Поделиться
Хотя юношеской опере Сергея Прокофьева в скором времени сто лет, она все еще числится по разряду современной музыки.
Сам факт постановки остроумных и дерзких "Апельсинов" на сцене Екатеринбургского театра оперы и балета можно считать революционным. Когда-то здесь много работали с современными композиторами, впервые осуществляя новейшие опусы или полузабытые шедевры, но последние полтора десятка лет музыка прошлого века, не говоря уже о нынешнем, здесь не звучит. Инициатива обратиться к прокофьевской партитуре и срифмовать апрельскую премьеру со 120-летием композитора принадлежит Павлу Клиничеву, с этого сезона главному дирижеру театра.
Начало спектакля вызывает бурную реакцию зала: перед занавесом выходит актер во фраке и объявляет о замене спектакля (по причине болезни исполнителя!) на концерт. Солист оперы поет Канцонетту Дон-Жуана, а в зрительном зале разгорается скандал, спровоцированный "подсадными утками" - артистами хора, одетыми в вечерние наряды. После препирательств с дирижером и хлопанья дверьми начинается собственно сама опера, и те же "зрительские массы" прямо в зале активно выясняют, каким быть представлению. Интерактив продолжается: вышедших на сцену обычных людей на глазах у всех гримируют и приодевают. В ход идут красные носы, нелепые парики, и вот уже бывшие "зрители" оказываются в роли главных персонажей. Постановщик спектакля, он же художник Уве Шварц распоряжается щедрым бюджетом на полную катушку, и сцена изобилует постановочными трюками, словно цирковое ревю. Переливающийся всеми цветами радуги спектакль напичкан образами масскульта, теле-шоу и мыльных опер. Более глубоких содержательных пластов в спектакле искать не приходится, и о том, что в прокофьевской опере существует как минимум тройная оптика взглядов на театр, никто не задумывается. А ведь фьяба Гоцци пародирует штампы Гольдони, сценарий Мейерхольда, положенный в основу либретто, мечет стрелы в сторону замшелого театра, а молодой бунтарь Прокофьев наделяет все это разнообразием музыкальных красок и непобедимой витальностью. По его версии, лекарств от ипохондрии собственно два: настоящее искусство и настоящая любовь. Но именно это и остается за кадром.
Музыкальная часть, за которую отвечает дирижер Павел Клиничев, оказывается более художественной. Певцы после ряда постановок в стиле музейной классики с удовольствием окунулись в новую для себя стихию, непривычную стилистику. Несомненное открытие - звонкий тенор дебютанта Евгения Крюкова (Принц). Оркестр играет с явным воодушевлением, иногда, правда, заглушая певцов, но в целом соответствуя духу прокофьевской искрометности. Особенно дирижеру удались бодрые шествия (включая знаменитый марш) и летящие скерцозные эпизоды. Сложнее с лирикой. Ее и у режиссера нет в принципе, и оркестру мощи струнных не хватает. Неплохо, в том числе и дикционно звучит хор, ансамбль Чудаков - так просто замечателен (хормейстер Эльвира Гайфуллина).
Как известно, персонажи Пролога оперы расходятся во мнении, каким быть театру: Трагики требуют "высоких трагедий и мировых проблем", Комикам подавай "бодрящего смеха", Лирики грезят о "романтической любви и нежных поцелуях". Но есть еще одна категория зрителей, названная Прокофьевым Пустоголовыми. Так вот они желают "фарсов, ерунды, двусмысленных острот". И вы скажете, что их требования не выполнены?