Поделиться
В специальном телеобращении к народу президент Сирии Башар Асад обвинил иностранные силы в волнениях, которые прокатились по югу страны.
Глава государства обещал провести ряд реформ, но не назвал сроков предстоящих преобразований. О том, возможно ли в Сирии повторение ливийских событий, "РГ" беседует с бывшим послом России в Сирии (1988-1994 годы) Александром Зотовым.
Российская газета: Почему убийство участников демонстраций в Сирии не получили столь же резкой оценки со стороны мирового сообщества, как это произошло в той же Ливии?
Александр Зотов: Волнения в Сирии все же носили достаточно локальный характер по сравнению с ливийскими. Кстати, то, что происходит в Йемене, Бахрейне и ряде других арабских стран, тоже не всегда получает оценку со стороны мировой общественности.
РГ: Но как вообще эти события стали возможными?
Зотов: Башар Асад правит уже больше десяти лет. Но нынешний режим устанавливал не он. Башар - продолжатель политики своего отца Хафеза - уважаемого в арабском мире человека. Нынешний президент Сирии делал намеки, что надо реформировать и модернизировать страну. Но никаких реальных шагов практически не предпринимал.
Я могу привести собственный пример. После отъезда из Сирии я долгое время находился за пределами этой страны. Обратно попал в Сирию только лет через десять. Но кроме телевизионных тарелок, которые раньше были запрещены, а теперь появились в большом количестве, все осталось на своих местах. Это вроде приятно: вернулся и все то же самое. Но за десять лет в нашем бурном мире меняется очень многое. А в Сирии налицо были все признаки стагнации.
РГ: Почему страна не развивалась?
Зотов: Хафез Асад и его преемник Башар делали акцент на стабильности страны. Потому что после того, как Сирия обрела независимость в день эвакуации французских войск, в ней сразу произошла целая серия переворотов. Имен тех вождей не помнят даже среднеобразованные сирийцы. Это было очень тяжелое, неприятное время, тормозившее развитие сирийского общества.
Турбулентный период закончился с приходом к власти баасистов. У них была популярная по тем временам теория, что арабский мир должен освободиться через объединение и ориентироваться на социализм, как они его понимали. Единство, свобода и социализм - вот три лозунга баасизма.
РГ: Стабильность в течение сорока лет привела к стагнации?
Зотов: Да. Она выражалась в том, что не было простора для независимой активности. Все-таки сирийцы - наследники финикийских традиций. Они хорошие торговцы. Сирийцы, опираясь на свои промыслы, стремление к деловой деятельности, имели очень большие шансы быстро развиваться. Особенно на том этапе, когда помощь Сирии оказывал СССР. Мы им построили уникальные электростанции, много строили железных дорог. Одновременно был сделан серьезный рывок в образовании. Сейчас в Сирии практически невозможно встретить неграмотных людей. Все окончили школу.
В стране подросло новое поколение. Ему стало совсем тесно в условиях многочисленных запретов. Молодые люди оглядываются вокруг и задают вопросы: почему такое неравенство, почему при внешних признаках демократических институтов власть является жесткой диктатурой.
Хотя в Сирии как таковой диктатуры нет. Довольно трудно применить слово "диктатор" к Хафезу Асаду. Он был слишком для этого умен. Тем не менее власть была жестко сконцентрирована вокруг него, его семьи и военной верхушки.
Однажды в разговоре с ним я спросил: "Зачем "мурыжить" в тюрьме оппозиционеров? Надо их отпустить". И этот мудрый, милый, хорошо относящийся ко мне человек вдруг переменился в лице. Тут я понял, что натыкаюсь на тяжелое сопротивление, и эти вещи для него имеют принципиальное значение. Восприятия оппозиции как нормального общественного явления, стимулирующего развитие, нет практически нигде на арабском Востоке.
РГ: Что изменилось после прихода к власти Башара Асада?
Зотов: Он возглавил страну, можно сказать, случайно. Наследником у Хафеза должен был стать его старший сын Басель. Тот был боевым офицером, участвовал в конных соревнованиях на Пансредиземноморских играх. Этот человек олицетворял лучшие качества сирийцев - боевой офицер, танкист, конник. Басель был сильной, властной личностью. А в обществах, где нет структурированного института саморазвития, перемены требуют именно властных личностей. Но Басель трагически погиб: разбился на машине. И, видимо, властная верхушка пришла к выводу, что наилучшим вариантом в интересах сохранения стабильности станет продолжение правления семьи Асада.
