицию бывших сыскарей.
Результат был - часть беглецов из Богатяновкого централа была переловлена. Но на допросах они в один голос заявляли обомлевшему Калмыкову: "Мы воровать больше не будем. Товарищи в тюрьме так постановили: воздержаться пока. И всем, кто из тюрьмы выходит, приказ: не воровать".
В это трудно было поверить - в самом воровском городе России воры вдруг решили не воровать. В голове у Калмыкова это не укладывалось.
На помощь "полицмейстеру" пришел 26-летний помощник присяжного поверенного Геворк Тусузян. Сын нахичеванского купца 1-й гильдии он в 1911 году вынужден был пойти на исключение из гильдии, ибо решился поступить на юридический факультет Московского университета. Там же чуть видоизменил для удобства свою фамилию на Георгия Тусузова. Специализировался на перевоспитании бродяг и малолетних преступников. Он-то и предложил Калмыкову свои услуги по налаживанию контактов с ворами в соответствии с глобальными изменениями в стране.
Тусузов напросился на воровской сходняк, который местные сознательные "авторитеты" организовали официально, в клубе приказчиков, в конце апреля, дабы обсудить революционные течения ростовской босоты. Уже само приглашение постороннего на "толковище" было фактом беспрецедентным и свидетельствовавшим о глубоких изменениях в сознании воровской "хевры".
Более того, Тусузову на представительном собрании было предоставлено слово, и молодой юрист толкнул такую речь блатарям, что те прослезились. Он говорил о революции, о свободе, которую она принесла народу, о новой власти, о том, что у каждого теперь есть право на труд, на частную собственность, что теперь каждый "кузнец своего счастья"...
Варначьи сердца были глубоко тронуты, руки в наколках тайком смахивали скупые мужские слезы, кастеты и бритвы сами вываливались из бездонных воровских карманов. По свидетельству очевидцев, после выступления Тусузова авторитетный домушник Колька Рыбалко облобызал маленького армянского юриста и гордо назвал его "товарищ". Восхищенный сходняк постановил "вывести братву на митинг раскаяния" накануне 1 мая.
Обыватели были в ужасе, когда вечером 30 апреля несколько сотен завсегдатаев воровских "малин", богатяновских "хаз", тюремного замка и полицейского околотка собрались на Софийской площади Ростова (ныне Театральная) и в течении нескольких часов призывали друг друга "отречься от старого мира" и начать новую жизнь. Знаменитые ростовские "халамидники" (базарные жулики), "маровихеры" (карманники), "монщинки" (обиратели сонных), "фотографы" (специалисты по чужим часам), "вентерюшники" (налетчики), "блатер-каины" (скупщики краденого), "скокари" (грабившие в трамваях на "скок" подножки), а также домушники, чердачники, форточники, поездушники и прочие джентльмены удачи рвали на себе косоворотки и клялись навечно "завязать". В конце встречи была принята резолюция к "таганрогским товарищам". Им предложили "хотя бы временно, во имя революции перестать воровать".
На митинг были приглашены сам Калмыков, а также председатель Ростово-Нахичеванского Совета рабочих и солдатских депутатов Петр Петренко и городской голова Борис Васильев (все трое - меньшевики).
Прислушавшиеся к дикованному ору ростовцы ушам своим не верили - воры просили у властей защиты от обывателей. Дескать, наглые мещане не принимают раскаявшуюся "кодлу" в "честные люди" и, опознав маровихеров, лупцуют их на улицах, почем зря. А те всего лишь с открытой душой "идут в народ".
Калмыков пообещал заступиться за несправедливо обижаемых воров, но призвал в свою очередь их забыть прежнее ремесло, ибо "свергший самодержавие народ от мелкого паразита тем более пуха не оставит". А для того, чтобы показать, как "хевра" прониклась, пусть назавтра организуют первомайскую демонстрацию, а дезертиры - пусть не боятся вернуться к военному начальству.
Обещание Калмыков сдержал - его студенты-милиционеры отбили у толпы несколько проворовавшихся уркаганов, над которыми разгоряченные ростовцы хотели было совершить самосуд.
