02.07.2011 12:50
    Поделиться

    Борис Тихомиров: Сериал "Достоевский" - драма нереализованных возможностей

    Весь 2011 год проходит под знаком юбилеев, связанных с именем Федора Михайловича Достоевского. 9 февраля отмечалось 130 лет со дня смерти великого писателя, 11 ноября будет праздноваться 190-летие со дня его рождения, 4 мая отметил 30-летие Дом-музей Ф. М. Достоевского в Старой Руссе, а 13 ноября исполнится 40 лет Литературно-мемориальному музею писателя в Санкт-Петербурге. Кроме того, 140 лет назад началась публикация романа "Бесы", а 150 лет назад вышел первый номер журнала "Время", в котором началась публикация романа "Униженные и оскорбленные".

    Казалось, что долгожданная премьера сериала "Достоевский" станет ярким и гармоничным аккордом в череде юбилейных празднеств. О том, почему литературоведы не оценили подарок телевизионщиков, рассказывает заместитель директора по научной работе петербургского Литературно-мемориального музея Ф. М Достоевского, президент Российского общества Достоевского, доктор филологических наук Борис Тихомиров.

    Российская газета: Борис Николаевич, с сериалом "Достоевский" произошел любопытный парадокс: не собрав у экранов большой зрительской аудитории, фильм, тем не менее, вызвал шквал критических откликов, не затихающих до сих пор. Причем исследователи творчества писателя практически единодушно предъявили сериалу Владимира Хотиненко достаточно хлесткие обвинения: "духовно-нравственная диверсия", "культурное преступление"... Вы как автор экспертного заключения на сценарий этого сериала тоже считаете, что фильм заслуживает таких пощечин? Какова ваша оценка этой работы?

    Борис Тихомиров: Вначале я хотел бы объясниться, чтобы меня не посчитали самозванцем. В некоторых отзывах о сериале "Достоевский" я назван консультантом этого фильма. Но это не так.

    У сериала, если судить по титрам, вообще не было консультанта - ни литературоведа, ни историка. Я же писал лишь экспертное заключение на сценарий, тогда, когда съемки еще не начались, когда еще предполагалось, что снимать фильм будет не Владимир Хотиненко, а другой, тоже весьма известный режиссер. Заключение мое - объемом, кстати, более ста страниц - было резко отрицательным.

    В сценарии оказалось столько вранья, путаницы, нелепостей и откровенного невежества (как по части биографии Достоевского, так и вообще отечественной истории), что возникало впечатление (конечно же, речь идет только о моем субъективном впечатлении), что его писал не маститый сценарист Эдуард Володарский, а литературные "рабы", и что мэтр не удосужился даже пройтись по их работе "рукою мастера".

    Об этом своем впечатлении я без обиняков сообщил и первому режиссеру-постановщику, и сменившему его Владимиру Хотиненко, прямо заявив, что сценарий, по-моему заключению, совершенно безнадежен.

    Тогда же мною было поставлено категорическое условие, чтобы моего имени ни в коем случае не было в титрах фильма. И я очень признателен Владимиру Ивановичу, что он с пониманием отнесся к моей просьбе.

    РГ: Борис Николаевич, а первый режиссер, который планировал снимать фильм до Хотиненко, отказался снимать из-за вашего отрицательного заключения?

    Тихомиров: Нет, там были совсем другие причины, финансовые. Насколько я знаю, продюсеры не смогли договориться с заказчиком: смета сериала была урезана вдвое, начавшиеся досъемочные работы приостановлены, съемочная группа распалась... Тогда было впечатление, что сериал "приказал долго жить". Но спустя несколько месяцев мне сообщили, что фильм будет снимать Владимир Хотиненко, и была назначена наша встреча с режиссером.

    РГ: Если ваше экспертное заключение было известно авторам фильма задолго до начала съемок, почему к нему так и не прислушались? Почему Хотиненко все-таки взялся за эту работу?

    Тихомиров: Ну, этот вопрос не ко мне, а к самому режиссеру. Я же могу только высказать свои предположения.

    Полагаю, что здесь была не одна, а целый комплекс причин. И первая из них, думаю, это азарт большого художника. А Владимир Хотиненко, бесспорно, большой художник. И он исходил из убеждения, что фильм о Достоевском необходим нашему кинематографу, что он может быть интересен и важен зрителю и что он, Хотиненко, может его снять.

