Поделиться
Я никогда бы не стал отвечать на чьи-либо открытые письма. Но, наблюдая за развитием политической ситуации, вижу, сколь близко все вновь подходит к памятному мне опасному краю. И в силу этого считаю своим долгом высказаться по общим вопросам, никоим образом не включаясь в политическую борьбу.
Для того чтобы уйти от абстракций, я использую как иллюстрацию адресованное мне поразительно саморазоблачительное письмо депутата Государственной Думы Н. Останиной.
В этом письме мне напоминают "славное прошлое", в котором я поддерживал оппозиционеров, и упрекают за то, что теперь я этого не делаю.
Не буду останавливаться на курьезах, которыми изобилует письмо Н. Останиной. А вот то, что в глазах Останиной (и далеко не ее одной) судья хорош лишь тогда, когда он тебя поддерживает, - это далеко не частный политический синдром, требующий внимательного анализа. Ведь не только Останина считает, что судья нужен лишь для подсуживания. И хорош лишь постольку, поскольку он подсуживает тебе.
Между тем любая борьба должна вестись по правилам. А политическая - в первую очередь. Что и определяет как значение судьи, так и последствия девальвации роли судьи по модели, используемой, подчеркиваю, отнюдь не одной госпожой Останиной.
Спросите футболистов или борцов, нужен ли им судья и нужны ли им правила, за соблюдением которых должен следить судья. Ответ будет однозначным. Ибо все они знают, что если нет судьи и освященного институтом судейства свода правил, то нет самого духа состязательности. Подчеркиваю, даже духа нет. А уж процедуры - тем более. Футболисты это знают… Борцы… Боксеры… А вот многие политики, к сожалению, нет.
Как все, наверное, понимают, меня по роду деятельности и занимаемой должности нельзя смутить никакими письмами. Слишком много я их в своей жизни получал. А вот то, что обнажают эти письма, меня и впрямь смутило. Ибо обнажают они вопиющую дикость определенной части нашего политического класса. Дикость сразу в двух отношениях.
Во-первых, дикость в том, что многие наши политики, и в том числе политики-законодатели, не знают (или делают вид, что не знают?) основополагающих норм конституционного права. Между тем Н. Останина в своем письме настойчиво требует от меня грубо нарушить эти конституционные нормы. И потому я просто вынужден здесь напомнить, что:
- Конституционный суд рассматривает дела только по запросам перечисленных в Конституции органов власти, должностных лиц и граждан (ст. 125 Конституции Российской Федерации);
- Конституционный суд не вправе устанавливать и исследовать фактические обстоятельства, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов (ст. 3 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации");
- Судья Конституционного суда не вправе публично высказывать свое мнение о вопросе, который может стать предметом рассмотрения Конституционного суда (ст. 11 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации").
Во-вторых, есть в упомянутой мною дикости многих представителей нашего политического класса и другой еще более тревожный для меня аспект. Тот, который слишком очевидно выявляет немалая часть адресованных мне "возмущенных писем".
Эти письма выявляют какую-то потаенную криминальность сознания части нашего политического класса. Подчеркиваю - потаенную. Возможно, что этого не понимают сами авторы писем. Но это так.
Когда я говорю о потаенной криминальности, я не имею в виду ничего, хотя бы косвенно соотносящегося с расхожими обвинениями, которыми обмениваются сейчас наши политики. Я никогда не опущусь до этого и не понимаю, как можно вообще до этого опуститься. Не понимаю, как можно превращать политическую полемику в помойку, в особую разновидность пресловутого "компромата.ру".
Не понимаю я этого именно в моральном смысле слова. Я понимаю, как это устроено с точки зрения процедуры или, как теперь модно говорить, политтехнологии. Политик сначала нанимает пиарщика, специализирующегося на грязи, а потом… Как в народе говорят, "с кем поведешься, от того и наберешься". И даже если конкретный политик не нанимает конкретного пиарщика, это ничего не меняет. Дурной пример заразителен. Один политик поддался соблазну пиара, потом другой. Так что с технологической точки зрения все понятно.
