Исторические романы любят писать все: и реалисты, и фантасты

Наша планета кажется необъятной - столько на ней живет людей и целых народов со своей уникальной культурой. Если обернуться в Прошлое, то можно выбрать Историю на любой вкус - например, повествование о легендарных подвигах самураев или бесстрашных альбигойцах. Но людям все равно на Земле тесно, и герои фантастических историй (сюжетов) отправляются в Космос…

За частоколом

Вышедшая в серии "Библиотека мировой истории" книга Уильяма Дила "Япония. Средние века и начало Нового времени" (Вече) является превосходным энциклопедическим справочником, в котором простым и доступным языком описан почти семивековой период в японской истории, с 1185 г. (начала периода Камакура) до 1868 г. (конца периода Токугава), который принято считать японским Средневековьем и началом Нового времени.

Чем отличался японский феодализм от европейского? "Вассалы в Японии являлись не владельцами земельных участков, но скорее служащими, действовавшими от имени аристократов, буддийских или синтоистских священнослужителей или высокопоставленных фигур военной администрации, которые продолжали оставаться землевладельцами, хотя пребывали далеко от этих земель".

Одна из глав посвящена архитектуре. С японским замками связано множество "сказочно-романтических" представлений, не соответствующих действительности. Поэтому эта книга очень полезна не только специалистам, но и множеству людей, увлекающихся японской культурой и традициями. Так, многие ли знают, что "стены древних замков делались только из дерева и представляли собой лишь частокол или изгородь"? Но не стоит забывать, что каждый замок - это не просто деревяшки или даже камни, а уникальная история. Например, для строительства замка Вакаяма было использовано около 1 млн камней - рекордное количество для японских замков. В замке Нагоя возвышается статуя Като Киемаса, величайшего военного эксперта своего времени. Как гласит легенда, при транспортировке больших камней для строительства замка он лично стоял на них, надзирая сверху за рабочими. Не забыты также истории о самураях, основах воинского кодекса чести и образцовых воинских добродетелях, типах мечей и способах их обнажения…

Жизнь крестьян раньше полностью зависела от сегуна. Им было запрещено касаться оружия, рис, который они выращивали, считался священным, и питались они в основном более простой пищей. "В конце периода начала Нового времени к категории отверженных относилось приблизительно 380 000 человек. Существовали две основные группы отверженных: эта (буракумин, "деревенщина" в современной Японии) и хинин (буквально "нечеловек")… в начале Нового времени власти провели между ними четкое различие: термином эта назывались те, кто являлся отверженным по рождению, к хинин относились люди, ставшие изгоями по роду своей деятельности". Они занимались профессиями, которые не входили в систему четырех сословий и поэтому считалось, занятия этих людей приносят обществу небольшую пользу. К этой категории относили не только нищих, бродяг и проституток, но уличных актеров, обитавших в злачных местах - развлекательных кварталах, в которых частенько заглядывали и представители воинской элиты и даже придворные, весело проводившие там время, позабыв на время о чопорных ритуалах и гражданском долге представителя высшего сословия.

Отечественную историю можно изучать и по художественной литературе. Совсем не обязательно это будет строго академическая история, но занимательной она наверняка окажется. А если соединить остросюжетность с достоверностью, то получится… ну, к примеру, книга Николая Свечина "Хроники сыска: Происшествия из службы сыщика Алексея Лыкова и его друзей" (Литера).

Еще сто с лишним лет назад предупреждали обывателей - когда уезжаете на лето на дачу, не обозначайте явно своего отсутствия! И тогда шниферы (грабители квартир) обойдут ваше оставленное без присмотра жилище стороной. А иначе служится происшествие: "Ограбленная квартира принадлежала отставному ротмистру Галахову и находилась во втором этаже дома графини Паниной, что на Рождественнской улице. Взлом сегодня утром обнаружил кухонный мужик и сразу сообщил в часть. Пристав отправил городового за Галаховым, который неделю назад переехал с дочерью (он был вдов) на все лето в Козино…".

Так неторопливо и обстоятельно, аккуратно погружая читателя в атмосферу дореволюционной России, автор начинает описывать различные злодейства и странные случае, которые происходили в Нижегородской губернии и в самом Нижнем Новгороде. Особо хочется отметить, что для придания "окончательной" достоверности на форзацах книги размещены старинные планы Нижнего Новгорода и окрестностей, а также карта Нижегородской губернии. Внутри книги имеются рисунки с изображением как действующих персонажей, так и казарм, окраин города и дворца вице-губернатора в кремле. Семь не повторяющихся  историй демонстрируют жизнь всех слоев крупного провинциального российского города, причем часть героев книги - это реальные исторические лица - неслучайно и само издание выпушено на месте действия этих событий, Нижнем Новгороде, о котором так с любовью написано: "Удивительной красоты место, где сливаются две великие русские реки. Громадный торг, самый большой в мире. Взгляд с Откоса на тридцать верст вдаль. Три монастыря и пятьдесят церквей. Громадные овраги, словно американские каньоны, рассекающие жилые кварталы. Дряхлый, но все еще красивый кремль, отбивший семь вражеских набегов…"

Вопрос выживания

В современной русскоязычной фантастике редко встречаются эпические саги, в которых детально описываются не похожие на Землю миры, в которых благородство (а порой - и коварство) героев фэнтези и дополняется реалиями далекого Будущего с его техночудесами.