    Взявшись за этот сценарий, режиссер - а я могу об этом судить объективнее сторонних критиков - предпринял титанические усилия в попытках спасти то, что, по моему глубокому убеждению, невозможно было спасти.

    Я смотрел сериал как бы двойным зрением, разводя сценарную основу фильма и то, что сделал Хотиненко. Там, где режиссер сумел освободиться от "пут сценария", он - вместе с замечательными актерами - создал немало эпизодов, которые великолепно смотрятся. Но целое - увы! - принадлежит сценаристу, это "Достоевский от Эдуарда Володарского".

    И для меня этот сериал - драма нереализованных возможностей. Владимир Хотиненко в сотрудничестве с Евгением Мироновым, Чулпан Хаматовой и другими актерами, сыгравшими в фильме, вполне мог бы по иному сценарию снять первоклассную ленту о Достоевском - писателе, мыслителе и человеке.

    РГ: Борис Николаевич, вы сказали о "титанической работе Хотиненко по спасению фильма". Нельзя ли поконкретнее?

    Тихомиров: Ну, во-первых, переводя литературную основу Володарского в режиссерский сценарий, Хотиненко буквально вычистил "Авгиевы конюшни".

    Без преувеличения, процентов девяносто жуткого вранья, нелепостей и бессмыслицы, имевшихся в исходном сценарии, он исключил из фильма. Причем надо знать, что ошибки, ляпсусы и несообразности присутствовали в тексте Володарского буквально на всех уровнях, сверху донизу: и в деталях, и в логике поведения персонажей, и в отдельных сценах, и в композиции эпизодов.

    Скажем, в 7-й серии был эпизод, когда в 1868 году Достоевский в Дрездене встречает Аполлинарию Суслову с ее молодым мужем Василием Розановым. Мало того, что молодой Розанов женится на Суслихе лишь в декабре 1880 года и в 1868 году ему еще было только 12 лет, так у Володарского вдобавок они давно знакомы с Достоевским, общаются на "ты", и в пылу спора Достоевский цитирует на память статьи Розанова, написанные в начале XX века!

    Был также эпизод, когда в 1856 году (!), в Семипалатинске, Достоевский с Врангелем обсуждают "нынешнее освобождение крестьян", и сценарист заставляет писателя произносить текст из его статьи 1873 года: "Все реформы нынешнего царствования есть прямая противоположность реформам Петра..." и так далее. Хотя и школьники знают, что "нынешнее освобождение крестьян" произойдет лишь спустя пять лет после этого разговора, в 1861 году.

    Или, скажем, - верх бессмыслицы! - в сценарии Анна Григорьевна стенографирует рукописи Достоевского.

    РГ: Но ведь известно, что жена Достоевского была стенографисткой. Они и познакомились, когда Анна Григорьевна пришла к писателю для стенографической работы над "Игроком".

    Тихомиров: Верно. Но совместная работа Достоевского и Анны Григорьевны строилась так. Писатель, как правило, ночью (он обычно работал до 3-4 часов утра) делал черновые заготовки, наброски, условно говоря, "полуфабрикаты". А днем он диктовал жене связный текст, во многом импровизируя на ходу, лишь используя свои ночные "брульоны". Затем (ровно наоборот, чем это выглядит в сценарии) Анна Григорьевна расшифровывала свои стенограммы. Достоевский правил расшифрованный текст: что-то вписывал, что-то вычеркивал, изменял. Жена вновь перебеляла получившийся черновик. И так создавался окончательный текст.

    А вот на кой бес надо было стенографировать рукописи Достоевского, трудно даже предположить! И главное: а что дальше они делали с этой стенограммой? Для чего она предназначалась? Полный абсурд!

    РГ: Борис Николаевич, но ведь десять-то процентов несообразностей сценария, по Вашей оценке, все же осталось в фильме? Например, мешок, который надевают Достоевскому на голову в сцене казни на Семеновском плацу?

    Тихомиров: Что касается мешка, то, мне кажется, критики в своих упреках слишком преувеличивают значение этой детали. Известна пушкинская максима, согласно которой судить художника надо по законам, им самим над собою поставленным.

    В отличие от Эдуарда Володарского, Владимир Хотиненко знал, что Достоевскому мешок на голову не надевали. Но он снимал не иллюстрацию к школьному учебнику истории. Принимая такое решение, режиссер руководствовался чисто художническими задачами.