Непонятно другое. Как люди, не лишенные чувства ответственности, могут отказаться от тормозов. Ведь они понимают, что в машине едут сограждане. Понимают - и сами ломают тормоза. Сами же нажимают на газ. Разве это не сродни безумию?
Ну, так вот… Когда я говорю о потаенной криминальности определенного контингента, то я имею в виду только одно. Криминал у нас нынче действительно очень моден. Модны криминальные телесериалы, криминальные фильмы, романы, песни. Усваивая определенные криминальные образцы, а также определенные криминальные рецепты достижения успеха, представители нашего политического класса постепенно усваивают и взгляд на вещи, свойственный криминалу. Я называю этот взгляд на вещи инструментальным.
Любой институт, любой человек, любой фактор, любой процесс для инструментальщика важны лишь постольку, поскольку они обеспечивают ему лично быстрый успех. Инструментальщик не понимает, что его успех не имеет цены, если он куплен ценой слома всего того, в рамках чего этот успех только и может что-либо значить.
Если инструментальщик купит успех, сломав институт судейства, институт права, - тогда что он получит в результате? То же самое, что получит боксер или футболист, разрушив спортивный арбитраж. Он получит неотличимость победы от поражения. Он получит превращение спортивного состязания в схватку диких зверей. Да, именно зверей, ибо вне состязательности, а значит, и судейства, не существует даже военная состязательность. Например рыцарская, где процедура судейства имела особое значение. А также и любая другая.
Когда говорят "бои без правил", имеют в виду отсутствие детально соблюдаемых регламентов состязательности. Но не регламентов вообще. Что будет со спортсменом, который в ходе боя без правил вытащит финку или автомат? Зачем нужна военная этика? Военная юриспруденция? Зачем нужна сама категория военного преступления? Для того чтобы смертельно враждующие люди остались все же людьми, а не превратились в зверей.
Угроза превращения человека в зверя - одна из самых страшных и постоянных угроз, нависающих над человечеством. Защищаясь от этой угрозы, человек выработал нормы и правила. Институт судейства - одно из слагаемых в том, что касается как выработки норм и правил, так и их соблюдения.
Достаточно изъять это слагаемое из нашей жизни, и прекрасный, хотя и несовершенный мир людей превратится в свою противоположность. В страшный мир испорченных, больных и бесконечно жестоких зверей. Ибо нормальный зверь тоже соблюдает правила, заданные ему законами природы. И в сообществе зверей всегда как-то следят за соблюдением этих правил. Слишком ясно всему живому, а уж тем более всему разумному и культурному, чем чревата потеря правил, потеря норм, потеря механизмов регулирования жизни сообщества.
Но криминализованное сознание этого не улавливает. Для обладателя такого сознания судья - это тот, кого надо "зарядить". То есть ангажировать, заставить теми или иными средствами принять не правовое решение, а решение, выгодное для того, кто судью тем или иным образом "зарядил". Спортсмен честнее, чем бандит. Лишь редкие презренные спортсмены станут подкупать или терроризировать судью, чтобы обеспечить себе спортивное преимущество. А обладатель "высокоразвитого" криминального сознания обязательно попытается "заряжать" судью. Он даже не может себе представить, что можно действовать по-другому. По его мнению, все судьи так или иначе "заряжены" кем-то. Если не бандитами, то банкирами. Если не банкирами, то властью.
Обладатель такого сознания в принципе не верит, что судья может действовать объективно. Он рассуждает иначе: "Если этот судейский гад не "заряжен" мною, значит, он "заряжен" моим противником".
Читая некоторые письма и открытые обращения в свой адрес, я вспоминаю не Берию и не Ежова. В конце концов чрезвычайные законодательства существовали во многих странах. Да и вообще - слишком много есть желающих спекулировать с очень грязными целями на изъянах советской действительности. Что же я вспоминаю? Замечательную пьесу советского драматурга Всеволода Вишневского "Оптимистическая трагедия".
