14.09.2011 23:30
    Поделиться

    Юрий Норштейн: Страна одичает, если мерилом культуры будут Киркоров и Билан

    В воскресенье на Первом канале ТВ состоится премьера документального фильма режиссера и сценариста Олеси Фокиной "Один", посвященного большому художнику Юрию Норштейну. Накануне он побывал в редакции "Российской газеты" на презентации нового фильма.

    Из монологов Юрия Норштейна в "РГ"

    О судьбе "Ленфильма"

    Вы знаете, что недавно Александр Сокуров с Алексеем Германом обратились к премьер-министру Путину, чтобы сохранили "Ленфильм", потому что землю в центре Санкт-Петербурга уже присмотрел какой-то деляга очередной, и студии не будет. А у нас ведь все меряют деньгами. И никто не понимает, что однажды мы придем к состоянию, когда болезнь зайдет так далеко, что мы не сможем вернуться обратно. Вот сейчас Сокуров и Герман должны пойти опять к Путину, а, может быть, к президенту. Теперь Сокуров с "Золотым львом", да и Герман вроде не последний человек в кинематографе. Вот мне интересно, выслушают их, поймут, что, если мы будем вне культуры, страна одичает, и мы не заметим этого одичания, у нас будут единственным мерилом культуры Филипп Киркоров, Дима Билан и Ксения Собчак.

    О безвременной скуке

    У меня был один друг, знакомый редактор, его уже нет в живых, невероятно умный, грамотный. Когда лежал в больнице, где его пытались лечить от алкоголизма, он на машинке печатал. Так вот он одну работу перепечатывал, где было написано: "Последнее, чего лишается алкоголик - профессиональных навыков". Он этого не замечает, но уже возврата обратного нет. Вот мы - страна, которая лишается профессиональных навыков. Это кажется безобидным, сейчас мы трубу провели, через трубу нам деньги капают, а то, что страна ничего не производит, то, что взвихряет тем самым алкоголизм, то, что люди не заняты, никого не волнует? У нас страна погибает в отсутствии перспективы, в отсутствии интеллектуального наполнения, когда руки тоскуют по труду. А у нас уже руки не тоскуют по труду.

    О паузах в "Шинели"

    Когда мне начинают говорить, мол, как так, ты с "Шинелью" столько? Я не с "Шинелью", я с жизнью столько. "Шинель" - это просто один из моментов. Я никому не смогу объяснить, что это такое. С "Шинелью" был кошмар, мы шесть месяцев проработали, на год остановили. Это было еще в 1981 году. Остановили по очень простой причине: Ермаш отказался платить кинооператору зарплату по высшей категории.

    Страна одичает, если единственным мерилом культуры будут Филипп Киркоров, Дима Билан и Ксения Собчак

    Но когда я имел дело с новыми властями, понял, что те были романтиками. Так вот эти остановки, эти паузы... Мы начали снимать, а у мамы моей инсульт. И пошло, и поехало. В течение пяти лет у нас было около двух лет перерыва. Но мы успели снять 20 минут с лишним. Потом пошел кошмар, когда восемь лет вообще ни одного кадра. Потом начали снимать - кончились деньги. Потом появились деньги, нам Сорос дал какую-то сумму, снова снимали. Когда обнаружили, что у нас искрит пленка, разобрали кинокамеры и увидели, что раздолбаи-конструкторы поставили в кассету пластмассовые ограничители. Если где-то не так, то весь колоссальный труд летит насмарку. Сегодня, конечно, снимают на цифру. А я не могу на цифру. Это изображение для меня не дышит. А пленка дышит, по-другому живет. Это вам скажет любой кинооператор. Я вижу, что пленка рифмуется со мной. Такая вот история.

     

     
    Видео: Сергей Минабутдинов

    О телевидении

    Что такое телевидение, мы знаем. И знаем, что там бывает все лучшее - ночью. Вот был юбилей Параджанова, был юбилей Лихачева - великого ученого. И все показывали после двенадцати! У нас любят Достоевского цитировать. Я тоже люблю. Пусть почитают "Великого инквизитора". Там же все есть. Как мы себя должны вести? Как просвещенные люди? Как люди, которые дошли до какого-то знания и должны передать его кому-то? Если сегодня мы будем продолжать разговаривать так: "А что сказал Дима Билан?" - мы просто кончимся. Мы представители великой литературы, великого искусства, великой философии. Куда мы все это девали?..

    О вреде

    чужих мыслей

    Человек должен умнеть. Я всегда говорю: задача должна быть на грани невыполнения. Тогда ты невольно тянешь весь свой состав - организм умственный, физический, чувственный - к необходимости заглянуть за ту черту, которую ты не можешь прагматически обозначить, но которую ты только чувствуешь как творческий человек.