    "Бытие только тогда начинает быть, когда ему грозит небытие", - написал Достоевский. Главное, что произошло в судьбе писателя на Семеновском плацу, - это встреча с небытием, острейшее переживание его ледяного мертвящего дыхания. И затем, наоборот, переживание предельной полноты бытия, "нового, необъятного ощущения вдруг прихлынувшей полной и могучей жизни", когда прозвучали слова об отмене приговора. В поисках возможностей выразить все это на экране Хотиненко и принял решение с мешком.

    Я бы, наверное, снял это иначе, но совсем необязательно в точном соответствии с буквой школьного учебника. Однако я не режиссер.

    РГ: Борис Николаевич, значит, тактичные отступления от исторических фактов для усиления художественной выразительности и драматургической напряженности Вы все-таки допускаете? Может быть, то, что вменяют в вину Эдуарду Володарскому, в сценарии преследует именно творческие цели?

    Тихомиров: В дискуссии о мешке я уже высказал свою позицию. Уточню еще некоторые пункты.

    В спорах, развернувшихся вокруг сериала "Достоевский", не однажды высказывалось мнение, что филологи, жестко критикующие фильм, судят чересчур узко, рабски цепляясь за свидетельства документальных источников, и не учитывают специфических законов претворения исторической фактологии в художественный образ.

    Нас всех как будто хотят уподобить тому зрителю, который, будучи специалистом-медиком, сделал критическое замечание по поводу замечательной игры Чулпан Хаматовой: "Туберкулезники так не кашляют".

    Смею заверить: мы, филологи, штудировали в университете "Поэтику" Аристотеля, пояснявшего, что, в отличие от историка, художник "говорит не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, то есть о возможном - по вероятности или по необходимости".

    Больше того, прибавлю от себя, в историческом факте как таковом часто присутствует элемент случайности, поэтому художественный вымысел может зачастую оказаться даже истиннее, чем скрупулезно воссозданный документальный источник.

    Но можно посмотреть и с другой стороны: я убежден, что, принимая те или иные творческие решения, вступая в область художественного вымысла, сценарист или режиссер историко-биографического фильма обязаны безукоризненно знать фактическую сторону дела, хотя и не должны слепо ее копировать. Но вот именно знания дела и не обнаруживается в сценарии Эдуарда Володарского. Да и не только "дела", но и элементарных, азбучных сведений. В сценарии, например, черным по белому было написано, что Достоевский встречается с Соней Круковской в Петербурге, в Нескучном саду. Каково?! Подобную "небрежность" можно допустить только при совершенно наплевательском отношении к делу, за которое взялся.

    И в этой связи вновь вернусь к пресловутому мешку. Ведь, в отличие от режиссера, сценарист и по сей день свято убежден, что мешок-таки был надет на голову Достоевского в действительности. Возражая на упрек Людмилы Сараскиной, известного специалиста по творчеству писателя, Володарский по крайней мере дважды в разных интервью яростно восклицал: "Какая глупость, какой идиотизм! Как будто важно, в какой тройке Достоевский шел - главное, что ему мешок на голову надевали!"

    Сценарист даже не понял суть упрека, а Сараскина лишь процитировала письмо самого писателя брату, написанное сразу же после Семеновского плаца, где сообщалось, что Достоевский с эшафота наблюдал, как трех его товарищей, надев им мешки на голову, привязали к столбам и как уже были подняты ружья, целившиеся им в грудь. "Я стоял (на эшафоте. - ред.) шестым, вызывали по трое, следовательно, я был во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты". Да и мудрено было Эдуарду Володарскому понять, о чем идет спор, если в его сценарии (буквально!) столбы стояли на эшафоте, а петрашевцев привязывали к столбам чуть ли не всех скопом.

    Что же касается художественного вымысла как средства создания выразительных драматургических ситуаций, то последних в сценарии Володарского как раз не переизбыток, а дефицит. И в фильме видно, что замечательному актеру Евгению Миронову очень часто не хватает именно драматургии. Поэтому в своей игре, не находя должных опор в сценарном материале, он не однажды использует опыт исполнения роли князя Мышкина в сериале, снятом Владимиром Бортко, "соскальзывая" на жесты, мимику, интонации героя из сериала "Идиот".