Как там говорит вожак обвиняемому, помните? Он говорит, что последнее слово - это предрассудок буржуазного суда. Чего потом просит сам вожак, когда его начинают судить? Последнего слова, вот чего. Что ему отвечают? "Последнее слово - это предрассудок буржуазного суда". Вожак негодует. Еще бы! Ведь последнее слово, да и вообще все процессуальные "заморочки", связанные с институтом судейства, вожак считал ненужными до тех пор, пока он кого-то судил. А вот когда стали судить его, он немедленно завопил о необходимости соблюдения процедуры.
Вожак из пьесы "Оптимистическая трагедия" - не Берия, не Ежов, не Вышинский. Он - анархист. А попросту, конечно, бандит. Но, что важно подчеркнуть - бандит-беспредельщик, преклоняющийся перед специфической разновидностью анархизма. Той разновидностью, которая очень легко превращается в фашизм.
Даже обыкновенный бандит знает цену правилам. Пусть криминальным, но правилам. Ибо он обязан организовать хотя бы криминальную жизнь. И понимает: как только исчезнут хоть какие-то правила, жизнь кончится. Подчеркиваю, немедленно кончится. Не только общественная жизнь, а мало-мальски человеческая. Начнется оргия безумства, война всех против всех, истерика самопожирания.
Такое случалось в истории человечества. Нечасто, но случалось. Если мы допустим это у нас - а мы находимся сейчас в опасной близости к чему-то подобному, - крах России неизбежен. И потому, что такой процесс всегда приводит к социальной и политической катастрофе. И потому, что никто не станет равнодушно наблюдать за ее развертыванием на огромной богатейшей территории с гигантским потенциалом ядерного оружия.
Итак, глубокая криминализация бытия, порождающая такую же криминализацию сознания, - вот что лежит в основе негодования определенных политиков на "необъективность" судей. Логика тут, повторю, удивительно наивна и бесстыдна: если судья не "заряжен" оппозицией и не действует в ее пользу, то он "заряжен" кем-то другим и действует в его пользу. И понятно, кем другим, - властью.
Логика эта не только инфантильна. Она еще и саморазоблачительна. Ибо человек всегда оценивает других по тем критериям, которые задает самому себе. Достаточно выявить эти критерии, чтобы понять человека.
К сожалению, это свойственно отнюдь не только отдельным представителям КПРФ, обращающимся ко мне с наивно-саморазоблачительными открытыми письмами. Это же свойственно и представителям других партий. И тут нельзя все сводить к вышеописанной криминализации сознания. Это лишь один из факторов. Очень важный, но не исчерпывающий.
Второй фактор я уже назвал. Это заразительность "пиаровщины". Политик пользуется этим. Видит, как этим пользуются другие. Соблазняется. Теряет дистанцию между собой, как субъектом политики, и пиар-беспринципностью. И становится инструментальщиком. Тотальная инструментализация - страшная вещь. Что уж там судья, превращенный в инструмент твоего успеха... Тут и родную мать в инструмент превратишь, и ребенка, и все, что дорого… "Все на продажу"…
Оргия пиара и оргия дикого криминального капитализма подпитывают друг друга. Сводят с ума неустойчивого политика. Возникают самые неожиданные соблазны, весьма близкие к элементарному безумию: "А давай-ка я обращусь с открытым письмом аж к самому Председателю Конституционного суда! И привлеку к себе внимание. Глядишь, он мне ответит и еще больше внимания ко мне привлечет".
Это очень напоминает чеховский рассказ о том, как человек радовался от того, что "прославился". Герой рассказа не понимает, что не прославился, а опозорился. Для него вообще нет грани между славой и позором. Ему важно, что он в газету попал, что на себя чье-то внимание обратил. И в этом герой рассказа, написанного в XIX веке, очень современен. И даже политтехнологичен. Ибо именно политтехнологи все время внушают заказчику, что любой скандал есть средство саморекламы.
От всей души надеюсь, что народ наш сохраняет грань между честью и бесчестием. Что он выходит за рамки, задаваемые ему пиар-манипуляциями. И что именно после выхода за эти рамки начнется новая эпоха исторической жизни России.