Башара назначили президентом чуть ли не насильно. Он считался человеком мягким, не рвущимся к власти. Он долгое время учился в Лондоне на врача-офтальмолога и готовился к медицинской карьере то ли там, то ли в Сирии. Когда он возглавил страну, все рассчитывали на какие-то изменения.
РГ: Кто все же стоит за оппозиционными выступлениями в Сирии?
Зотов: Недовольная молодежь. Я не думаю, что это столкновения на религиозной почве. Все-таки Асад понимал, что он должен быть примерным мусульманином: ведь в старые времена алавитов за мусульман не считали. На расколе между алавитами и суннитским большинством пытались играть французы и израильтяне. Но все сирийцы знали, что Хафез настроен выглядеть истинным мусульманином. При нем говорить об отличиях между суннитами и алавитами было просто невозможно. Это его бесило.
РГ: То есть религиозной войны ожидать не следует?
Зотов: Отец Башара Хафез в 1982 году подавил вооруженный мятеж "Братьев-мусульман". Это было разовое жестокое мероприятие, которое быстро забылось на фоне израильской агрессии в Ливане. Хотя после действий Хафеза очень сильно пострадал древний город Хама. Зато таким образом ему удалось расправиться с той частью радикальных исламистов, которые представляли реальную угрозу.
Идея сплотить сирийское общество была у Хафеза одной из доминирующих. И во многом ему это удалось. Там действительно сосуществуют представители разных религий: шииты, друзы, алавиты, христиане, бедуины. Но я не думаю, что Сирия сейчас подвержена какому-то расколу. Принцип, что не надо раскачивать лодку, потому что есть угроза того, что на различиях сыграют иностранные силы, это уже старая песня, но для сирийцев она актуальна до сих пор.
РГ: А почему тогда выступления начались именно на юге Сирии?
Зотов: По моему личному впечатлению, Дераа просто уделялось мало внимания. По крайней мере в мои времена было именно так. Этот район отстает от внутренних, где есть возможности для создания производств и рабочих мест. То есть даже на фоне стагнирующей Сирии этот регион был наиболее застойным. К тому же, из-за возвышенности здесь довольно суровый климат, холодные зимы, полугорная каменистая местность, черные базальтовые скалы...
РГ: Насколько Асад сейчас контролирует ситуацию?
Зотов: После довольно локальных событий в Дераа и Латакии говорить, что протестное движение охватило Сирию, нельзя. Сами сирийцы очень боятся втянуться в неуправляемые процессы. Сирийцы долго не могли выпутаться из ливанской кампании, а Башар нашел в себе силы на окончательное решение по выводу войск. Что он предпримет сейчас, сказать трудно.
РГ: Насколько Башар пользуется поддержкой армии? Может ли она восстать против него?
Зотов: В Сирии всегда очень много внимания уделяли качеству офицерского состава. Поскольку единственная возможность создать угрозу режиму - это армейское выступление. Сирийская армия встроена в элиту. Маловероятно, что она пойдет против Асада. Никакая уличная демонстрация здесь не сработает.
РГ: То есть обещания реформ хватит для успокоения сирийцев?
Зотов: Зная склад их характера, предполагаю, что они сейчас затаятся. Они понимают, что если бы Башар пошел на уступки, это означало бы, что он испугался небольшой толпы в далекой Дераа. По его мнению, отставка правительства - это уже мощный шаг.
РГ: Бен Али и Мубарак тоже так думали.
Зотов: Асад же не говорит, что не собирается ничего менять. Будет думать, привносить новые элементы. Это такой сирийский стиль. Они никуда не спешат, все потихоньку.
РГ: Как, по-вашему, будут развиваться события?
Зотов: Гражданская война в Сирии маловероятна. Там нет нефтяного пирога, который надо делить. Есть недовольные, но они вряд ли возьмутся за оружие. Ненависти ни к Башару, ни тем более к его отцу нет. Имя Хафеза всегда будет символом возрождения страны. Сирийцы смотрят на то, что стало с Ираком, с этой самой перспективной в арабском мире страной, и молятся, чтобы с ними такого не произошло.