    С другой стороны, сплошь и рядом, когда Эдуард Володарский прибегает к "художественному вымыслу" для заострения драматической коллизии, результат получается, мягко говоря, сомнительный. Приглашаю ваших читателей самостоятельно оценить качество его творческих решений на таком примере. Русский купец-спекулянт Федор Тимофеевич Стелловский, в кабалу к которому чуть было не попал Достоевский, был превращен сценаристом в еврея М. А. Стелловского. В чем цель такой метаморфозы? Она потребовалась сценаристу, чтобы приписать Достоевскому следующую реплику (в пору предельного напряжения работы писателя над "Игроком"): "Негоже россиянину Достоевскому перед жидовином Стелловским сдаваться!" А потом еще несколько раз обыграть этот "мотив".

    Не берусь оценивать такой ход сценариста по части "драматургии", но что это явное дурновкусие, если не прямая провокация, не вызывает сомнений! Почти всю подобную ахинею Хотиненко из сценария вычистил.

    РГ: Но может быть, в этой "титанической работе" по устранению из фильма биографических и исторических нелепостей режиссер с водой выплеснул и ребенка? Отводя от себя упреки в том, что в фильме нет Достоевского - великого художника и мыслителя, Эдуард Володарский в одном из интервью обвиняет Хотиненко, что тот сместил акценты в сторону частной жизни писателя, уделив чрезмерное внимание его отношениям с женщинами. А в сценарии, мол, был и художник, и мыслитель, да режиссер все это "вымарал".

    Тихомиров: Вновь должен возразить на заявление сценариста. Володарский таким образом просто пытается "сделать хорошую мину при плохой игре", перенести "с больной головы на здоровую".

    В самом начале своего экспертного заключения я делал обобщающий вывод. В сценарии Достоевский интересует автора исключительно как каторжник, эпилептик, азартный игрок и сексуально озабоченный тип. Когда в последние годы, после возвращения из Европы, все это: и каторга, и рулетка, и сложности в отношениях с женщинами, - остается позади, у Достоевского устанавливается стабильная семейная жизнь, он не подходит к игорному столу, реже становятся припадки, а главное, он достигает вершин своего творчества, создает великие романы: "Бесы", "Подросток", "Братья Карамазовы" - и сценарист явно утрачивает интерес к своему герою, и последнему десятилетию жизни писателя уделяет одну неполную серию.

    Причем этот пример с последней серией просто наиболее показателен, но сказанное относится и к сериалу в целом. Например, из сценария выпал целый год пребывания Достоевских в Италии (с 1868 по 1869). Из Швейцарии они почему-то едут не в Милан (и затем во Флоренцию), а возвращаются назад в Дрезден. Почему? Да потому, что в Италии не было рулетки, и Достоевский не играл (а из Дрездена ездил в Гомбург и Висбаден, благо, рядом). А раз не играл, значит, для сценариста этот год лишен какого бы то ни было интереса!

    Хотя именно в это время идет напряженная работа над великим романом "Идиот". О чем, кстати, во Флоренции можно прочитать на мемориальной доске, установленной на доме, где жил Достоевский.

    И точно так же из последней серии в сценарии "выпали" "Братья Карамазовы", лишь однажды вскользь, скороговоркой упомянутые. Почему? Опять - неинтересно! А ведь создание "Карамазовых" - это художнический подвиг Достоевского.

    Почему, кстати, Хотиненко и вынужден был "остановить" сериал на 1878 годе. Не дописывать же ему было за Володарского целую эпоху в жизни писателя - эпоху работы над уникальным романом, единственным по масштабу и глубине постановки вопросов человеческого бытия во всей мировой литературе.

    РГ: А как же "Великий инквизитор"? Разве его не было в сценарии?

    Тихомиров: "Великого инквизитора" вычеркнули из сценария еще до Хотиненко. Уже первый режиссер-постановщик не посчитал возможным оставлять этот материал в фильме, и Хотиненко лишь согласился с решением своего предшественника.

    При чтении сценария возникает впечатление, что "Великий инквизитор" - это заранее приготовленный Володарским "громоотвод", необходимый исключительно для того, чтобы потом возражать оппонентам - что сценарист сейчас и делает - на упреки в том, что в сериале обойдены вниманием величайшие творческие свершения Достоевского.

    Володарский просто-напросто взял текст знаменитой поэмы Ивана Карамазова, разрезал его на дюжину фрагментов и механически прослоил ими свой сценарий от начала до конца. Это была явная имитация творчества, чисто формальный ход, вызывающий впечатление искусственности и навязчивости. Поэтому уже когда мне передавали сценарий на экспертизу, то специально отметили, чтобы на эти фрагменты я не обращал внимания: их в фильме не будет.