Кому-то очень нужно, чтобы эта новая эпоха не началась. Или чтобы к моменту, когда эта эпоха может начаться, все извалялось в грязи или было забросано грязью. Тогда у России не будет героев, светлых воспоминаний, точек опоры, идеалов и нормативов. А не будет всего этого - так и истории не будет.
В мире есть очень много случайного. Искать во всем взаимосвязь - негоже. Может быть, это всего лишь случайность - то, что представитель КПРФ, обратившийся ко мне с разнузданным открытым письмом, был обласкан вице-президентом США господином Байденом. Может быть, повторяю, это случайность, а может быть, нет. Но не в этом главное.
Главное в том, что КПРФ - наиболее энергичный противник США, американского империализма, "ястребов", подобных Байдену. Казалось бы, ее представители должны отмежеваться от похвал Байдена. Но это было бы так лишь в случае, если сохранились понятия чести и норм. А если все инструментально? Тогда ведь не только суд превращается в инструментальное средство, но и высокое американское должностное лицо. Если это лицо работает на твой успех, то оно не может тебя не восхищать. И ты даже не можешь скрыть это восхищение. Не можешь понять, насколько оно обнажает несоответствие декларируемых принципов и конкретной политической практики.
Что нужно сейчас определенным силам, отнюдь не пекущимся о нашем благе? Им нужно любой ценой подорвать легитимность наших выборных процедур. Я вовсе не считаю эти процедуры совершенными. И даже не могу себе представить, как они могут оказаться совершенными в столь несовершенной действительности. Но я твердо знаю, что Конституционный суд будет стоять на страже Конституции, конституционной законности. Что никому не удастся ангажировать эту судебную инстанцию. И что если отсутствие ангажемента является причиной для обиды на суд, то пусть все сразу и обижаются.
Я действовал так в 1993 году. И буду действовать так всегда. И я всегда платил по счетам, понимая, чем оборачивается для меня отсутствие ангажемента. Я никогда не отказывался от собственных оценок и заявлений в последний момент. А ведь памятно, что КПРФ в последний момент перед самым расстрелом Белого дома поступила именно таким образом. Что в этом случае, к прискорбию моему, феномен двойных стандартов был слишком болезненно обнажен. Подчеркиваю, слишком болезненно для того, чтобы страна когда-нибудь об этом забыла.
Итак, представим себе, что Конституционный суд избегнет ангажементов, а общество убедится в том, что Конституционный суд объективен. Неужели непонятно, как это помешает тем, кто хочет дестабилизировать ситуацию в стране? А такие силы всегда есть. Что нужно сделать для того, чтобы облегчить дестабилизацию? Попытаться всеми средствами подорвать авторитет Конституционного суда. Волею судьбы, как мы видим, все работает в одном направлении - потаенная криминализация сознания, подверженность политтехнологическому безумию, внешний ангажемент. Но и не только это.
Есть еще один - как бы "идеалистичный" - фактор подстегивания дестабилизации. И действует он не впервые в нашей истории.
Чувство меры необходимо во всем. Даже в том, что касается пресловутого максимализма. Максимализм с его требовательностью прекрасен до тех пор, пока он не зашкаливает. Тогда он сразу превращается в свою противоположность. И, повторяю, это не впервые происходит в нашей, именно в нашей истории.
Доведенный до своей противоположности ультрамаксимализм заявляет: "Я - носитель абсолютного блага. А значит, мой противник - носитель абсолютного зла".
Сказал "А", говори "Б". Раз противник - носитель абсолютного зла, то юриспруденция омерзительна: "Эй, судья! Ты что, не понимаешь, в чем разница между нами? Нет! Видишь! Понимаешь! И - бездействуешь! А ведь мог бы проявить чуточку пристрастности. Ну, совсем чуточку! Судья, опомнись! Нельзя быть беспристрастным, когда речь идет о борьбе абсолютного добра с абсолютным злом. Проявляя в этом случае беспристрастие, ты становишься на сторону зла. А ведь в прошлый раз, помнится, ты встал-таки на сторону добра. То есть на нашу сторону. И заслужил тогда наш респект. Теперича не то, что давеча! Судья, действуй должным образом, или…"
Если все перечисленные факторы будут раскручивать политический процесс в описанном мною пагубном направлении, то очень легко доиграться. Подчеркиваю, ОЧЕНЬ ЛЕГКО. Ситуация отнюдь не так устойчива и одновариантна, как кажется. Вот почему я призываю и авторов отдельных писем, и заигравшуюся часть нашего политического класса опомниться. Вернуться хотя бы к спортивным нормам состязаний. А уж лучше бы - к культурным нормам вообще.
