Поделиться
Первый победитель Конкурса Чайковского, чье имя стало одной из легенд ХХ века и с благоговением произносится как профессионалами, так и дилетантами, пианист Ван Клиберн встретился с прессой.
Ван Клиберн - почетный председатель фортепианного жюри Конкурса Чайковского и прибыл к III туру состязания, когда основная борьба уже осталась позади и вероятность откровений в финале сведена к минимуму.
Брифинг прошел в ностальгических тонах - разговорах о музыке и гениях прошлого. В самом начале Клиберну от Дома-музея Чайковского в Клину были вручены подарки, растрогавшие его до слез. Во-первых, это факсимиле рукописи Шестой симфонии Чайковского. Главным сюрпризом стали отсканированные письма на имя Вана Клиберна, приходившие в оргкомитет первого конкурса, не переданные музыканту и попавшие в архив музея. Среди них - письмо Шостаковича в отдел международных конкурсов с просьбой передать корреспонденцию адресату.
Глядя на такой подарок, музыкант вспомнил, как после судьбоносного конкурса он играл в доме-музее на рояле Чайковского, как ему было страшно и как он молился Богу, чтобы не ошибиться.
Вообще, к России у Вана Клиберна особое отношение. "До конца жизни я люблю Россию", - сказал он на русском почти без акцента.
- С того момента, как 26 марта 1958 года я сошел с самолета в Москве, я почувствовал эту удивительную ауру любви к музыке и той доброты, которая окружала меня с тех пор. С того момента, как я вышел в зал, я почувствовал все эти настроения в публике, и они стали для меня огромной поддержкой и утешением. Россия дала мне много, она дала мне имя.
- Когда я вчера вошел в зал, меня просто захлестнули воспоминания и. конечно же, о том, как я впервые в жизни вышел на эту сцену. Для меня Большой зал консерватории - святое место в музыкальном мире и в мире вообще. Тогда я не мог не думать о великих людях, которые входили на эту цену до меня и творили в этих стенах, не мог не вспомнить Сергея Танеева, Антона Рубинштейна и всю великую музыку, которая была создана в России. Я сказал вчера своему большому другу Ричарду Родзинскому: "В этом зале каждый человек по-настоящему знает музыку". И это свидетельствует о внутренней силе русских людей. Россия - великая страна, здесь все знают и любят музыку - от водителя такси до рабочего у станка. И меня всегда потрясало и это удивительное знание и умение чувствовать музыку, и сама великая культура, с которой я сопричастен.
Российская газета: Среди молодых музыкантов вам больше нравятся глубокие и тонкие интерпретаторы или любители ярких трактовок, может, даже с элементами подобия "шоу" на классическом концерте?
Ван Клиберн: Я никогда не считал, что великая классическая музыка имеет что-то общее с шоу-бизнесом. Кода я сам обращаюсь к какому-то великому музыкальному произведению - притом неважно, миниатюре или крупной форме - я прежде всего чувствую огромную ответственность по отношению к его создателю. Я всегда верил, что единственное, что должен делать исполнитель, это как можно более верно, честно, правильно и правдиво интерпретировать сочинение. В этом заключается долг интерпретатора. Можно сказать, что каждый исполнитель - это слуга музыки. Его обязанность - донести до каждого слушателя на самом дальнем ряду понимание произведения - свое и композитора. Поэтому шоу-бизнес здесь ни при чем: для меня звезда - это композитор. А сам я только свидетельство того, что сделал композитор, и мое призвание - донести его мысли до публики.
Разговор на брифинге зашел о молодых конкурсантах, которые перед своим выступлением проводят час за сценой, чрезвычайно волнуясь. Журналисты обратились к опытному Вану Клиберну за советом для молодых музыкантов - как успокоить себя?
- Если кто-нибудь найдет способ поводить этот час менее нервно, позвоните мне, пожалуйста, - удивил всех пианист.
Как выяснилось, Клиберн очень любит оперу, и это едва не изменило его карьеру:
- Главный инструмент для меня - человеческий голос. И именно у пения музыканты-инструменталисты учатся тому, как дышать, как выражать свои чувства. Я очень сильно люблю оперу.
Когда-то я сам мечтал быть певцом. С 8 до 11 лет у меня даже была небольшая певческая карьера мальчика-сопрано. Я пел в хоре, моя мама-музыкант тоже занималась вокалом и хотела, чтобы я продолжал петь. В 12 лет я сообщил о своих намерениях отцу, сказал, что мечтаю быть бас-баритоном в Metropolitan Opera и выступать в замечательных оперных партиях. Но папа заметил, что у мальчиков может случиться самая неожиданная мутация голоса и я могу не стать бас-баритоном. Он посоветовал тогда - лучше занимайся тем, в чем ты уверен, а у тебя это фортепиано.