    Были, впрочем, в сценарии еще два-три эпизода, когда Достоевский вдруг, неожиданно, заводил речь, например, о "Христе и истине", шпаря наизусть цитаты из своего знаменитого письма 1854 года, - то в разговоре с женой, то размышляя про себя, сидя в купе поезда, везущего его в Висбаден, на рулетку. Но они были так же неорганичны, звучали резким диссонансом по отношению ко всему окружающему сценарному материалу. И режиссер, естественно, тоже вынужден был от них отказаться.

    РГ: Но с "Великим инквизитором" и другими подобными эпизодами из фильма ушли и религиозные искания Достоевского?

    Тихомиров: Вот именно! Ушли бесследно! И это лишнее подтверждение того, что в сценарной ткани фильма не было Достоевского - писателя и человека, которого всю жизнь "Бог мучил", отразившего в своих произведениях, в своих героях острейший кризис религиозной веры современной ему эпохи и напряженно, мучительно искавшего пути спасения для сбившегося с истинных путей человечества. Стоило лишь изъять подобные художественно инородные вставки, и вся религиозная проблематика испарилась, как будто ее и не бывало! Потому что задача создания образа Достоевского - величайшего христианского художника и мыслителя - не решается механическими "врезками" в сценарий плохо переваренных цитат из его текстов.

    Да и откуда было взяться в сценарии Достоевскому-христианину? Сам писатель не однажды заявлял: "Я происходил из семейства русского и благочестивого. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства". А у Володарского был эпизод (так называемый "флэшбэк", воспоминание взрослого Достоевского о своем детстве), когда пьяненький отец писателя заявлял: "А я вот чтой-то не видал ни разу и не восчувствовал - ни Бога, ни черта! Стало быть, нету? Нету Бога, и все тут!" А затем резюмировал: "А если он есть, что ж он до сих пор не покарал меня, ась?". Вот она, религиозная проблематика по Володарскому! Слава Богу, в фильме Хотиненко этот эпизод тоже опущен.

    РГ: Борис Николаевич, но может быть, спасая фильм, Хотиненко должен был восполнить пробелы и провалы сценария и дописать необходимые эпизоды, вводящие в картину отсутствующие стороны личности Достоевского - художника и человека?

    Тихомиров: Это опять вопрос не по адресу. Но я могу поделиться на этот счет своими наблюдениями. Совершенно не знаю, в какие условия был поставлен в работе над сериалом Хотиненко, какие права и обязанности прописаны в его контракте с заказчиком. Но укажу на один немаловажный факт: в качестве сценариста в титрах фигурирует лишь Эдуард Володарский.

    Хотиненко не только не выступает в качестве со-сценариста, но даже распространенная формулировка "при участии", которая нередко используется, чтобы обозначить "вторжение" режиссера в литературную основу фильма, здесь отсутствует.

    В то же время Хотиненко не только устранил из сценария огромное количество безобразия, вранья и нелепостей, но, с другой стороны, придумал и ввел в фильм целый ряд весьма выразительных сцен. Могу утверждать, что им придуманы наиболее тонкие по своему рисунку эпизоды. Например, когда Соня Круковская - Лиза Арзамасова - играет Бетховена для своего кумира Достоевского, а он уединяется за ее спиной с ее старшей сестрой Анной для любовного объяснения - эпизод, взятый из воспоминаний Софьи Ковалевской.

    Или когда в Бадене после выигрыша Достоевский прячет золотой в щель скамейки, а потом, спустя четыре года, после катастрофического проигрыша находит его и вновь идет на рулетку.

    Мне лично очень нравится эпизод, также придуманный Хотиненко, в котором квартальный надзиратель, надеясь на вознаграждение, приносит Стелловскому рукопись "Игрока", а тот (в замечательном исполнении Романа Мадянова) восклицает: "Ну и болван же ты, братец! Без ножа зарезал!" Этот колоритный эпизод сделан точно "по Аристотелю": нет ни одного источника, свидетельствующего, что это было именно так, режиссер воссоздает не документальный факт, а разворачивает художественный вымысел, но смотрится эпизод как достоверная реальность.

    Эти примеры можно еще и еще продолжать, но в подавляющем большинстве случаев Хотиненко дописывал те или иные эпизоды в пределах фабульных линий, изначально присутствовавших в сценарии, и за единичными исключениями не предлагал новых сюжетных решений, новых тематических ходов. То есть почти всегда оставался строго в сфере компетенции режиссера, чья задача - художественно реализовать задания, заложенные в сценарии, и практически не заступал на территорию, где начинается компетенция сценариста.