Понимая, что могу показаться старомодным, напомню еще и о народе, о любви к нему. Об общественном благе. О том, что политика - это конкуренция в вопросе об общественном благе, а не звериная борьба всех против всех и не поливание друг друга помоями.
Поверьте, забвение этого ни для кого не улучшит выборных результатов. Но - резко ухудшит ситуацию в стране. Народ вдруг может понять, что общественное благо всерьез не интересует политических конкурентов. Чем это чревато, памятно по нашей истории. Нельзя углублять и без того огромный разрыв между обществом и элитой. Это слишком опасно.
И именно понимание того, насколько это опасно, побудило меня к вышеизложенной философско-юридической аналитике. Ни на что другое в данный период я не имею права. Ибо не участвую в борьбе, а слежу за правилами. И буду следить за ними как в силу своего понимания профессиональных обязанностей, так и в силу своего понимания морального долга.
На моем столе - гора писем. В каком-то смысле вся боль страны рано или поздно адресуется именно нам - как высшей судебной инстанции. По известному печальному многовековому российскому правилу, очень емко сформулированному Федором Михайловичем Достоевским: "А коли идти больше некуда?"
Но одно дело, когда простые люди адресуют тебе свою боль, и ты вынужден откладывать в сторону их письма, ибо письма эти явным образом не по адресу. И другое дело, когда люди, называющие себя политиками, пытаются использовать Конституционный суд в своих банальнейших, примитивнейших политических целях.
Я много раз писал о том, что Россия по самым разным причинам не взяла правовой барьер. Что право в России так и не стало альфой и омегой нашего общественного бытия. Я не уверен, что при жизни своей дождусь столь желанного для меня стратегического перелома, дождусь момента, когда право будет поставлено на должный пьедестал. Но, выбирая для себя профессию судьи, я понимал, сколь трудной является борьба в России за абсолютный приоритет права. Я понимал, что мне удастся вложить лишь малую лепту в окончательную победу. И, понимая все это, я присягнул праву однажды и навсегда.
Но почему же так трудно у нас… Нет, даже не защитить право, а отстоять роль права в жизни общества вообще и в политической жизни в особенности? Потому что застит людям глаза. Всем людям вообще и политикам в первую очередь.
Что значит застит? Это значит, что как у отдельных политиков, так и у политических групп (или, как у нас сейчас любят говорить, "элит") нет умения и желания поставить во главу угла что-либо, кроме собственных примитивных сиюминутных интересов. Народ мудрее. Он понимает, что к сиюминутному все не сводится. И слагает соответствующие поговорки. "Не плюй в колодец, пригодится воды напиться", - гласит народная мудрость.
А наши презирающие и народ, и эту мудрость элиты фыркают: "А почему это, собственно, не плюй в колодец! У нас выборы. Мы знаем, что следующее ведерко зачерпнет противник. И почему бы нам тогда не плюнуть? Противник-то ведерко вытянет, а там того… Плевочек, знаете ли… Ха-ха…". Что-то в этом есть от смердяковщины, в которую с ужасом всматривался Достоевский, от бесовщины, им блестяще описанной.
Скажем же в столь ответственный момент "Сгинь!" бесовскому мороку. Ведь слишком дорогой ценой придется платить за безответственность не только нам самим, но и тем, кто только вступает в жизнь. Ведь и они имеют право на родину. Право на историческую судьбу. Конституционный суд стоит на страже и этих высших прав. Ибо суд - это не только процедура, это еще и смысл.