Поделиться
Единственную премьеру нынешнего сотого Вагнеровского фестиваля в Байройте - "Тангейзер" приняли в штыки и критика, и публика. Провокативный спектакль, оперирующий католическими, социальными, а также философским категориями, поставили берлинский режиссер Себастиан Баумгартен и сценограф из Нидерландов Юп ван Лисхaут.
Стоит заметить, что эта премьера "Тангейзера" поставила жирную точку в сознании той части байройтской публики, которая все еще надеялась, что после скандальных "Нюрнбергских мейстерзингеров", поставленных Катариной Вагнер, и прошлогодней премьеры "Лоэнгрина", где немецкий режиссер Ганс Нойнфельс переместил действие из Брабантского королевства в крысиную лабораторию, проводящую испытания с целью производства из грызунов мужчин и женщин - подданных королевства ("Мертвые души" Гоголя отдыхают), - все-таки экспериментам будет положен конец. Однако новый "Тангейзер" закрепил движение к радикальным изменениям, представив на этот раз на сцене гигантскую промышленную инсталляцию, иллюстрирующую работу фантасмагорического цеха по переработке отходов человеческой жизнедеятельности, конкретно - экскрементов в алкоголь.
Многоуровневая сложная система цистерн, баков, пронумерованных труб и шлангов, "новая" публика, следящая за происходящим из рядов, заполнивших боковые порталы, цилиндрической формы клетка, выезжающая из дауна - нижнего этажа, набитая вертлявыми человекоподобными существами, беспрерывно совокупляющимися (метафора мира Венеры), - все это художник Юп ван Лисхaут, известный москвичам по инсталляции "Город рабов", показанной на Третьей биеннале современного искусства, называет условно "Cистема Вартбург". Правда, вопрос, в какой части этой Системы идет коммуникация с вагнеровской музыкой, повествующей не о социуме, а о сокровенной дилемме человеческой природы: плотского и духовного начал, реализующихся в любви, остается нерешенным до конца спектакля.
В нагрузку к сценической инсталляции беспрерывно работает видеопроектор, еще более дистанцируя и без того далекие от Вагнера сценические аллюзии режиссера Себастиана Баумгартена: здесь и безликие арбайтеры, обслуживающие Вартбургскую систему, и отталкивающая Венера с огромным беременным пузом, окруженная "языческой" массовкой (в проекции на экране подозрительно похожее на Венеру женское лицо, обрамленное золотыми лучами, реанимирующее в сознании христианский образ мадонны), и Тангейзер, появляющийся на сцене в трусах: его битва с собой должна быть конкретной - свободная любовь в "клетке" Венеры или победа одухотворенной любви к Элизабет. Впрочем, авторы спектакля формулируют выбор Тангейзера абстрактно - между аполлоническим и дионисийским. Но такой выбор их герой не в состоянии осуществить.
Спектакль буквально трещит по швам от псевдоинтеллектуальных замашек постановщиков, создавших Систему, где под музыку Вагнера перекачиваются жидкости, экран беспрерывно пестрит то рентгеновскими иллюстрациями внутренностей человека, то подозрительным лицом венерианской мадонны, то движениями обнаженной женщины, занимающей непринужденные позы. Элизабет в спектакле прокалывает ножом свои ладони, истекая "стигматной" кровью за то, что Тангейзер воспевает утехи Венеры. Сам Тангейзер бросается в контейнер с надписью "Рим 4501" (метафора оруэлловского толка), выходя оттуда преображенным - лысым и сбрившим бороду. Венера выносит на сцену рожденного младенца. Мир, видимо, очищается новой плотью, а не воспитанием духа.
В ответ на это из зала вновь несется дружное "Бу-у-у!". Но музыкальная версия нового "Тангейзера" представлена как уникальная: дирижер Томас Хенгельброк создал для спектакля эксклюзивный вариант партитуры, восстановив по факсимильной копии вагнеровского манускрипта более поздние купюры. На одном дыхании, в стремительном темпе он провел весь спектакль, захватив и динамичными ансамблями, и резко сфокусированным четким звуком оркестра, лишенным, правда, вагнеровской "чувственности".
Зато спектакль спровоцировал давно назревшую в Байройте дискуссию, намеченную на последние дни фестиваля: почему именно опера способна вызывать столь крайние эмоции и почему вагнерианцы оказываются такими в высшей степени страстными в отстаивании верности и преданности написанному композитором произведению?