Поделиться
Пробиться в берлинские клиники с пациентами, страдающими заболеваниями EHEC и HUS, той самой кишечной инфекцией, тяжелее, чем взять Бастилию.
Три дня понадобилось корреспонденту "РГ", чтобы получить разрешение на посещение самой крупной больницы в Европе - берлинской университетской клиники "Шарите".
Руководительница отдела по связи со СМИ университетской клиники "Шарите" Штефани Винде будто на баррикадах стояла, защищая больницу и пациентов от прессы. По ее словам, уже утолен общественный голод на информацию об этих болезнях. А врачам, мол, работать надо. После таких отговорок ваш корреспондент решила напрямую обратиться к медикам
В нефрологической клинике больницы "Шарите" вежливая секретарь посоветовала мне заручиться поддержкой главного директора. После ряда электронных посланий раздался звонок.
- Здравствуйте, это профессор Ноймайер, директор нефрологической клиники, вы хотели прийти к нам?
Не веря своему счастью, тут же сорвалась с места. Ведь мне позвонил сам профессор Ханс-Х. Ноймайер - корифей с международным именем!
Профессор, наливая чай, рассказывает, что в Берлине вовсе не так много пациентов. В основном больные лежат в Гамбурге и Киле, потому что именно там очаг инфекционного заболевания. Случаев заражения кишечной палочкой EHEC в Берлине - 48, 15 больных HUS. Почему данные клиники разнятся с официальными? Считают по-разному. Кто-то посчитал пациентов два раза, а кто-то забыл, что уже некоторые были отправлены по месту жительства. Общая неразбериха и недостаток координации в ведомствах.
Тяжелые пациенты в клинике тоже есть. Кому-то повезло, а кому-то нет. Все зависит от иммунной системы человека. Бактерии лопаются и пробивают стенки кишечника, потому попадают в другие органы - почки, мозг. Умирают люди от перитонита, отказа почек и нервной системы, в общем, от сепсиса - заражения крови. Летальный исход был в основном у пациентов, кому за 60 лет, хотя и молодые умирали. Всего 29 смертных случаев на шестьсот больных. Около пяти процентов. Не так уж много для эпидемии. Однако в "Шарите" всех спасли.
В почках, объясняет профессор, очень маленькие сосуды, хотя этот орган фильтрует 180 литров крови в день. Получается, что он не справляется с ядовитыми бактериями. Приходится разжижать кровь, очищать и заменять.
- Давайте я покажу вам, как это делается, - предлагает профессор.
Мы идем по тихим просторным коридорам замершей клиники. Везде - стерильная чистота. Пол просто блестит. Вокруг - ни души. Перед лифтом профессор высоко поднимает руку с карточкой. Лифт реагирует.
- Это для того, чтобы тяжелых пациентов удобнее вкатывать можно было. Инфракрасный чип вставлен в кровати, и вот этот глазок в потолке реагирует на него. И лифт сам приходит и открывается.
В отделении диализа - три пациента. Как раз им проводят промывание почек. На приборах, как бобины старого магнитофона, круглые пластины. Узнав, кто я такая и зачем пришла, пациенты смеются: "Мы салат не едим!"
Оказывается, есть больным HUS можно все, лучше в протертом виде, избегать надо жирного и копченостей, как при обычной почечной недостаточности. Еду в палаты приносят три раза в день на специальных закрытых пластиковых подносах. Вся посуда тщательно дезинфицируется при высоких температурах.
Профессор показывает пустые койки, задернутые прозрачной клеенкой. Места еще есть. В нормальной ситуации требуется один врач для проведения диализа у 30 пациентов. В большой клинике хватит трех врачей в день. Со своими пациентами "Шарите" справлялась без проблем. А вот в клинике района Эппендорф в Гамбурге были и очереди. Приходилось и по сорок пациентов друг за другом одной машиной чистить. Клиника профессора Ноймайера была готова людей из Гамбурга принять, но никто не согласился. Люди предпочли хоть в тесноте, но около дома родного лечиться - рядом ведь родные и близкие.
- Хотите посмотреть на интенсивную пациентку? У нас таких четыре было, троих мы вылечили и домой отправили.
В коридорах пусто и гулко. Ни одного больного не видно. Всем в палатах выходить запрещено, заболевание заразное. Единственные живые существа - рыбки в большом аквариуме. Вдруг раздается громкий смех. Выходят три молодых человека и девушка в футболках и шортах с магазинными пакетами.
- Вы на барбекю собрались? - спрашивает профессор.
- Да, - белозубо улыбается девушка.
- Это наши молодые врачи-практиканты, у них рабочий день закончился, - ухмыляется про себя профессор и ведет меня дальше по коридору. Открывает дверь:
- Вот посмотрите, сколько у нас врачей, и расскажите там всем, чтобы панику не сеяли.
В небольшой комнате восемь молодых мужчин в белых халатах - сидят перед компьютерами с историями болезни, медицинскими справочниками. Один рассказывает, что тоже хотел в Гамбург поехать, ведь интересно, когда много больных, своего рода вызов. Но его не приняли. Своих медиков достаточно. Да и здесь его помощь понадобилась.
Профессор Ноймайер подводит меня к герметично закрытой двери, достает ключ. Мы входим в отделение реанимации, где лежат тяжелые больные. Вокруг - ни души. За стеклянным стеклом будто комната небольшая. Черноволосая молодая медсестра в синей больничной одежде - рубашке и брюках - приветливо и весело здоровается с профессором. Не боится ли она работать с заразными пациентами? Смеется, ерунда, мол, надо просто дезинфекцию проводить, а этому их учили.
Двери двух палат открыты. Там лежат незаразные пациенты. В одной врачи и медсестры проводят эндоскопию, в другой идет перевязка. Останавливаемся перед деревянной дверью с надписью: "Стоп, шлюз перед инфекционной палатой! Входить только в специальной одежде! Закрывать дверь!"
Профессор держит перед замком карточку-ключ. Входим в узкий маленький коридорчик. Затем - другая дверь со стеклом. Все герметично закрыто. Палата просторная, на одного человека. В середине на приподнятой кровати сидит больная HUS, женщина средних лет. На небольшом расстоянии от нее стоит человек с защитной маской в зеленом халате и шапочке. Вокруг - множество капельниц и мониторов. Вид у пациентки вполне умиротворенный. На боковом столике стоит поднос с едой. Женщина и мужчина удивленно, но приветливо смотрят на нас.
- Сейчас пациентка обедает, - поясняет профессор.
- А кто же этот человек? - спрашиваю.
- Это ее муж.
- Разве сейчас время посещения?
- У нас даже в реанимации время посещения не ограничено. Пусть он ее хоть ночью навещает. Ей хорошо и надежно, когда муж рядом. А если нашим пациентам хорошо, значит, они выздоровеют. Главное - не иметь телесного контакта и тщательно мыть руки антисептическим раствором после посещения палаты.
- А почек достаточно в Германии?
- Сейчас на очереди стоят восемь тысяч человек. Из-за гемолитико-уремического синдрома около ста человек прибавилось. Вот если кто-то из родственников поможет и свою почку отдаст, как бывший министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер своей жене помог, тогда проблемы не будет.
Профессор помахал рукой пациентке, и мы вышли из шлюза. Дверь за нами автоматически захлопнулась.
Профессор показывает мне графики: столбик заболеваний 11 июня такой же невысокий, как в начале эпидемии 20 мая. Прощаемся перед выходом. У профессора настроение выходного дня.
Вернувшись на рабочее место, нахожу в электронной почте письмо от фрау Винде. Она узнала о моей самодеятельности и запрещает посещать клинику без ее разрешения.