    Таким образом, для меня очевидно, что режиссер был ограничен в возможностях тотальной переработки сценария некими установками (хотелось бы знать, какими), не позволившими ему в полной мере подчинить литературную основу фильма своему художническому видению. И об этом можно только сожалеть.

    РГ: Борис Николаевич, многие критики сходятся в том, что именно работа Евгения Миронова мешает назвать сериал провальным. Вы согласны с этим? И как Вы оцениваете другие актерские работы?

    Тихомиров: В том-то и дело, что в фильме собран замечательный актерский ансамбль! И когда видишь на экране классную работу актеров, с чувством острого сожаления сознаешь, что это мог бы быть превосходный фильм - если бы не те причины, о которых мы уже говорили.

    Особо я хотел бы выделить изумительную игру Чулпан Хаматовой в роли Марии Дмитриевны. Она играет гораздо выразительнее, богаче, тоньше, чем это написано в сценарии. У ее героини своя, внутренняя, не "володарская" драматургия. Тут подлинная драма, которая не может не вызвать сочувствия у зрителя. Обаяние игры актрисы таково, что, хотя, согласно источникам, первая жена Достоевского рисуется несколько иной, я теперь представляю себе Марию Дмитриевну только в облике Чулпан.

    Очень трогательно сыграла пятнадцатилетнюю Соню Круковскую начинающая актриса Лиза Арзамасова. Вообще мне представляется, что эпизод с Круковскими - наиболее безупречно сыгранная и срежиссированная часть сериала.

    Достойна сочувственного упоминания и тихая игра Аллы Югановой в роли Анны Григорьевны Достоевской.

    Я даже принимаю Аполлинарию Суслову в исполнении молодой актрисы Ольги Смирновой, хотя знаю, что к ее героине критики предъявили немало претензий. Во всяком случае, когда видишь ее на экране, как-то живо воображаешь, как в 1880-е годы реальная Суслиха будет "гнобить" молодого Василия Розанова, ставшего ее мужем.

    Что же касается Евгения Миронова, то его внутренняя борьба со сценарием Эдуарда Володарского заслуживает бесспорного уважения. Однако чуда не произошло, того чуда, которое этот замечательный актер сотворил, исполнив роль князя Мышкина в сериале по роману "Идиот". Ибо здесь задача перед актером стояла качественно иная, неизмеримо более сложная. Попробуй-ка изобрази великого художника, гениального мыслителя, если сценарист заставляет тебя произносить идеологические трюизмы, говорить в стилистике, совершенно чуждой подлинному Достоевскому!

    Лев Толстой употреблял выразительное словечко - "полюблять". Если им воспользоваться, то можно сказать, что огромной заслугой Евгения Миронова (и режиссера Владимира Бортко) явилось то, что в сериале по роману "Идиот" они заставили миллионы зрителей "полюблять" князя Мышкина. Увы! Сериал "Достоевский" зрительской любви к его заглавному герою не добавил.

    РГ: Писатель и публицист Дмитрий Быков сказал, что снять фильм о Достоевском - слишком масштабная тема, для решения которой сегодня в России просто нет режиссеров. Дескать, есть риск надолго отвадить зрителя от Достоевского. Неужели и впрямь не найдется никого, кому была бы по силам эта творческая задача?

    Тихомиров: В словах Дмитрия Быкова есть своя правота. Но мне кажется, он судит слишком категорично. Да, навряд ли сегодня возможен художественно полноценный сериал о Достоевском, охватывающий десятилетия жизни великого писателя. Но фильм, концентрирующийся вокруг того или иного эпизода биографии художника, тонко и с пониманием дела выбранного, думаю, вполне возможен. Я уже говорил, что есть выразительные сцены и в сериале Владимира Хотиненко и что этот режиссер с этими актерами вполне могли бы - на другом сценарном материале - сделать прекрасный фильм о Достоевском.

    Кстати

    2 июля в Северной столице во второй раз пройдет День Достоевского. Главная цель этой общегородской акции - сохранение памяти и наследия Ф. М. Достоевского, соединение имени великого писателя с главным городом его жизни и творчества. Время проведения мероприятия выбрано не случайно - именно в первых числах июля начинается действие в романе Достоевского "Преступление и наказание".

    Петербуржцев и гостей города в этот день ждут костюмированные экскурсии, лекции, спектакли, кинопоказы, выставки, флэшмобы и многое другое.

    Поделиться