Сдержали слово и сами урки - на следующий день жители города совсем очумели, узрев на Большой Садовой характерного вида толпу человек в 300, во главе которой под российским триколором восторженно подпрыгивал маленький юрист Тусузов. Толпа вальяжно шествовала к Городскому Дому, держа над собой транспарант: "Товарищи, уголовные! Откажемся от своего преступного прошлого!". Исполняемая под гармошку фиксатым дядей "Марсельеза" закругляла абсурдистскую пастораль.
Зато городской голова Петренко торжествовал - нигде и никогда в мире еще не было, чтобы отпетая босота добровольно и массово оставила уголовное ремесло и вернулась к мирному труду.
- Спасибо вам, господа (на "господах" толпа бурно заржала и зарукоплескала - авт.), что вы в такой великий день пришли сюда, на площадь! - соловьем заливался Петренко, пообещавший даже материальную помощь "расстригам".
Чуть было не испортил весь пафос революционного события ротозей-зевака, пристроившийся к толпе диковинного зрелища ради. Он тонко заверещал, что кто-то только что умыкнул у него кошелек.
Костя Рыбалко коршуном набросился на притихшую "хевру". "Ну, что, псы, какая падла лопатник срезала?".
- Не кипишуй, Колька, гадами будем, не наша работа, - возмутились сознательные урки, - это явно залетные городушники. Мы, как обещали не воровать, так и держим обещание.
- Найду эту гниду, - бесился Рыбалко, - башку откушу до самой задницы!
Расстроенному ростовскому ротозею бросили вполголоса: "Чего базлаешь, фраер, сколько было в лопатнике?". Тот поскреб затылок и припомнил всего шесть рублей.
По рядам была торжественно пущена кепка, и к фраеру-ушастому она вернулась с шестью рублями мелочью, рублем стоимости самого кошелька и благожелательным пинком под зад.
Инцидент был исчерпан, а уже на следующий день в городе по совету Тусузова открылось общество "Помощь бывшим уголовным Ростова и Нахичевани", во главе которого, само собой, встал Колька Рыбалка, а его секретарем стал известный карманник Дмитрий Дикохт-Белецкий (на уголовном жаргоне тех лет слово "дикохт" означало "голод"). В состав "правления" были включены "расстриги": Кривошеин, Корнеев, Ершин, Леонтьев, Балуев, Пришко, Семенов, Кириченко, Кенко, Симаньянц. С председателем и секретарем как раз 12 человек - как присяжных в суде. От греха подальше казначеем Общества сделали комиссара судебно-уголовной милиции Киселева.
Под гул одобрения и непроизвольного "ботания по фене" на первом же заседании был единогласно принят Устав. Основными целями в нем значились: трудоустройство бывших уголовников, отошедших от воровской жизни (в том числе и тех, кто освобождался Временным правительством с каторги и тюрем), устройство малолетних преступников в приюты и ремесленные училища, борьба со скупкой краденого, организация лекций, концертов, спектаклей для материальной поддержки общества и прочее. Показательным являлся пункт - "борьба с преступлениями способами, определенными собранием членов Общества". Конкретизировать сие не стали, ибо у ростовской братвы всегда были собственные методы влияния на строптивую "хевру". Тусузов о них предпочел не услышать. Зато поинтересовался у профи, какие запоры ростовские медвежатники не могут открыть". Те честно поделились с духовным гуру, что пока еще не научились взламывать двери, закрытые изнутри длинным, через всю дверь, болтом (засовом), закрепленным через петлю длинным штырем. Спустя несколько лет в семье родственников Тусузова была попытка ограбления дома и только указанная система запоров помогла предотвратить это.
Процедура вступления в Общество была на редкость проста и неприхотлива. Неофит вставал под портретом министра юстиции Александра Керенского, словно под икону, и давал честное слово никогда больше не возвращаться "к преступному прошлому". После чего получал 500 рублей из суммы пожертвований, продовольственный паек, рекомендацию на получение работы и братское уверение в том, что в случае нарушения клятвы его ждет "жестокая месть остальных членов".