В трилогии Сильвы Плэт "Сложенный веер" ("Парадокс Княжинского", "Королевские врата", "Пыльные углы Вселенной") (Грифон) рассказывается о мироздании, отчасти напоминающем Ле Гуиновское, но при этом - не менее самобытном (необъятность звездного мира над нами предусматривает и неисчерпаемость вариантов его отражения в фантастических романах). И этот мир погружен в не только в философские вопросы бытия, но и в проблемы конкретного выживания.

Идея именно самого "Парадокса Княжинского" довольно любопытна и вполне в духе С. Лема: "все артефакты, которые, которые любая цивилизация использует…на синхронном срезе, можно разделить на:

а) предметы, претерпевшие существенные конструктивные изменения, но не поменявшие названия…;

б) предметы, не эволюционировавшие существенно за последние сто лет, но, тем не менее, успешно находящиеся в эксплуатации…;

в) предметы, постоянно подвергающиеся модификациям, и смене названия…;

г) предметы, полностью вышедшие из обихода, украшающие музеи и пылящиеся до полного рассыпания в прах на чердаках и в чуланах…"

Итак, на одну из планет отправляется "дипломатическая миссия с военным обеспечением" - у местных благородных лордов не должно остаться никаких шансов не согласиться с решениями Звездного Совета, высшего органа конфедерации, объединяющей сотню цивилизаций…

А тут уже не до артефактов - грянула новая война миров, которая даже Уэллсу могла присниться только в страшном сне. Не марсиане к нам - с треножниками и лазерами, а земляне, причем не по своей воле и вдобавок почти с голыми руками, - туда, на Красную планету, где творятся странные и страшные дела.Об этом повествует  Максим Хорсун в книге "Ржавые земли" (Снежный Ком М). Обладатель "Бронзового кадуцея" за лучшую дебютную книгу обрушил на читателей историю того, как русский корабль вместе с матросами и мирными пассажирами провалился в складку пространства… и прямиком в марсианские пустыни. Доктор-гуманист и бомбист-убийца, благородная барышня и мало что понимающий простой люд - все они оказались там, где в любой момент с неба может хлынуть синий свет, порождающий чудовищ. Но постепенно становится ясно, что этот жутковатый мир - как бы  изначальная родина человечества. Покалеченная "богами-насекомыми", но все же… А когда кому-то из переброшенных повезет вернуться, он сам вряд ли отнесет случившееся к категории везения.

А что поменялось на самой Красной планете? "Скрытый в толще горы-пирамиды комплекс некогда принадлежал стародавним властителям Марса, ушлые боги-насекомые не преминули наложить лапу на то, что плохо лежало. Они обошлись незначительными переделками: замарали или попросту разрушили зеркала вербальной связи человеческих пращуров, наставили вдоль и поперек своего оборудования, проложили коммуникации".

А теперь о земном. В чем особенность отечественной бюрократии? Она признает только свои, лично ей узаконенные чудеса, официально именуемые преступлениями, караемые заботливо составленным УК. Итак, разговор гражданина начальника и доктора Рудина:

"Они смотрели друг на друга, и уэлссовские машинки времени бешено работали в их головах, стирали с пожилых лиц пергаментные пятна и морщины, убирали обвисшие складки кожи и синие капиллярные сетки…..

- …без небылиц, гражданин Подзаборный.

- Честь по чести? - спросил Рудин.

- Без Марса и пришельцев из Космоса, насколько я понимаю?...

…- Мне следует написать… мол, капитан И.К. Герман продал броненосец германскому императору и королю Пруссии Вильгельму Второму? Под прикрытием тумана корабль взяли на абордаж, команда не оказала сопротивления, позднее большинство членов экипажа было завербовано германской разведкой…

…- Я не стану клеветать на достойных людей, гражданин начальник.

Человек за столом поперхнулся дымом.

- Доктор! - просипел он. - Имейте же совесть! Мы же не на Марсе!"