    Я был наказан, и правильно, потому что мне казалось, что "Сказка сказок" такой тяжелый фильм, уже сложнее этого ничего не будет. А тут вдруг я попал в обстоятельства "Шинели" и думаю: так тебе и надо. Хотя "Шинель" совсем неслучайный фильм. Я об этом написал в книжке своей "Снег на траве". Гоголевская повесть была прочитана мной еще в отроческом возрасте, и то, что я не мог понять, я почувствовал. Я просто почувствовал ужас. Тут невольно вспоминаешь строчку Мандельштама:

    "И он лишь на собственной тяге

    Зажмурившись, держится сам,

    Он так же отнесся к бумаге,

    Как купол к пустым небесам".

    Ты даже не можешь это до конца сформулировать. Я очень хорошо знаком с гоголеведом Юрием Манном. Мне близка его позиция, его ощущение Гоголя. Но, как говорил Маяковский, "бойтесь пушкинистов". Так вот, я начал с Андрея Белого, почитал Мережковского, а потом вдруг отбросил все это и понял, что мне это не нужно, это все лишнее, это абсолютно бесполезное чтение. Ты попадаешь в мнимое пространство.

    О зрителях

    - Я никогда не думал о зрителе. Меня довольно часто обвиняли: ты делаешь фестивальные фильмы. Фильмы действительно появлялись внезапно и получали огромное количество премий. А уж "Сказка сказок" в 1984 году был назван лучшим фильмом всех времен и народов. Однако потом этот мультфильм стал вторым, а первым был назван "Ежик в тумане". Что касается "Шинели", я хочу понять, что случилось с Акакием Акакиевичем. Я знаю гоголевский текст, но для того, чтобы понять, что с ним случилось, я смотрю фотографии из концлагерей и фотографии, совсем не имеющие никакого отношения даже к "Шинели", хотя для меня это все значимо. Но при этом, делая "Шинель", думая о "Шинели", я держу в голове другой период безтягостных сносок. У меня в голове Книга Иова. И когда я говорю о "Шинели", я понимаю, что это не включенная в Священную книгу глава. Это для меня и есть притча в самом грандиозном смысле.

    О последователях

    На самом деле талантливые люди есть. Не просто есть, есть закон генетической устойчивости. Пока мы еще не дошли до такого состояния, когда алкоголизм может убивать генетику. И то генетика все равно сопротивляется. У нее есть свои защитные формы. Но у меня такое впечатление, что многие талантливые люди не понимают, что они могут в одиночестве не развиться так, как они могли бы развиться. "Нам говорит согласье струн в концерте, что одинокий путь подобен смерти". Пока не поймут, что нам нужно опять видеть друг друга, и видеть очень интенсивно, как в творческом сообществе, мне кажется, что мы не будем возвышаться.

    от первого лица

    Олеся Фокина, режиссер фильма "Один":

    - Норштейн творит все время, потому что живет в мире творчества. Спрашивать о том, почему он так долго не заканчивает "Шинель", - это вульгарный подход к художнику такого масштаба. А почему мы должны все понимать? Он не из тех, кто знает, о чем будет их творение, но из тех, кто знает что-то недоступное нам и двигается вперед.

    ...Я не удивлюсь, если Норштейн не закончит этот фильм, потому что он не нанизывает одну картинку на другую, эпизод за эпизодом, а просто констатирует факт: "Олеся, я не могу понять Башмачника. Я делаю эпизод на две минуты, а он у меня растянулся на 15, потому что я должен был побиться о каждый угол на Невском, постукаться, поскользнуться на каждой мостовой, и только тогда я пойму". С точки зрения обычного среднестатистического зрителя, это абсурд. С точки зрения художника, это его путь понимания мира.

    Мне довелось наблюдать Норштейна в сокровенном состоянии общения с любимым домом, в котором никого из родных уже нет. Он пришел в свой покинутый дом, трогал вещи, гладил портреты жены и детей, мебель, которую когда-то сделал своими руками. Какой красивый, обжитой, уютный, наполненный абсолютной любовью дом.

    Это был единственный эпизод, который снимала я сама. Я плохо видела в глазок камеры, потому что плакала. Вся жизнь Норштейна представилась мне по-другому. Второй сильный эпизод - это общение великого мультипликатора с сыном, те потрясающие высокие слова, которые он нашелся сказать о нем: "находится в гармонии с собой", после которых я сама почувствовала примирение с миром.

    И еще поняла, что у Юрия Борисовича этого примирения нет. Он совсем не черствый, просто все, до чего он дотрагивается, делает в полноте. Меня тронули и отношения Норштейна с подругой детства - Галей, которая все лето вышивала ему скатерть, а сейчас перенесла тяжелый инфаркт. Фильм оброс очень многими человеческими вещами, которые мне безумно дороги. Он живой и прекрасный, наш с вами Норштейн!

    Досье "РГ":

    Юрий Норштейн - автор знаменитых фильмов "Ежик в тумане", "Сеча при Керженце", "Лиса и заяц", "Журавль и цапля".

    В 1984, по результатам международного опроса, проведенного Академией киноискусства совместно с Голливудом, его фильм "Сказка сказок" был признан "лучшим анимационным фильмом всех времен и народов". К этому моменту режиссер уже три года работал над "Шинелью". Работа продолжается и сейчас.

    Интервью с Олесей Фокиной

    Поделиться