За короткий срок в Общество вступили до 350 бывших урок, из которых половина была тут же устроена на механические заводы Нитнера и "Аксай", в депо Владикавказской железной дороги и в другие компании. Были специально открыты также механическая, металлоткацкая, фанерно-коробочная, сапожная мастерские. Часть экс-жуликов работали также в рыбацких артелях, бригадах портовых грузчиков, строителей. Подобрали также беспризорных "ангелов улиц" - к мирному труду на благо общества пристроили 21 пацана и 5 девчонок (с обещанием работать не более 4 часов в день). Их привлекали к работе в отделе столовых Гражданского комитета, на ремонте дороги в Армянский монастырский сад и другие.
К сентябрю в рядах общества числилось уже более 500 членов.
Рабочие завода Нитнера первыми оценили благотворные последствия антиуголовной акции (разбойные нападения на них полностью прекратились). Расчувствовавшись, работяги перечислили каждый по сто рублей (при зарплате триста), а также подарили плакат с душевными стихами:
Товарищам наш дар - грядущим к солнцу правды.
Пусть украсят гранитный пьедестал.
Да падут пред ними провокаторские банды!
Да здравствуют рабочие всех стран!
Плакат украсил стену правления, а деньги пошли на слияние с таким же обществом под названием "Борьба с преступностью". Около сотни бывших уголовников обратились именно туда за ссудой на открытие торговли. Раз в неделю оба общества проводили совместные заседания правлений, распределяли работу, раздавали материальную помощь.
Опыт ростовской братвы был широко разрекламирован в печати, и вскоре Общество получило восторженный отклик из столицы: "Товарищи вожди ростовских уголовных! Нас неизмеримо обрадовала ваша соорганизованность. Мы, петроградские бывшие уголовники, также по вашему примеру организовали общество. Имеем устав, издаем журнал...". Послание от коллег заканчивалось призывами к объединению и созданию всероссийской неполитической организации. Счастливый Колька Рыбалко в ответном послании тут же уверил питерских коллег в готовности к тесному сотрудничеству и братской помощи.
Однако поздней осенью в России погода переменилась. Подули совсем другие ветры из Смольного, которые "снесли крышу" не только у обоих Обществ, но и у страны в целом. Новые власти предпочитали перевоспитывать несознательную босоту штыком и маузером. Во время взятия Ростова в феврале 1918 года матросами Рудольфа Сиверса на улице был расстрелян уважаемый всей местной босотой Павел Калмыков. После чего Правление, тяжко вздохнув, в полном составе шагнуло в ростовскую подворотню.
Георгий Тусузов сменил юридическое поприще на театральное, познакомившись с другим юристом - Евгением Шварцем, участником Ледяного похода генерала Лавра Корнилова. Под Екатеринодаром он получил тяжелую контузию и демобилизовался, вступив в Ростове в "Театральную мастерскую", где пробовал свои силы армянский купеческий сын. Оттуда оба и подались в столицы. Первый стал великим драматургом, автором блистательных пьес. Второй - самым старым и великим актером Театра Сатиры, сыгравшим в 36 кинофильмах. Которого Александр Ширвиндт называл "наш Бароныч" (его отца звали Луйспарон) и о котором Анатолий Папанов говорил: "Умирать не страшно, страшно, что за гробом пойдет Тусузов".
Интересно, что после занятия белыми Ростова в июне 1918 года в интервью местной газете начальник судебно-уголовной милиции капитан Таранский признался: "У нас в картотеке до сих пор числятся те, кто стали ныне наркомами в Москве".
Это неудивительно, ибо сразу после очередной смены власти на юге России в феврале 1920 года была образован уголовный розыск Ростово-Нахичеванского военно-революционного комитета. Его возглавил Станислав Невойт, за короткое время со своими людьми взявший город под железный контроль. На первого донского сыщика не могли нарадоваться партийные бонзы, пока им не сообщили, что Невойт не кто иной, как бывший ростовский "вентерюшник" по кличке Косой, гроза дореволюционной Богатяновки. "Сыщика" и его людей по-тихому убрали, и о дальнейшей его судьбе история умалчивает..