 "Звезда надежд встает"

Когда-то давным-давно в XII-XIII веках Францией именовались лишь земли к северу от Луары - там говорили на языке "ойль", из которого впоследствии развился собственно французский язык, - а на юге процветала богатая Окситания, говорившая на языке "ок". Именно окситанская культура породила знаменитую поэзию трубадуров и возвела в ранг высшей добродетели наряду с "Pretz et Paratge" (Достоинством и Доблестью) рыцарское служение Прекрасной Даме. Там процветала веротерпимость, еврейские общины не знали притеснения, а в философских школах изучали труды "не только Аверроэса (последователя Аристотеля), но и Авиценны". Медицину преподавали и христианские, и еврейские, и арабские врачи. Лангедок считался третьим по значимости городом Европы после Рима и Венеции.

И в этой благополучной стране, лишь формально связанной вассальными узами с королем Франции, как и во всей Западной Европе, начало распространяться инакомыслие, восходившее к учению манихеев. В Окситании с ее многочисленными вольностями оно прижилось и укрепилось. На севере немногочисленных катаров жгли на кострах, а на юге они свободно проповедовали существование двух Богов (злого и доброго) и переселение душ, отвергали пышную римскую обрядность ради благородной скромности и даже возводили женщин в священный сан. Ряды сторонников этого учения множились во всех сословиях.

Но дело кончилось плохо. В 1208 году папа Иннокентий III призвал баронов и простолюдинов в крестовый поход против еретиков-катаров (иначе именуемых альбигойцами), а на следующий год армия во главе с папским легатом Арно Амори обрушилась на Окситанию. Именно с тех пор пошла гулять по свету зловещая пословица: "Убивайте всех подряд, Господь разберется", - так ответил Амори на вопрос, как отличить еретика от католика. Только что изданная в серии "Литературные памятники", впервые полностью переведенная на русский язык "Песнь о крестовом походе против альбигойцев" (Ладомир, Наука) - единственный образец староокситанской литературы, объединивший в себе историческое повествование и эпос. Начатая около 1214 года клириком Гильемом из Туделы, в 1228 году поэма была продолжена неизвестным поэтом, состоявшим в свите Раймона VII, последнего графа Тулузского. Получилось парадоксальное и оттого невероятно выразительное произведение. Вдохновленный описаниями заморских крестовых походов, Гильем создал поэтическую хронику альбигойской войны, воспев воинство, отважно разящее еретиков. А тот, кто заканчивал это сочинение, отобразил трагическое столкновение идеалов рыцарства выработанных окситанским обществом, с жестокостью и вероломством крестоносцев:

"Ужель навеки грозный враг у стен Тулузы встал?

Пора достоинство и честь поднять на пьедестал!"

Вот ночь, их пыл не охладив, легла на лес и дол,

Когда ж под солнечным лучом весь Божий мир расцвел,

Вильмюр, чей воинский талант достоин всех похвал,

По всей Тулузе кинул клич, к оружью всех призвал.

И страх в сердцах у горожан своё гнездо не свил…"

Издание снабжено научными статьями, сопоставительной хронологией исторических событий и подробными примечаниями.

Впрочем, столкновение прекрасных идеалов с жестокой действительностью никак нельзя назвать привилегией литпамятников. Современность более чем щедра на подобные сюжеты, и новый роман Фэнни Флэгг "Я всё еще мечтаю о тебе…" (Фантом Пресс) тому подтверждение… Доведенная до отчаяния хронической необходимостью излучать позитив Мэгги, агент по продаже недвижимости, впадает в депрессию и готовится покончить с собой, аккуратно доделав все дела и оплатив счета. "Про нее никто не посмеет сказать, что бывшая Мисс Алабама была паразиткой". У последней черты Мэгги еще и размышляет, что "сэкономит государству кучу денег, что идут на социальные нужды недееспособных граждан; истратит меньше кислорода, газа, воды, еды, пластиковой и бумажной продукции; и в мусор попадет меньше кофейной гущи…". Что же довело до такого состояния неглупую, ответственную, добрую и порядочную женщину? В бизнесе торжествуют моральные уроды, христианские ценности и протестантская этика забыты, старинные дома сносят ради постройки типовых вилл, и даже Голливуд прекратил снимать "кино о хороших людях". Любимый мужчина когда-то женился на другой - по расчету и настоянию своих родителей… В общем, вполне реалистичная, и типичная для романов Флэгг пелена бытовых неурядиц, служебных проблем и несбывшихся надежд. Пока Мэгги пишет прощальное письмо, ее пухленькая напарница тайком от родной сестры-медика и куратора-диетолога поедает горы мороженого и пончиков.

"Разумеется, гораздо удобнее было бы расстегнуть молнию на черепе, вынуть мозг, сунуть его под воду и просто-напросто смыть в канализацию все сожаления, обиды и оскорбления, а затем начать всё заново". Но до такого уровня современные технологии еще не доросли. Приходится уповать на старые добрые методы вроде счастливой монетки: "Сохрани этот пенни, и гарантирую тебе, что когда-нибудь, когда ты этого меньше всего ждешь, случится что-нибудь хорошее". И оно таки случается.